Авриель - Жан Гросс-Толстиков

– Кеша, – спокойно, но угрюмо ответил Филимон Святославович. – Ты же знаешь, частное использование …«мигалок» в Москве запрещено…

– Ой, не смеши меня, Пап, – недовольно сморщившись, мужчина перебил отца, не оставляя тому возможности закончить. – Такие, как ты, народные избранники сначала сами решили отказаться от мигалок и прочей спец атрибутики у всех на глазах, а потом втихаря все вернули.

– Я езжу без всякой спец атрибутики, – сердито буркнул в трубку отец. – А то, о чем говоришь ты, сынок, это ни что иное, как лицемерие и обман…

– Удивляюсь твоей честности, – ехидно усмехнулся Иннокентий. – Ну, что тебе стоит выбить мне мигалку, если тебе она не нужна?

– Кеша, я не буду этого делать, и не проси, – подытожил Филимон Святославович.

– Ладно, как знаешь, – махнул рукой мужчина. – Тогда у меня все. Маме привет… Пока.

Отец ничего не ответил, а просто отключил телефонную связь. Иннокентий взглянул на потухший экран «Vertu» и, как мальчишка-озорник, показал сотовому телефону язык. Дорожные указатели объявили о приближении ко МКАДу и мужчина в «Хаммере» нервно заерзал в кресле. Успешно миновав хитро переплетенную развилку магистралей, он направил машину по Щелковскому шоссе в направлении Черкизовского рынка.

По мере приближения к рынку, автодорожная пробка сгустилась еще больше. Нервно выстукивая пальцами по коже рулевого колеса и беспрерывно вертя головой из стороны в сторону, Иннокентию едва хватило терпения пока он свернул с шоссе на примыкающую к тому улицу и въехал в один из дворов, окруженный жилыми домами.

Оставив внедорожник во дворе типовой пятиэтажки, Иннокентий торопливо вошел в первый попавшийся на глаза подъезд и быстро поднялся на второй этаж, присев на корточки около грязного, покрытого толстым слоем пыли окошка лестничной клетки.

Зорким взглядом изучив двор, мужчина удостоверился, что ничего и никого примечательного в зоне видимости не находится. Висевшая «на хвосте» от самого дома «Жигули» потерялась по дороге, а новых представителей наружного наблюдения Иннокентий не заметил. Торопливо спустившись по лестнице, он вышел из подъезда и резко свернул под окна первого этажа пятиэтажки, а далее в безлюдную арку. Его быстрые шаги гулким эхом рикошетили от старых обшарпанных стен, пока спортивно сложенная фигура не исчезла за углом дома.

Спустившись в подземный переход и уже через минуту быстрого шага оказавшись на противоположной стороне Щелковского шоссе, мужчина миновал институт «Дельта» и торопливо перебежал Сереневый бульвар. Не замедляя шаг Иннокентий вошел в здание Российской Государственной Академии Физкультуры и Спорта, махнув сидящему на вахте милиционеру красной «корочкой», даже не потрудившись раскрыть последнюю. Прыщавый сержант внутренних войск молчаливо пожал плечами и уткнулся носом в раскрытый перед ним сканворд, нервно покусывая обслюнявленный огрызок карандаша.

Спустившись по ступенькам на подземный этаж академии, Иннокентий прошел мимо раздевалок и остановился около двери, обитой листами жести. Гулко постучавшись и не дожидаясь ответа, он толкнул дверь.

Последняя оказалась незапертой, но едва мужчина переступил порог, как к нему на встречу незамедлительно поднялись двое огромных атлетов, скорее по привычке былых времен, чем из-за условий моды, одетых в короткие кожаные куртки, спортивные штаны и кроссовки «Adidas». Гладко выбритые, сверкающие стальным блеском черепа уставились на вошедшего двумя парами свирепых глаз.

– Хех, двое из ларца, одинаковых с лица… Привет, братва, – улыбнулся им Иннокентий, и не удержался от язвительного комплимента. – А чего вы так вырядились, будто из машины времени только что вылезли?… Ну, как там в девяностых?!

Атлеты переглянулись и молча пожали плечами. Колкая шутка звонко отрикошетила от их голов, не в силах проникнуть внутрь.

– Роман Вениаминович здесь? – спросил мужчина, кивком головы указывая на боковую дверь. Парни одновременно, как запрограммированные, молча кивнули. – Хорошо…

Не дожидаясь особого приглашения, Иннокентий потянул за ручку другую обитую жестью дверь и вошел в соседствующее помещение. Сидящий за стандартной школьной партой верзила, нехотя оторвал взгляд от какой-то книжонки и поднял глаза.

– Кеша, – толстомордая физиономия расплылась в добродушном оскале, обнажив два ряда золотых зубов. – Здорово…

– Привет, Рома, – кивнул Иннокентий, сделав красочное ударение на букву «о». – Ух, ты! Книжки читаешь? Ну-ка, ну-ка…

Он подошел к столу и протянул правую руку в приветствии, в то время как левой выдернул из рук тяжеловеса книжонку, внимательно оценив взглядом потертую годами обложку.

– Карышев! Уважаю, – улыбнулся мужчина, считывая имя автора. – «Моя крыша – ГРУ». Интересно… Про себя что-нибудь нашел?

В отличии от своих охранников, Роман оценил шутку и ухмыльнулся. Он указал рукой на стул и по-хозяйски развалился в старом офисном кресле.

– У тебя, Ромка, выпить ничего нет? – поинтересовался Иннокентий, откладывая моментально утерявшую всяческий интерес книгу на стол.

– Кеша, ты чего?! – возмущенно развел руками атлет и многозначительно поднял толстый указательный палец вверх. – Это же святая святых… Академия Спорта!

– Ну, нет так нет, – вяло махнул рукой мужчина. – Ну, рассказывай… Нашли моего дяденьку?

– Должничка? Нашли, – кивнул головой тот и злорадно ухмыльнулся. – Чуть ли не до утра его «разговаривали». Крепкий сучонок попался.

– Ну и?

– Под утро пригрозили обширным обрезанием и он раскололся… И где деньги, и где товар. Кеша, я вот только не пойму… Чем такие люди думают, когда собираются всех вокруг пальца обвести?

– Явно не головой, – согласился Иннокентий.

В маленькой лишенной всякого комфорта комнатке нависла гробовая тишина. Каждый из собеседников думал о чем-то своем. Иннокентий пробежал глазами по стенам, приметив, что неплохо было бы сделать кое-какой косметический ремонт, раз уж Роман временно устроился здесь, как в каком-то кабинете для «интимных», негласных встреч.

В отличии от шикарного офиса на Тверской, где располагалась охранная фирма Романа, в «кладовке» Академии Спорта подмоченная сыростью штукатурка отваливалась от потолка кусками, украшающие стены забавные обои в мелкий выцветший цветочек, приклеенные по всей видимости еще в советские годы, топорщились и сворачивались в углах и местах стыковки. Из немногочисленной мебели в комнате находились вышеупомянутая школьная парта, старое директорское кресло, в котором сидел тяжеловес Роман, два стула с протертой обивкой и солидный плоский телевизор «Toshiba» в компании с DVD-проигрывателем, стоящие на тех же картонных коробках, в которых и были принесены.

Постепенно взгляд вернулся на молчаливого Романа. Последний по-прежнему сидел по-хозяйски развалившись в кресле и смотрел с одной стороны на Иннокентия, с другой куда-то сквозь него. Маленькие, заплывшие глазки атлета не выражали никаких эмоций, холодными стеклышками уставившись в одну точку. Гость невольно вздрогнул, в какой-то момент почувствовав место куда упирался безмолвный леденящий взгляд собеседника. В лоб, в самую серединку между бровями. Сидя на оккупированном им стуле, Иннокентий чуть сдвинулся в сторону; взгляд незамедлительно последовал за ним, не теряя отмеченной цели.

Мужчина прищурился и вопросительно уставился в глаза атлета, пытаясь распознать о чем задумался тот. Но какие мысли посещали этого огромного человеко-быка, российского минотавра, сказать было трудно. На вид у него и мыслей никаких не должно было быть, но Иннокентий отлично знал, что в отличии от остальных дуболомов за плечами Романа были и золотая медаль среднего образования, и красный диплом высшего.

Мужчин свела давнишняя деловая встреча. Тогда еще Роман был главной поддержкой и опорой во всех делах преуспевающего банкира Александра Андреевича. Но из-за не любви к сидячей бумажной работе в свое время Роман отказался от предложенных позиций и посчитал целесообразным остаться в охране. Ему, как верному псу, искренни нравилось преподносить шефу стопроцентный в успехе результат.

При этом Роман знал, что оцениваться будет не только конечный результат его работы и работы его парней, но и, как в спорте, оригинальность решения. При одинаковом наборе гимнастических фигур выигрывает тот, кто закомпaнует их в наиболее изящную композицию. Оригинальность, которую всячески поощрял Александр Андреевич, не была самоцелью, но являлась гарантом сохранения безопасности.

Будучи профессионалом в работе, Роман так увлекался, что не замечал неумолимо несущихся мимо лет, а ведь у него была и семья, и два сына-погодки. Но вечно занятый работой, мужчина даже и не заметил как мальчишки выросли, пошли в школу. Его переодические неуклюжие попытки вникнуть в налаженный годами быт семьи безапелляционно отрицался. Среди близких он стал чужаком. Привыкший обращаться с оружием и спортивно сложенными парнями, в быту Роман все делал не так, как надо – то ли посуду мыл, то ли сыновей воспитывал. Над ним подтрунивали, его одергивали, с ним смирялись, как с неизбежным бытовым злом. Роман все это замечал, совершенно по-детски обижался и «уходил с головой» в работу.