Девочка, которая провалилась в Волшебное Подземелье и утащила с собой Развеселье - Кэтрин Валенте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сентябрь, но это же не то что открыл люк, нырнул – и готово, – увещевала ее Тайга. – Сначала нужно повидать сивиллу. А зачем тебе это? Зачем идти говорить с этой ужасной старухой, если можно остаться с нами, в полной безопасности, и грызть лунофрукты, и читать книжки, и играть грустные песенки на фисгармонии?
Девушка-олень оглянулась на свое стадо, на длинные морды и худые тревожные лица – и все до одного кивнули.
– Но я не могу остаться, вы же понимаете, – сказала Сентябрь. – Что подумает обо мне мой виверн, если я буду играть песенки, пока Волшебная Страна страдает от боли? А Кальпурния Фартинг, эльфиня-наездница, а мистер Мапа, а Суббота – что они все подумают? Что я сама о себе стану думать, в конце концов?
Тайга печально кивнула, будто говоря: с вами, людьми, спорить – только слезы лить. Она подошла к книжным полкам и сняла с самой верхней большой синий том. Для этого ей пришлось встать на цыпочки.
– Мы приберегали это для себя, – объяснила она. – Но там, куда ты идешь, тебе это пригодится больше.
И она открыла обложку цвета полуночи. В книгу был вложен, словно закладка, тоненький, изысканных цветов квадратный блокнотик с отрывными страницами. Их осталось всего две – остальные давным-давно оторвали и использовали. Корешок блокнота, изукрашенный серебром и звездами, ярко выделялся на фоне кремовых книжных страниц. По нему тянулась надпись:
КНИЖКА ВОЛШЕБНЫХ ТАЛОНОВ
ОБХОДИСЬ МЕНЬШИМ, ЧТОБЫ ВСЕМ
ДОСТАВАЛОСЬ БОЛЬШЕ
Глава IV
Дверь в форме девочки
в которой Сентябрь встречается с сивиллой, позволяет себя причесать, обзаводится новым пальто и делает шаг в темноту
Допустим, мир – это дом.
В этом просторном и красивом доме, где все устроено в точности как надо, наш с вами мир – ну, тот, в котором Омаха и Зимбабве, клубничное мороженое и пегие лошади, колеса обозрения и война в Европе, – служит гостиной. Это первое, что мы видим, входя в дом; это та самая комната, в которой всегда поддерживают чистоту на случай гостей. Волшебная Страна в этом доме – богато убранная спальня, полная безделушек, покрывал с золотым шитьем и гобеленов с танцевальными сценами в зеленых тонах; она соединяется с гостиной посредством длинного захламленного чулана и нескольких ступенек.
В доме могут быть и другие комнаты, в которых мы еще не побывали, восхитительные кухни и потрясающие столовые, головокружительные библиотеки, длинные веранды, залитые солнечным светом. Но сегодня мы этими комнатами не интересуемся. Сегодня мы вместе с Сентябрь ищем некую дверь, глубоко утопленную в стене. Это маленькая дверка, выкрашенная серой краской, с серебряной ручкой, которую давно пора отполировать.
В большинстве домов, о которых стоит говорить, есть подвалы, и в мире – тоже. Скрипучие лестницы ведут в темное пространство под людными комнатами, освещенное только свисающими с потолка на длинных шнурах лампочками. Здесь мир хранит огромное количество всякой всячины. Здесь настаиваются наливки и бродит темное пиво, дожидаясь лета, здесь хранятся кадки с картошкой и яблоками, поблескивают самоцветы банок с вареньем, маринуется мясо, просаливаются соленья, сохнут длинные связки трав, все тут работает, зреет, наливается, ожидает весны. Тут же, в подвале мира, хранятся коробки, аккуратно подписанные от руки, а в них – все вещи, которые старая добрая планета отправила на хранение после своих прошлых жизней: пирамиды, зиккураты и мраморные колонны; замки, башни и могильные курганы; пагоды, главные улицы и Ост-Индская компания. Все это просто спит в темноте, надежно упрятанное до тех пор, пока наверху, в доме, не сгорят пробки, и кто-то – возможно, маленькая девочка – не отважится спуститься по скрипучим ступеням, ступить на бугристый земляной пол и снова зажечь свет.
Волшебное Подземелье и есть такой подвал, а сивилла – это и есть та серая дверца, такая маленькая, что не сразу и заметишь, особенно если не искать ее специально.
Земли между Лунным Холмом и Асфоделью называют Вверх-Тормашками. Никто и никогда не давал это имя официально – никто не перереза́л красную ленточку на торжественном открытии и не вешал мемориальную доску. Однако все, кто бывал в этих землях, так их называли, и Сентябрь тоже. Да и вам пришло бы на ум это название, попади вы туда, потому что выглядели эти места так, будто какой-то великан-озорник выдернул всю землю и бросил обратно вверх тормашками. В мягкой и жирной, как сбитое масло, почве деревья росли корнями вверх; повсюду, словно твердые приземистые цветочки, торчали ярко-рыжие морковки, золотистые луковицы, пурпурные репы и рубиновые свеклы. Тут и там в местах, где положено быть холмам, зияли ямы. Кое-где попадались квадратные фундаменты домиков с кромками зеленых и голубых крылечек – будто верхушки редисок на грядке. В низинах собирался туман, от которого отсыревало все вокруг, включая Сентябрь. Туман тоже перемещался вверх тормашками, но для тумана это не так уж и важно.
Через все Вверх-Тормашки вилась дорога из нарядных синих булыжников. Раскрашенной поверхностью вниз, разумеется, так что Сентябрь брела по голым серым камням. Она изо всех сил бодрилась, но туман наводил тоску. Как здорово было бы ехать через этот печальный перевернутый край верхом на ярко-красной спине Аэла! Вообще, Волшебная Страна выглядела более странной, чужой и холодной, чем раньше, – уж не она ли, Сентябрь, это наделала? Или, того хуже, вдруг это естественное состояние Волшебной Страны, в которое она и вернулась после того, как Маркиза покинула трон и никто больше не велел ей, стране, быть хорошей и нравиться детям?
В это Сентябрь не могла поверить. Не могла и не хотела. В конце концов, страна состоит из разных территорий. Каким чужим показался бы ее собственный мир, если бы она вернулась не в родную знакомую Небраску, а на Аляску! Просто сейчас в Волшебной Стране зима, вот и все, к тому же это зима в удаленной от моря провинции, или штате, или округе, как бы это тут ни называлось. И не ослепительно снежная зима, а сырая и грязная, как бывает перед весной. Зима всегда голодная и тощая, а пуще всего в самом конце. Подбадривая себя этими мыслями, Сентябрь шагала между грядками ярких корнеплодов, мерцающих в тумане. Она даже на минутку подумала о том, чтобы вырвать из книжечки один волшебный талон и загадать желание немедленно оказаться рядом с Аэлом, но – нет. Талоны транжирить – голод приближать, всегда говорила миссис Боумен, когда какой-нибудь бедолага уже к середине месяца оставался без хлебных карточек. Нет уж, Сентябрь будет расходовать волшебные талоны осторожно, будет копить их, как копила мама карточки на сахар, чтобы испечь ей торт ко дню рождения. Прибегать к магии она будет только в самый нужный момент.
Сентябрь наклонилась, выдрала из земли морковку и захрустела ею прямо на ходу. Это была образцовая морковка, праморковка, вкусу которой все прочие морковки стараются подражать. Потом она сорвала несколько луковиц и рассовала по карманам, чтобы поджарить. Она не сомневалась, что рано или поздно сумеет развести костер.
Один раз – но только один! – Сентябрь показалось, что на перевернутой вверх тормашками дороге есть кто-то еще. Сквозь низкий мерцающий туман видно было плохо, но кто-то там определенно был, какой-то всадник в сером. Вот ей почудились развевающиеся длинные серебристые волосы. Вот послышался медленный, размеренный топот четырех огромных мягких лап по перевернутым булыжникам. Сентябрь даже окликнула неясный силуэт, но ответа не получила, и то, на чем ехал всадник, огромное, мускулистое и полосатое, исчезло в облаках. Можно было побежать, попытаться догнать его, побив свой собственный рекорд, поставленный на пшеничном поле, – но тут из туманной мороси воздвиглась Асфодель и быстро увлекла ее в паутину своих запутанных улиц.
В Асфодели всегда светит солнце. Огромное, золотисто-красное, оно висит в небе как медальон и щедро дарит Асфодели свое тепло, как никакому другому городу. Сентябрь заморгала, сощурилась от этого внезапного яркого света и прикрыла глаза ладонью. Стена тумана у нее за спиной стояла как ни в чем не бывало: мол, ничего необычного, на что это она так уставилась? Едва ступив на главный проспект Асфодели, Сентябрь окунулась в сияние. Вокруг нее на фоне безоблачного неба возвышался шумный, ослепительно яркий, залитый солнцем город.
Асфодель оказалась городом лестниц. В небо ввинчивались семь спиральных лестничных маршей, таких огромных, что в каждой бледной ступеньке с мраморными прожилками можно было различить окна, двери и снующих туда-сюда горожан. По перилам вверх и вниз скользили черные саночки, несшие пассажиров, мешки c письмами и посылки с одной гигантской ступеньки на другую. Боковые улицы и переулки были усеяны лестницами поменьше. В их основании распахивались створки лавок, в которых предлагали свой товар булочники, жестянщики, галантерейщики. Одни лестницы были украшены изящным чугунным литьем, другие поскрипывали под приятным легким ветерком, краска на них облупилась, ступеньки были утыканы милыми цветочными ящиками, полными зеленых трав и ярко-желтых цветочков. Хотя каждая лестница, как башня, тянулась вверх, у Сентябрь было странное чувство, что по ним следует не подниматься, а спускаться. Ей казалось, что, если бы рост позволял ей ходить по этим исполинским ступеням, она была бы вынуждена спускаться с вершины лестницы в самый низ, туда, где ступеньки скрывались под землей. Непонятно почему, но она была уверена, что естественное направление движения в Асфодели – не вверх, а вниз. Это было очень странное ощущение; все равно что свести знакомство с гравитацией, пить с ней чай и слушать ее семейные истории.