Авриель - Жан Гросс-Толстиков

– Никита в порядке. Ему здесь очень нравится, только жаль, что тебя с нами нет, – ответила жена, и мужчина словно воочию увидел, как сдвинулись домиком тонкие дуги черных бровей и тоскливо надулись малиновые губки жены. – …А погода просто сказка. Да и разве здесь, на Каррибах, может быть иначе? По-истине, райское место.

– Я рад за вас, отдыхайте, – добродушно улыбнулся он.

– Никитка вчера такую ракушку нашел! – продолжала лепетать Эльвира. – Сказал, что тебе ее на двадцать третье февраля подарит… Но пока это сюрприз! Ты же меня не выдашь?

– Конечно, конечно, – утвердительно кивнул головой Иннокентий. – Пусть будет сюрприз. Любимая, ты извини, но мне бежать надо… Люди ждут.

– Люди? Какие люди? Ты с кем там? – ревностно воскликнула жена.

– Ни с кем. Один, – ответил мужчина, тем не менее на всякий случай прикрыв микрофон сотового широкой ладонью и настороженно прислушавшись к царящей в доме тишине, ушли ли ночные подруги. – Но меня ждут дела… в Москве. Я должен ехать. Давай, Эльвирочка. Поцелуй Никитку. Я вам вечером перезвоню.

– Хорошо. Люблю тебя. Целую, – ответила Эльвира и связь прервалась.

Вернувшись в гардеробную комнатку и наконец определившись с выбором одежды и обуви, Иннокентий оделся и, гулко цокая каблуками остроносых туфлей, сбежал вниз по мраморной лестнице, резко завернув у ее подножья вправо.

Открыв тяжелую, массивную дверь и войдя в лишенное дневного света помещение, мужчина оказался в рабочем кабинете. В центре комнаты на толстом, ворсистом турецком ковре стоял огромный стол, заставленный разнообразными офисными аксессуарами. Обойдя большой глобус-бар, северное полушарие которого было призывно раскрыто, предлагая обширный ассортимент алкогольных напитков, Иннокентий плюхнулся в удобное кожаное кресло с высокой спинкой, украшенной вышитым по дорогой коже гобеленом герба Российской федерации.

Длинные с аккуратным маникюром пальцы энергично пробежали по клавишам компьютерной клавиатуры, выбивая одному только Иннокентию известный пароль доступа, и подвешенный к противоположной стене плоский, в семьдесят два дюйма по диагонали, экран вспыхнул синим мерцающим светом. Аккустическая система «Surround Sound» наполнила кабинет звуком заставки загружаемой операционной системы «Windows».

Поспешно просмотрев новостные интернет-сайты и проверив изменения на рынке ценных бумаг, Иннокентий выключил компьютер и поднялся с кресла. Затем он достал из выдвижного ящика стола несколько тоненьких ароматизирующих палочек и подошел к небольшой статуи Будды. Мужчина примостил палочки перед улыбающимся, вылитым из чистого золота, толстячком и щелкнул кремнем зажигалки. Острый язычок пламени поочередно облизнул кончики ароматизирующих палочек и незамедлительно спрятался обратно. Дурманящие благовония тлеющих ароматизаторов медленно расползлись по кабинету. Отвернувшись от статуи Будды, Иннокентий набожно трижды перекрестился, глядя на висевшее в противоположном углу распятие, и направился к выходу из комнаты-кабинета.

На минуту задержавшись перед дверью из кабинета, он хитро ухмыльнулся и похлопал по головам сидящие слева и справа от выхода фигурки каких-то африканских божков, художественно вырезанных из черного маслянистого на вид дерева. Злобные глазки и оскалившиеся острыми зубами рожицы наводили страх на любого, кто входил в этот кабинет, но только не на хозяина дома. Мужчина игриво щелкнул обе фигурки по толстым носам с по-африкански широко распахнутыми крыльями ноздрей и вышел из комнаты.

Пройдя через кухню, Иннокентий задумчиво заглянул в огромный, упирающийся чуть ли не в потолок холодильник. Мужчина достал из холодильника буханку пшеничной сдобы, металлическую масленку и палку «докторской» колбасы, выложив все это на разделочном столе. Ловко выхватив из подставки для ножей здоровенный кухонный тесак с широким лезвием, он быстро настругал несколько ломтей белого хлеба и вдвое больше мясистых колец колбасы.

Затем, предварительно намазав сдобу сливочным маслом, Иннокентий заботливо разложил колбасу, украсил незамысловатые кулинарные изобретения веточками кинзы, и самодовольно вдохнул аппетитный аромат приготовленных бутербродов. Вернувшись к холодильнику, мужчина достал из лотка с фруктами пару бананов и два сочных красных яблока, завернул бутерброды в металлизированную фольгу, сложил все это в полиэтиленовый пакет и вернулся в холл.

Тихо отворилась входная дверь, яркий солнечный свет ударил в лицо. Иннокентий зажмурился, часто заморгал длинными ресницами и поспешным шагом направился к выложенному из красного кирпича гаражу. Одновременно открывая двери гаража и доставая из кармана двубортного клубного пиджака золотой корпус гламурного сотового, Иннокентий быстро набрал телефонный номер и приложил трубку к уху. Пропустив несколько длинных гудков вызова, сотовый ответил заспанным мужским голосом.

– Алло?

– Уткин! – бодро воскликнул Иннокентий, пропустив частое зевание абонента мимо ушей и забираясь в просторный салон американского внедорожника «Хаммер Н3». – Уже проснулся?

– Доброе утро, Иннокентий Филимонович, – ответил сотовый телефон. – Только я не Уткин, а Гусев…

Следом за поворотом ключа в зажигании, вспыхнула огоньками панель управления и заурчал мощный двигатель. Уснувшая на нулевой отметке спидометра стрелка вздрогнула и поползла вверх. «Хаммер» плавно, почти бесшумно шурша толстыми шинами по кирпичной дорожке, выкатился из гаража и направился к высоким металлическим воротам.

– Да, ладно тебе… Какая хрен-разница, – засмеялся мужчина, прижимая телефон плечом к уху и выезжая за автоматически распахнувшиеся ворота. – Мне больше нравится Уткин, значит будешь Уткин.

– …, – Уткин-Гусев тяжело вздохнул, но перечить шефу не стал.

– Короче, – продолжил Иннокентий. – Я уже выехал. Давай, минут через сорок-пятьдесят подгребай в офис! …О, погоди секундочку…

Черный, как смоль, внедорожник резко затормозил около прижавшейся к обочине невзрачной на вид, но тем не менее с наглухо тонированными окнами, старенькой «ВАЗ» -овской «шестерки». Энергично выбравшись из просторного салона угловатой, танкоподобной иномарки, мужчина обошел машину и заглянул в салон «Жигулей» через лобовое стекло.

Заросший двухдневной щетиной молоденький водитель «ВАЗ» -a монотонно грыз черные подсолнечные семечки, сплевывая шелуху в кулак. Взгляд туманных, красных от недосыпа глаз был задумчиво устремлен в никуда. Его пассажир, такой же помятый и небритый, но лет на десять старше, грузный мужчина мирно спал, подперев лысую голову кулаком. Иннокентий ехидно ухмыльнулся и постучал в стекло костяшками увенчанных алмазными перстнями пальцев. Водитель встрепенулся и удивленно уставился на неожиданного гостя. Мужчина произвел в воздухе несколько вращательных движений кулаком, молча поясняя, чтобы паренек опустил окно. Молодой человек покосился на спящего коллегу, но тем не менее открыл окно «Жигулей».

– Здорово, легавые, – хихикнул Иннокентий. – Вот, позавтракайте быстренько …и поехали. Я сегодня очень тороплюсь.

Он просунул в открывшееся окно полиэтиленовый пакетик с фруктами и бутербродами, сморщившись от ударившего в нос запаха дешевого табака, властно пропитавшего салон «Жигулей».

– Фу, блядь, а накурили-то! – прикрывая нос рукой, констатировал мужчина.

Не дожидаясь слов благодарности, он вернулся в «Хаммер» и резко рванул в сторону магистрали. «Жигули» заскрипела стартером и торопливо поспешила вдогонку. Покосившись через зеркало заднего обзора на поспешающий сзади автомобиль, Иннокентий ухмыльнулся и, приложив трубку сотового телефона к уху, поинтересовался:

– Уткин, ты еще здесь?

– Иннокентий Филимонович, – ответил терпеливо ожидающий на линии голос. – Но сегодня же суббота. Я собирался с женой в кино сходить…

– Какое нахрен кино? – недовольно рявкнул мужчина, резко выскакивая на магистраль буквально перед носом замешкавшегося старенького «Опеля». – Потом сходишь! Ты мне сегодня нужен, а жена сама погуляет. Я все сказал, до встречи.

Он отключил связь и сердито метнул сотовый на выемку в панели управления. Стрелка спидометра рванула вверх и, перескочив отметку в сто двадцать километров в час, беззаботно поползла дальше. Внедорожник натужено зарычал и помчался по окаймленной с обоих сторон тополями автотрассе в сторону центра Москвы, распугивая неторопливых на его взгляд участников движения гулким, басистым воем клаксона…

…Над холмистой равниной Сеговии медленно проплывали серые облака. Неохотно сползая с жемчужно-серого сумеречного небосклона за линию горизонта, раскрасневшееся от усталости после долгого трудового дня солнце все еще старательно ласкало город алыми лучами, скользя по черепичным крышам домов. Длинные черные тени возвышающегося над Сеговией монастыря степенно увеличивались, накрывая добрую часть города шлейфом приближающейся ночи. В окнах одного за другим жилых домов вспыхивал свет, мелькали силуэты готовящихся к ужину горожан.