Восхождение Мрака - Тальяна Орлова

– Нет. – Он приподнял обе руки. – Ритуал ведь сразу не сработал.

Мне каждый следующий шаг давался все проще – без невидимого пузыря все существование окрасилось новыми цветами. И потому я едва сдерживала беспричинный смех:

– То есть я иду за тобой по своей воле?

– Как и всегда прежде.

Подниматься на скалу стало весьма сложным испытанием. Совсем дряхлым старикам приходилось помогать. Но зато когда мы достигли вершины, перед нами раскинулась цветущая долина небывалых размеров. Вот только весь воздух кишел золотистыми крылышками. Тысячи голосов разом заохали от болезненных укусов.

Нас встретил человек. Он каким-то образом заставил всех бабочек взметнуться вверх, и они перестали на нас нападать. Я разглядывала его по мере приближения. Очень и очень древний старик – таких развалин я еще не встречала. У него отсутствовала левая рука – пустой рукав болтался на ветру. И, видимо, была какая-то проблема с ногами, раз он не наступал на них, а парил в воздухе. Морщинистое лицо рассекал уродливый шрам. Но все эти недостатки показались ерундой в сравнении с его ликом в форме золотого феникса, расправившим крылья на полнеба.

– Добро пожаловать в Медовую Пустошь! – поприветствовал он добродушно, а его голос каким-то колдовством разнесся на всю округу и достиг каждого уха.

Я хотела остановиться перед ним и поклониться в порыве благодарности – этот орден не только спас нас, но еще и готов принять десятки тысяч темных без каких-либо условий. Но Арай, поравнявшись с ним, вдруг сказал несвойственную ему грубость:

– Да пошел ты, Рейн. Так неприятно чувствовать себя твоей марионеткой.

Старик широко улыбнулся, хотя улыбка из-за шрама получилась почти устрашающей, и мягким голосом ответил:

– Арай, будь добр, на первой улице поверни в дом слева, вымой там рот с мылом. В таком тоне я позволил бы с собой говорить только лучшему другу, но Кадим пять тысяч лет назад умер.

Я на миг запнулась, но Арай остановился, взял меня за руку и потянул за собой – наверное, спешил запустить кусок мыла в рот, раз уж так вежливо попросили. И он прав – не всегда надо бросаться немедленно удовлетворять любопытство, ведь у святого настоятеля самого могущественного ордена и без того навалилось хлопот.

Эпилог

Мы сидели втроем на скальном выступе, города и деревни под нашими ногами казались игрушечными или нарисованными. Я задумчиво призналась:

– Странное ощущение – как будто мы много раз точно так же сидели вместе и перекидывались идеями.

– На самом деле такого никогда не было, – напомнил старческим голосом Рейн. – Вернее, это было со мной, но не с вами.

Я улыбнулась и признала:

– Знаю. Я не Нила. Я никогда не выбрала бы другого, пусть даже в неизвестной жизни. Чувствую себя так, будто нагло подглядывала за другими людьми.

Рейн с тихим смехом поведал:

– Когда я узнал об Арае, попытался затащить его в свое прошлое – какая ему была разница, в чьем теле проходить медитацию тысячелетней жизни? А так получилось в некотором смысле познакомиться. Тебя он привел туда уже сам – может, подсознательно хотел разделить боль Кадима с тобой, а может, просто его дух прошел по уже известной дороге.

Арай, который сидел с другой стороны от меня, подал голос:

– Я был уверен, что Кадим убил тебя. То есть он сам был в этом уверен.

Старик приподнял здоровую руку, как будто хотел беззаботно отмахнуться.

– Кадим вообще себя от ревности не помнил и плохо соображал. А я все-таки был светлым заклинателем, прошедшим обучение и пережившим годы войны. За мной из ордена пришли почти сразу – и решили поддержать во мне остатки жизни, чтобы потом прилюдно казнить за предательство. Но кто-то из умных генералов передумал. Мои раны ужасали – даже самые опытные бойцы отводили глаза и содрогались. И тогда меня решили использовать во благо – объявили, что со мной это сотворили демоны, и сделали из меня символ праведного гнева. Сомнения ведь появились не только у меня, но когда заклинателям показывали, на какие зверские пытки способны темные, светлым было легче определиться. А я решил помалкивать. Знал, что если попытаюсь опровергнуть, то меня просто лишат языка, но продолжат возить по отрядам и пересказывать ту же байку. К тому же я сам до конца не понимал, где правда. Среди светлых было огромное количество благородных и порядочных людей – и не их вина, что они жили в эпоху тотальной лжи. Как и среди темных хватало тех, кто на самом деле был готов на любую жестокость. На чьей стороне мне стоило выступать, если нельзя судить целый народ по отдельным представителям?

Арай заметил:

– Но ты все-таки определился. Основал Медовую Пустошь, но за тысячи лет так и не смог забыть о том, что далеко не все темные – законченные мрази.

– Поначалу я об этом даже не думал – или старался не думать, – признался Рейн. – Однажды во время перехода в зачарованном лесу на нас напал рой плотоядных бабочек. На моих глазах они живьем сожрали весь отряд, но меня почему-то не тронули. Вспоминая тот день, я каждый раз строил новые предположения, но на ум чаще приходило самое забавное – быть может, даже безмозглые насекомые приняли меня за труп, а они не едят мертвечину. Рой улетел, а я остался один, чтобы наконец-то умереть. Лежал там и думал, что даже эти бабочки – не зло. В мире вообще нет зла до тех пор, пока его так не назовешь. Это их инстинкт, их способ выживания. Как инстинктом светлых было объявить войну тем, чья магия другая и допускает кровавые ритуалы. Как инстинктом темных стало противостоять всему миру, чтобы попытаться спастись. Лежал там – и улыбался этому прекрасному в своей сложности творению богов, впервые ощутив себя самой обыкновенной его частью. Никто не враг, никто не друг – живи себе в полном единстве со вселенной и старайся никому не мешать, в этом и есть путь. Всякий раз, когда ты занимаешь чью-то сторону, от этого страдает другая сторона. Чтобы спасти весь отряд, надо было убить рой бабочек – точно таких же созданий богов. Кто должен решать, кому жить? Уж точно не я!

Я с трудом представила описанную ситуацию, но нахмурилась и уточнила:

– А ведь ваши ноги были искалечены, вы не могли оттуда уйти. Вас кто-то спас?

– Это осознание и спасло, – добродушно улыбнулся мне старик, отчего его уродливый шрам пополз в сторону. – Раз я часть