Лукан. Конец - Адриана Бринн

в крови, синяках, рот заклеен скотчем, а в руках она держит табличку с надписью: «ВЫБИРАЙ», написанной кровью.

Ее?

Романа?

Я беру телефон из рук Лукана и подношу его к своему лицу.

За что, Господь?

Почему они?

Почему не я?

— Вы чертовы трусы! Отпустите ее и верните мне сына! — Кричу я, но голос остается глухим.

Мама, где бы ты ни была, пожалуйста, храни их. Я пережила потерю тебя. Я не смогу пережить потерю их обоих.

Я чувствую, как Лукан обнимает меня, предлагая утешение, но я отстраняюсь от него. От этого становится только хуже.

Он может больше никогда не увидеть своего сына. Возможно, он никогда не услышит, как мой мальчик называет его папой.

Может быть, это мое наказание.

Карма всегда была самой большой сукой.

Роботоподобный голос раздается из его телефона, привлекая наше внимание.

— У вас есть двадцать четыре часа, чтобы сделать выбор между вашим сыном и подругой. Если мы не получим ответа в ближайшее время, они оба будут мертвы еще до конца дня.

— Зачем вы это делаете? — Кричу я человеку на другом конце линии. Больному садисту, в грязных руках которого находится моя жизнь.

— Потому что я могу. — Человек смеется. Они смеются так, будто то, что они сделали, — самое смешное в мире.

— Какого черта тебе нужно? — Я пытаюсь успокоиться, чтобы мыслить ясно.

— Голова короля.

На этом чертов псих заканчивает разговор.

Я смотрю на своего мужа, и мы оба знаем, кто им нужен.

Он.

— Что нам делать? — Сокрушенно шепчу я.

В его взгляде нет ни любви, ни привязанности, только презрение.

— Мы вступаем в войну.

ЭТОТ ДЕНЬ НАСТУПИЛ

ФЭЛЛОН

«Жизнь действительно самая большая сука». — Фэллон

Они говорили, что придут за мной.

Они говорили, что я не смогу сбежать от них даже после смерти. Я думала, что мне ничего не грозит.

Я никогда не буду в безопасности.

Не от них.

Не от него.

Даже не от себя.

Голова раскалывается, сердце колотится ненормально быстро, и я едва могу держать голову.

Понятия не имею, как я здесь оказалась. Помню только, что зашла в туалет в аэропорту перед посадкой на самолет, который должен был доставить меня в следующий пункт назначения. За дверью меня ждал один из головорезов Лукана, но это все, что я помню.

Вот и все.

С этого момента все вокруг как в тумане.

Теперь я нахожусь на этом холодном складе, который, скорее всего, расположен в глуши, вдали от людей.

Вдали от помощи.

Мне не удалось разглядеть людей, которые держат меня в заложниках. На них черное снаряжение и маски, скрывающие их лица от посторонних глаз.

Чертовы трусы.

Как бы я ни старалась их избегать, кошмары нападают на меня каждый раз, когда эти суки вкалывают мне бог, знает, что, от чего я сразу засыпаю.

Это лишь доказывает, что я никогда не испытаю счастья.

Счастье всегда было мимолетным.

По крайней мере, для меня.

Оно никогда не было предназначено для меня.

За всю свою жизнь я сталкивалась со смертью и пытками чаще, чем мне хотелось бы.

Я ношу свои шрамы как боевые раны.

Я так же ношу их с гордостью, как доспехи.

Напоминания о том, где я была, что видела и через что прошла.

Я всегда знала, что этот день настанет.

Ничто из того, что они делают, не может напугать меня или ранить сильнее, чем то, что было раньше.

Мои запястья и лодыжки связаны тугими веревками. Руки болят и постоянно двигаются в бесполезной попытке освободиться, но от этих движений веревки только обжигают мою и без того поврежденную кожу.

Андреа, должно быть, уже знает, что я пропала, верно? Человек Лукана наверняка заметил и уже ищет меня.

Может быть, есть надежда.

Дверь на склад громко открывается, и в помещение входит высокий мужчина, одетый во все черное. Странно, что он оставляет за собой дверь открытой. Человек в маске идет ко мне, медленно, словно продлевая эту пытку. Как будто ему это нравится.

Ему придется потрудиться лучше, чем пара ударов по лицу и ребрам.

Когда он смотрит на меня сверху вниз, я вижу только больную улыбку на его лице и дразнящие черные глаза.

— Не унывай, милая, у тебя гости, — этот больной ублюдок хватает меня за подбородок и наклоняет мое лицо так, чтобы я смотрела на открытую дверь.

Его голос мне знаком.

Итальянский акцент трудно не заметить.

Эти чертовы крысы.

О мой дьявол, Андреа, должно быть, тоже в опасности. Черт, я должна найти способ выбраться отсюда.

Мой рот прикрыт куском ткани, от которой пахнет смертью. За то время, что я нахожусь в сознании, мне пришлось раз или два сдержать позыв к рвоте. Засранец крепко держит мою голову, не позволяя мне свободно ею двигать. Я делаю все, что он говорит, потому что в последний раз, когда я дралась с одним из них, я отделалась разбитой губой и сломанным пальцем.

— Ну что, начнем? — Больной ублюдок смеется, как будто для него это какая-то хреновая игра. Наверное, так оно и есть. — А вот и наш почетный гость. — Он улыбается так злобно, что я чувствую лишь ярость и желание содрать с него кожу живьем.

Я не обращаю на него внимания и жду, когда появится тот, кого они привели с собой.

О… нет.

Нет… нет… нет.

Посреди этого отвратительного и холодного склада стоит правая рука Лукана с моим драгоценным мальчиком.

Мой Роми.

ВЕРНИ ИХ ОБРАТНО

ЛУКАН

«Ну, блядь. Мы в заднице». — Лукан

Мое сердце разбилось на миллиард и один гребаный кусочек, а в желудке заныло, когда мы с Андреа вошли в особняк Вольпе и увидели, какой беспорядок оставили после себя ублюдки. Двери выбиты, окна разбиты, а кровь заливает всю гостиную и вход в дом.

Никого из моих людей нет.

Нет моих охранников.

Горничных нигде нет.

На ковре огромное пятно крови.

Кровь Эмилио.

— О, Боже! — Андреа вскрикивает, падая на пол, где несколько часов назад лежал ее друг, весь в крови и едва держащийся за жизнь.

— Это должны были быть мы.

Далекий взгляд на ее угрюмом лице разбивает мне сердце.

Назревала война, и я должен был ожидать этого. Я должен был предотвратить это. Я думал, у меня было больше времени.

Зверь во мне мгновенно поднимается, требуя пролить кровь всех, кто в этом замешан, и я позволяю ему это сделать.

Я позволил