Леонид Красин. Красный лорд - Эрлихман Вадим Викторович

Время работало на него: в Копенгаген уже потянулись коммерсанты из разных стран Европы, в первую очередь из Англии, с заманчивыми предложениями. В мае к Красину явился представитель американской нефтяной компании «Стандард ойл» Дж. Томус, которого интересовала возможность получения из Баку нефти и нефтепродуктов. Красин считал целесообразным использовать заинтересованность американской компании в советской нефти не только потому, что можно было продать ее на хороших условиях, но и потому, что это открывало перспективу воздействия на американское правительство в целях признания РСФСР. В телеграмме Чичерину он назвал эти переговоры «имеющими серьезное значение ввиду явного желания „Стандард ойл“ подложить свинью Англии в этом деле».

Красину почти ежедневно приходилось вести переговоры, отличая при этом серьезных предпринимателей от аферистов, желавших поживиться на бедственном положении Советской России. Для этой цели он был бесспорно самым подготовленным среди членов делегации, о чем писала Р. Карпова: «Аппарат делегации был очень мал. Лишь немногие имели какой-то опыт в международной торговле. Не все достаточно хорошо знали иностранные языки. Все это непомерно затрудняло работу делегации. Несомненно, что в этот период работы делегации огромную роль сыграли личный опыт Л. Б. Красина, его широкая образованность, знание европейской экономической жизни, наконец, его широко известная репутация крупного инженера-специалиста, организатора, „делового человека“».

Выступая перед Верховным советом в Сан-Ремо 26 апреля, Ллойд Джордж подчеркнул, что не собирается признавать Советскую Россию или давать визу «красному агитатору» Литвинову, на чем настаивала советская делегация. Успокоив таким образом союзников, он продолжил свой курс на переговоры с Москвой и убедил французов согласиться участвовать во встрече с делегацией Центросоюза. С Литвиновым он действительно не собирался общаться, поскольку предпочитал вести дела с Красиным, которого считал реалистичным политиком и даже «небольшевиком». Тем временем Красин, учитывая, что «паровозная афера» Ю. Ломоносова закончилась провалом, заключил от имени Центросоюза контракт с эстонской компанией «Ревалис» на поставки в Россию 113 локомотивов производства США. Но для начала поставок фирма требовала предоплаты в размере 235 тысяч долларов, а таких денег, как сообщил Красин в письме в НКВТ 3 мая, у правительства не было: «золотая блокада» союзников лишала его возможности продать золото за границей. Он считал, что причиной этого является то, что Москва упрямо требовала от англичан дать визу Литвинову. «Дипломатия пожирает политику», — констатировал Леонид Борисович, который вряд ли расстроился бы, если бы не любимого им Папашу не пустили на переговоры.

Четырнадцатого мая он убедил шведов заключить торговое соглашение с Россией — второе после подписанного недавно с Эстонией и предполагающее открытие в обеих странах торговых представительств. В тот же день было подписано соглашение с шведской паровозостроительной компанией «Нюквист и Хольм» о поставке в Россию в течение шести лет тысячи локомотивов, причем, в отличие от договора с эстонцами, оплату за первую партию можно было внести не валютой, а сырьем. Восемнадцатого мая союзники ответили наконец на его телеграмму от 21 апреля, известив его, что представители стран Антанты готовы встретиться с советской делегацией, но только если в ней не будет Литвинова.

В ответной ноте Красин писал, что не понимает, почему союзники так ополчились на человека, который не был ни обвинен в чем-то, ни осужден, а лишь подозревался в политической пропаганде. Он предложил провести переговоры не в Великобритании, а в любой другой стране и согласился на неучастие в них Литвинова, обещая, что он останется в Скандинавии и будет связываться с коллегами по телеграфу. Это дало повод Ллойд Джорджу заявить, что советские представители пошли на уступки, и согласиться наконец на переговоры. Уже 19 мая британский посол в Копенгагене сообщил Красину, что премьер готов обсуждать с ним восстановление торговых отношений с Советской Россией. Красин прибыл в Лондон из Стокгольма 27 мая, привезя с собой семью, которая решила перебраться в Англию. В последний майский день он впервые встретился с Ллойд Джорджем, с которым после виделся еще трижды. На каждой встрече его сопровождал полпред в Эстонии Николай Клышко, игравший роль переводчика, поскольку Красин тогда еще не владел английским (по мнению ряда коллег, включая Соломона, Клышко был еще и соглядатаем, приставленным к Красину чекистами, и играл в его жизни роль «злого гения»).

На первой встрече премьер представил Красина хранителю печати Эндрю Бонар-Лоу и лорду Керзону, который приветствовал советских гостей, отвернувшись и заложив руки за спину. Только когда Ллойд Джордж слегка подтолкнул его со словами: «Будьте же джентльменом!» — Керзон нехотя протянул гостю руку. Накануне он потребовал, чтобы до подписания торгового соглашения были проведены переговоры о политическом урегулировании, на которых советские представители должны были согласиться прекратить коммунистическую пропаганду не только в самой Великобритании, но и на Востоке, а также гарантировать невмешательство РСФСР в дела Грузии, Армении и Бухары (все они, как известно, были вскоре заняты Красной армией). Лорда, полного сознания имперского величия Британии, не волновало, что Красин как глава экономического наркомата просто не имел полномочий заключать никакие политические соглашения.

Иной позиции придерживался председатель Торговой палаты Роберт Горн, который 26 мая представил кабинету меморандум, предлагающий возобновить торговлю с Россией, если она проявит себя как надежный партнер — и в первую очередь согласится выплатить дореволюционные долги и возместить конфискованную собственность британских граждан. Предвидя, что добиться согласия Москвы будет трудно, уступчивый лорд предложил начать торговлю сразу же, не дожидаясь заключения политических соглашений, а также разрешить торговать с Россией всем британским подданным. Но в итоге правительство предпочло точку зрения Керзона и решило сперва заключить политическое соглашение, а уже потом обсуждать вопросы торговли.

Красина это не огорчало — он видел, что Ллойд Джордж настроен договариваться, и надеялся, что этот хитрый политик сумеет переиграть консерваторов. Но международное положение не способствовало переговорам; премьер не мог отказаться от требований прекратить революционную пропаганду и признать дореволюционные долги, что, в свою очередь, было неприемлемо для Советского правительства. В апреле 1920 года Польша, вооруженная Францией и Англией, вторглась в советскую Украину, что британская пропаганда весьма искусно представила как нападение «кровожадных коммунистов» на молодое Польское государство. К тому же после первых успехов поляки были отброшены, и Красная армия действительно вторглась в пределы Польши. На встрече 31 мая Ллойд Джордж и Красин обсудили войну, и премьер заявил, что его правительство не поддерживает Польшу и не поставляет ей оружия, что было откровенной ложью.

Несмотря на то что переговоры откровенно буксовали, Красин понравился Ллойд Джорджу, назвавшему его «первым советским, с которым можно договариваться». Он быстро покорил и других англичан, включая журналистов, которые с тех пор повсюду преследовали его. Ему на руку играло то, что британцы всегда уважали деловитость, чувство юмора и безупречный вкус в одежде. Семен Либерман описывал его так: «Высокий, смуглый, с живыми и широкими жестами, он повсюду обращал на себя внимание. Аккуратно подстриженная бородка клином удлиняла его продолговатое лицо с высоким лбом и черными с проседью волосами, гладко причесанными на пробор. Когда он улыбался, обнажались прекрасные белые зубы, а ямочка на щеках углублялась, делая его лицо еще более привлекательным. В его умных, хитровато сверкавших глазах серьезность чередовалась с задорным весельем: посмотрев на Красина, можно было представить себе, что он, наверное, в детстве был шалуном и проказником. Он всегда был отлично одет, его галстук соответствовал цвету костюма и рубашки, и даже булавка в галстуке была воткнута как-то особенно ловко и щегольски». Лепившая его бюст скульптор Клэр Шеридан (позже она стала подругой жены и дочерей Красина) в августе 1920 года записала в дневник: «Он спокоен, искренен, горд, держит себя с достоинством, лишен тщеславия и самомнения, его анализ людей и вещей научен. У него прямой, немигающий взгляд, чувствительно вздрагивающие ноздри, пока не улыбнется, твердо сжатые губы, волевой подбородок».