Примула. Виктория - Фаина Гримберг

Но, может быть, письма графа Игнатьева не показывают всё же должной картины? Что ж, попробуем обратиться к другому тексту, к другим, опять же, письмам. На этот раз пусть говорят с нами «Письма из Болгарии », написанные в 1877 году известным русским медиком Сергеем Петровичем Боткиным...

«10-го июля

...Наконец встретили и нашу роту солдат, и наших конвойных, которых утром отправили на розыски турок, показавшихся будто бы вёрстах в восьми от Белой. Оказалось, что это была турецкая семья, бежавшая отсюда же; она скрывалась в лесу, сколько от русских, столько же от болгар; семью эту привели, и я её сегодня видел — это два старика и две женщины с ребёнком; их держат под караулом, чтобы оберегать от болгар. Не знаю, что будет дальше, но до сих пор болгары не выдерживают моей симпатии: что за глупые физиономии с черепами редькой кверху!..

12-го июля

...после завтрака явилась у некоторых мысль сделать прогулку верхом; предложили и мне; меня соблазнило предложение потому, что собирались ехать смотреть турецкий табор, который на днях подъехал к нашим аванпостам в Белой с прокламацией русского царя в руках на турецком языке; в прокламации давалось обещание не трогать мирных жителей и давался им совет не покидать их жилищ; сорок семейств, обитавших одну из соседних деревень, оставили своё место и ушли вместе с турецким войском, взяв весь свой скарб и свой скот; теперь же приходит и почти проходит время уборки хлеба. Болгары, пользуясь отсутствием турок, начали убирать хлеб и с их полей, и, конечно, с тем, чтобы воспользоваться чужим добром, а теперь и явились настоящие хозяева. Пока разбирается дело, весь этот табор поместили за мостом под караулом; турки отлично разместили свой обоз, из которого образовали нечто вроде стены. Около большого круга посредством циновок и соломы закрыли бока нижних частей своих повозок и поместились там вместе с своими жёнами в покрывалах, детьми, собаками; скот их пасётся поблизости. Когда мы приехали, то все мужчины, обитатели табора, высыпали к нам, и я любовался их типами. Насколько болгары имеют вид тупой, заспанный, настолько турки имеют вид интеллигентный, бодрый, гордый; лица их чрезвычайно живописны, особенно у стариков, с седыми бородами, в белах чалмах. Меня особенно удивило встретить у турок синие глаза, что очень красиво при чёрных волосах...

16-го июля

...— Что лошадей-то, чай, у турок взял? — спрашиваю я; не понимает: — Турецкие лошади? — А не, не — мои! — Я же уверен, что краденые лошади. Во время разговора болгарин торопился закрыть свои ворота, вероятно, думал, что братья-славяне у него что-нибудь оттягают. Какие физиономии у болгарских крестьян, с восточной апатичностью, с рабской тупостью выплывающие подле своих огромных возов хлеба на телеге, которую с трудом тащит пара волов!.. «Здравствуй, добрый вечер!» — говорят они, прикладывая руку к шляпе и не изменяя при этом своей физиономии. А попроси у него солдатик вина или хлеба, так один ответ: — «нема!» Нет, не за этих людей проливаем мы кровь, а за будущих, за правнуков теперешних. Мы трудимся за идею христианства. Посмотрю, что будет дальше; своими же глазами я мог видеть только то, что турки угнетали культуру этих несчастных полудиких людей, мозги которых, очевидно, целые века не всеми своими частями работали равномерно. Восторг, с которым якобы встречают болгары русских, существует больше на бумаге корреспондентов; я не вижу нисколько этого восторга; мне даже кажется, что эти якобы восторженные встречи при наших въездах — искусственно подготовлены. Идя как-то по большой улице селения, мы завернули раз в маленький переулок, думая выбраться из деревни на гору; навстречу — девочка лет 13-ти, с вёдрами на плечах, очень хорошенькая собой, тоже с голубыми глазами, черноволосая, с тонкими перехватами в сочленениях рук и ступней; увидев нас, она что-то залепетала и побежала назад. Оказалось, что это был не переулок, а улица непроходная, оканчивавшаяся забором и воротами болгарского домика; девочка встала у ворот; лицо её было испуганно, озлоблено; она, как собака, начала на нас лаять, и мы с трудом могли только понять, что матери дома нет и чтобы мы убирались. Доверия, как видно, нет. Не нужно думать, чтобы наши солдатики держали себя очень распущенно; конечно, они стянут какого-нибудь гуся, курицу, баранишка, но это все одиночные случаи, да и живность-то эта здесь ни почём — очень её много: значит, не много воровали, несмотря на то, что сотни тысяч войск здесь прошли. Нет, народ не симпатичный!..

1-го сентября

Л. вздумал было забраться на левый фланг к Скобелеву и вздумал поучать, не зная совсем местности целой части левого фланга; тогда Скобелев предложил ему съездить вместе на позицию и крикнул подать лошадей генералу и свой значок. Л. отказался под предлогом, что ему надо спешить на правый фланг. Кровь русского солдата не дорога этим легкомысленным героям; один их расстреливает и увечит, другой морит их голодом, и все вместе очевидно морочат...

3-го сентября

Сегодня я прошёлся по деревне, которая буквально запружена скирдами хлеба. Замечательно, что этот факт повторялся во все наши многочисленные турецкие войны; русские ни разу не сумели воспользоваться богатствами Болгарии; скот, сено, хлеб обыкновенно для нас пропадали; нынешний раз мы были, кажется, счастливее относительно скота: его редко не хватает и нередко он даже в избытке, конечно, по временам, когда отобьют какой-нибудь скот у турок, и когда одна рота делает подарок другой в виде нескольких волов или баранов. Без сомнения, не одному турецкому скоту достаётся от наших солдатиков, — очевидно, и болгарский скот обзывается иногда турецким и таскается. Нам раз пришлось видеть презабавную картину, как под вечер целая масса болгар, женщин и мужчин, опрометью бежала по полю; мы долго не понимали причину этого проявления жизни в этом мало подвижном народе — и что же видим: вдали — пара овец, а в сторонке трое солдатиков, пробирающихся к стаду...

4-го ноября

...Эти славяне нас совсем не понимают, так же как и мы их; без всякого сомнения, их симпатии должны быть гораздо сильнее к туркам, которых они понимают, с которыми могут говорить. Через братушек турки всё знают о нас; а нам ничего не известно о турках. Какое абсолютное было незнание той страны, в которой мы теперь гноимся! И. говорил на той стороне Дуная: «Дайте нам только перейти Дунай, и все болгары подымутся!» Вот, мы перешли Дунай — болгары грабили турок, но не поднялись за нас; болгарская дружина, сформированная ещё в Кишинёве, росла не блистательно в своём количестве; на этой стороне Дуная, кажется, их всего 12 тысяч, между которыми, кажется, все кадры русские; да если бы она исключительно была болгарская — неужели же только 12 тысяч и может дать эта страна? Ничего в жизни не видел менее приветливого в манере себя держать, как держат себя эти люди; никогда улыбки, всегда смотрят волком...»

Собственно, к письмам Игнатьева письма Боткина мало что прибавляют. Даже русские интеллектуалы не имеют понятия о болгарах, об их языке и культуре. Мародёрство и туркофобия являются нормой. Идеология русской армии — средневековая идеология крестового похода на ислам. И, наконец, реальные очевидцы и участники войны не находят ни малейших реальных следов угнетения болгар турками; нет ни бедности, ни притеснений, ни казней, ни детоубийства, ни насилия над женщинами. Ничего подобного нет! И — самое, пожалуй, важное! — ни Игнатьев, ни Боткин не находятся в оппозиции официальной политике царского правительства по так называемому Восточному вопросу. И Игнатьев, и Боткин изначально настроены туркофобски и антиисламски. Вероятно, именно поэтому их мнение о войне особенно любопытно!.. И, разумеется, любопытно, что всякая попытка «иноверных», будь то балканские турки или население Кавказа, защитить себя от разбойного натиска русской армии, воспринимается почти автоматически как проявление пресловутого «исламского фанатизма»...

Достоевский в уже известном нам «Дневнике писателя» не мог не отреагировать на доходившие всё-таки реальные известия с театра военных действий...

«...Ещё до объявления войны я, помню, читал в самых серьёзнейших из наших газет, при расчёте о шансах войны и необходимо предстоящих издержек, что, конечно, «вступив в Болгарию, нам придётся кормить не только нашу армию, но и болгарское население, умирающее с голоду». Я это сам читал и могу указать, где читал, и вот, после такого-то понятия о болгарах, об этих угнетённых, измученных, за которых мы пришли с берегов Финского залива и всех русских рек отдавать свою кровь, — вдруг мы увидели прелестные болгарские домики, кругом них садики, цветы, плоды, скот, обработанную землю, родящую чуть ли не сторицею, и, в довершение всего, по три православных церкви на одну мечеть, — это за веру-то угнетённых! «Да как они смеют!» — загорелось мгновенно в обиженных сердцах иных освободителей, и кровь обиды залила их щёки. «И к тому же мы их спасать пришли, стало быть, они бы должны почти на коленках встречать. Но они не стоят на коленках, они косятся, даже как будто и не рады нам! Это нам-то! Хлеб-соль выносят, это правда, но косятся, косятся!..»