Побег из коридоров МИДа. Судьба перебежчика века - Шевченко Геннадий Аркадьевич

Эймс вспоминал, что Шевченко дали псевдоним Динамит, и он ему подходил. Отец врывался к Эймсу и говорил: «Все! С меня хватит! Я готов дезертировать!» После чего Эймс и другой сотрудник ЦРУ начинали переубеждать отца, прилагая все усилия, чтобы добиться от него обещания повременить до следующей сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Он был слишком ценным источником информации.

Эймс также рассказывал, что «нас давно беспокоила неспособность Аркадия решить свои личные проблемы, а также ухудшающиеся отношения с женой. И за несколько недель до побега мы решили отвезти его в коттедж в лесу на кратковременный отдых. Предполагалось, что директор ЦРУ вручит ему медаль, чтобы «подкачать» его эго».

Любопытно, как прокомментировал арест Эймса отец: «Простите, но я ничем не могу вам помочь. Честно говоря, я почти ничего о нем не помню». Здесь чувствуется школа Громыко.

Как отмечает П. Эрли в своей книге об Эймсе, Чу-вахин не имел к КГБ никакого отношения, он был известен как дипломат, специализирующийся по вопросам контроля над вооружениями.

Хотелось бы подчеркнуть, что тогда Чувахин был советником посольства СССР в США. Это было весьма теплое местечко, и получить подобное назначение было очень непросто. На счет «никакого отношения» я лично что-то сомневаюсь, хотя, возможно, он не входил в официальный штат Службы внешней разведки. Но то, что Чувахин получал оттуда соответствующие инструкции, — в этом я уверен. Только особо доверенному лицу могли поручить быть связником у, пожалуй, одного из самых ценных агентов КГБ за всю историю его существования. И Чувахин успешно выдержал данное испытание. Он был всецело, как, кстати и я, предан коммунистической системе, и я думаю, что никакие деньги или пытки не заставили бы его выдать Эймса. Его выдали другие, возможно, те, кто стремился получить во что бы то ни стало вид на жительство в США, а может быть, кто-то другой, уже расплатившийся жизнью за свой поступок. Я думаю, что Чувахин — находка Первого главного управления КГБ (внешняя разведка). Как показала история шпионажа, родине изменяли в нашей стране, как правило, не дипломаты, а сотрудники КГБ и ГРУ. Они бежали в основном ради денег и из-за недовольства своей карьерой.

Разведчик-ветеран А.А. Соколов, много лет проработавший в подразделении бывшего генерала О.Д. Калугина, довольно убедительно доказывает, что Эймса мог выдать Калугин, который лично знал связника Эймса В.И. Черкашина. Но это еще не достоверный факт.

Эймс отмечает, что, несмотря на блестящий ум, Чу-вахин отличался нравом бешеной гадюки и на дух не выносил большинства американцев. Для профессиональных дипломатов, особенно сотрудников посольства СССР в США, — не характерная черта.

В первой «передаче» Чувахина супершпиону КГБ находилось наличными 50 тысяч долларов США стодолларовыми купюрами. «Мне хотелось прыгать от радости. Мое дело выгорело», — вспоминает Эймс. Действительно, это была его годовая зарплата в ЦРУ.

В конце 1984 года Эймс получал в ЦРУ около 45 тысяч долларов США в год. Он имел долги на ту же сумму. По его подсчетам, чтобы обеспечить себя и жену только предметами первой необходимости, он должен был зарабатывать почти вдвое больше. У него началась депрессия. Он даже решил ограбить банк и разработал подробный план на этот счет. Однако от данной идеи Эймс отказался и уже представлял себя агентом КГБ, ведь одному из таких потенциальных агентов КГБ уже предлагал 50 тысяч долларов США. А чем он был хуже?

16 апреля 1985 года Эймс позвонил С. Чувахину, которого рекомендовал ему дипломат С.И. Дивильков-ский, и уговорил позавтракать в отеле «Мэйфлауэр», находившемся всего в нескольких кварталах от советского посольства. За час до встречи, как пишет П. Эрли, Эймс напечатал записку, в которой просил от КГБ 50 тысяч долларов США. Он написал следующее: «Я, Олдрич X. Эймс, работаю начальником контрразведовательного подразделения в отделе СВЕ (Советского Союза и стран Восточной Европы. — Г.Ш.) ЦРУ. Я служил в Нью-Йорке под псевдонимом Энди Робинсон. Мне нужно 50 тысяч долларов в обмен на следующую информацию о трех агентах, которых мы в настоящее время вербуем в Советском Союзе». Эймс адресовал свою записку резиденту КГБ в Вашингтоне генералу С. Андросову. Однако Чувахин на встречу не пришел. Тогда Эймс, выпив три двойные порции водки, решил передать свою записку в посольство СССР в Вашингтоне. После ее передачи охраннику посольства оттуда вышел Чувахин и сказал, что он просто «забыл» о встрече.

— Я позвоню вам через несколько недель, — сказал Эймс.

— Я буду занят, — ответил Чувахин.

— Это мы еще посмотрим, — усмехнулся Эймс.

Выйдя из посольства, он отправился в бар, где выпил еще несколько порций водки. На следующий день он извинился перед руководителем резидентуры ЦРУ за то, что не предупредил ФБР заранее о своем посещении посольства.

По подсчетам Эймса, у КГБ должно было уйти несколько дней на проверку его личности. Русским также потребуется время на то, чтобы достать деньги. Например, отмечал П. Эрли, начальник Первого главного управления КГБ (внешняя разведка) В. Крючков обладал полномочиями на изъятие из средств военно-промышленной комиссии не более 10 тысяч долларов без предъявления письменного объяснения. Председатель КГБ В.М. Чебриков имел право взять 50 тысяч долларов. Комиссия по военно-промышленным вопросам Президиума Совета Министров СССР (председателем комиссии являлся глава Правительства СССР, а сейчас председатель Правительства РФ) была единственной организацией в Москве, обладавшей доступом к валюте в больших количествах. Подождав две недели, Эймс набрал номер Чувахина. Он ответил: «Я все еще очень занят. Позвоните мне на следующей неделе». Но по его тону Эймс понял, что сейчас это была не простая отговорка. Эймс был уверен, что Чувахину приказали так сказать. Ровно через неделю Эймс снова позвонил в посольство, и Чувахин согласился с ним позавтракать 17 мая 1985 года в отеле «Мэйфлауэр». Перед тем как положить трубку, Чувахин добавил: «Не могли бы вы зайти за мной в посольство?» Эймс ответил: «Какие проблемы!» — но про себя подумал: «Что, черт возьми, происходит? Зачем они еще раз меня туда вызывают? И что подумают в ФБР?» В посольстве ему передали письмо, в котором говорилось о принятии его предложения.

В ресторане Эймс и Чувахин беседовали о контроле над вооружениями. А перед самым уходом Чувахин сказал: «Ах да, вот кое-какие пресс-релизы, которые, я думаю, будут вам любопытны». Он протянул Эймсу целлофановый пакет. Эймс остановил свой автомобиль в живописном месте на Джордж Вашингтон-Парквей, рядом с рекой Потомак. Кстати, недалеко от этого места жил и отец. Эймс разорвал угол свертка. Внутри оказались туго перевязанные пачки денежных купюр. Каждая из них была по 100 долларов. Их было ровно пятьдесят.

Вечером Эймс спрятал деньги в шкафу, а 18 мая положил на свой текущий счет 9 тысяч долларов США. Он не хотел класть на счет все деньги, так как знал, что банки обязаны заявлять о вкладах на сумму, превышающую 10 тысяч долларов наличными, агентам федеральной казны. Кстати, при Б.Н. Ельцине в России ввели такое же правило, которое было отменено в дальнейшем.

13 июня 1985 года Эймс снова встретился с Чувахиным в «Чадвиксе» — популярном вашингтонском ресторане. КГБ не просил у него дополнительной информации, но Эймс сам решил передать СССР имена всех известных ему агентов ЦРУ, за исключением двух. Помимо имен американских шпионов Эймс также намеревался сообщить КГБ про О. Гордиевского, и.о. резидента КГБ в Лондоне, работавшего на английскую разведку. Кроме того, Эймс приготовил для КГБ пачку разведывательных донесений ЦРУ весом около трех с половиной килограммов, которую положил на дно сумки для продуктов. Вечером, уходя с работы, он вынес эти секретные документы в пакете из оберточной бумаги. Никто из охранников ЦРУ не догадался туда заглянуть.

Эймс заявил федеральным следователям и двум членам конгресса США, допрашивавших его в тюрьме, что не может сказать наверняка, почему он решил сдать КГБ всех известных ему шпионов ЦРУ. Но впоследствии он в своем интервью П. Эрли подтвердил, что это решение было мотивировано страхом и деньгами. Эймс боялся, в особенности после ареста шпиона КГБ Д. Уокера-младшего, что кто-то из источников ЦРУ каким-то образом узнает о том, что Эймс сделал. Для того чтобы обезопасить себя, он не мог придумать ничего лучшего, как сообщить КГБ имена каждого из известных ему агентов разведки США. Их аресты и расстрелы были для него просто актом самосохранения. Алчность тоже сыграла здесь свою роль. Он знал, что, если станет шпионом КГБ, СССР заплатит ему «столько, что мало не покажется». В дальнейшем Эймс обвинял Лубянку в связи с поспешными арестами выданных им агентов в 1985–1986 годах.