Князь из десантуры - Тимур Максютов

Но главное, что мучило – чувство вины перед побратимом-тамплиером и мальчишкой-библиотекарем. У бродников древний закон: «Сам погибай, а товарища выручай». Тут и не погиб, и не выручил…

Голова ополчения обиженно засопел:

– Сам-то, видать, сильно умелый. Рожа разбойничья. Гораздый с кистенем по оврагам купцов гонять да девок по сеновалам побеждать.

– Чево-о-о?!

Дмитрий пресёк споры жёстко:

– Оба языки прикусите, завтра вместе на смерть. Нет тут ни бродника, ни лапотника, ни сараша, но – русичи. А про башню не беспокойтесь. Помогут нам.

– Кто поможет-то? – недоверчиво спросил чернобородый, всё ещё обиженно сопя.

– Кто-кто. Зверь сказочный, Змей Горыныч, – усмехнулся Дмитрий.

В полночь Батмунха растолкал десятник, велел идти на северную стену. Место, конечно, спокойное: с той стороны сплошная топь, никто не подберётся. Да всё равно – служба.

Монгол захватил с собой шубу из овчины – ночи здесь холодные, а на северной стороне ещё и от болота промозглой сыростью тянет. Добрёл до земляного вала, на котором были набит частокол – заострённые брёвна в полтора человеческих роста. Вдоль него – дощатый помост, приподнятый над землёй на столбах, для обхода часовыми и для лучников, коли враг сунется.

Только не сунется никто. И эта земля покорилась Чингисхану.

Сколько народов уже легло под монгольскую власть, и не упомнишь: кидани и каракитаи, тайджиуты и кыпчаки, хорезмийцы и аланы… Теперь вот – русичи.

Батмунх семь лет в походе. Позади горы и пустыни, бесчисленные и безымянные реки. А глаза закроешь – вот она, зелёная долина Керулена, и белый верблюжонок с глазами восхитительной красоты берёт кусок сухой лепёшки с ладони. Губами мягкими, как мама.

Звёзды здесь другие. Мутные, безвидные. Небо – словно пыльная кошма. А над родной степью – синева, будто перевёрнутый гигантский котёл из безупречного сапфира.

И туман тут мерзкий, как прокисшее молоко. А в тумане тени движутся, прямо по трясине скользят, подобные духам непогребённых убийц.

Батмунх вздрогнул: сон ему не понравился. Спать караульному нельзя, за это – смерть, а тут ещё и видение страшное. Теней всё больше и больше становится, впереди – всадник на чёрном коне, сам Сульдэ, свирепый бог войны.

Батмунх широко раскрыл пальцами глаза – морок не исчез. Монгол испугался, выхватил нож. Чтобы наконец проснуться, резанул по запястью – и вскрикнул от боли.

Чужие воины приближались, уже были различимы короткие копья, обтянутые рыбьей кожей плетёные щиты, нагрудники из шишковатых спин осетров. И широкоплечий всадник в странной шапке с длинным назатыльником всё так же медленно ехал, а конь его шлёпал по трясине огромными круглыми копытами…

Батмунх закричал что было мочи:

– Караул! Русичи идут!

Перехватило дыхание: монгол с удивлением посмотрел на торчащую из груди тонкую стрелу. Попробовал выдернуть, но наконечник из рыбьей кости застрял крепко, а камышовое древко легко переломилось.

Странный всадник выкрикнул команду, и сараши перешли на бег, неуклюже шлёпая плетёнками по болотной воде.

Князю подвели солового жеребца. Не Кояш, конечно, но и так сойдёт. Для сверкающего плаща монах пожертвовал церковные ризы, на возражения строго ответил:

– То не грех. Дело наше – угодное Богу. Простит.

С северной стены Добриша донёсся вой: сараши пошли на приступ. Сейчас они несутся к крепостному валу с длинными лестницами, а всполошившиеся враги бегут отражать штурм.

Только не каждый добежит. По всему Добришу горожане, вооружённые чем попало, ловят в переулках монголов и предателей из дружины Святополка, наваливаются толпой, забивают дубинами и топорами. А из-за плетней в чужаков летят неумелые стрелы.

Ярилов подумал о броднике и не смог сдержать улыбки. Хорь, узнав, что ему быть воеводой сарашей, будто стал выше ростом. Распираемый гордостью, заявил, что обязательно должен подъехать к Добришу верхом, ибо не пристало полководцу телепать пешком, как последнему дружиннику. Возражения по поводу того, что конь в болоте непременно утонет, даже слушать не хотел. Хорошо, что сараши догадались привязать к ногам вороного мерина крышки от бочек. Терпеливое животное лишь глубоко вздохнуло, но издевательство выдержало.

Дмитрий тронул поводья и выехал из леса. До ворот было шагов двести, но князь специально не спешил, чтобы часовые успели рассмотреть золотого всадника. Шлем не надевал, и рыжие вихры пламенели, видные издалека.

Показалось, будто слышит, как скрипит тетива натягиваемых луков. Кожей почувствовал, как стрелки нащупывают мишень жадными клювами стрел.

Остановил скакуна, поднял ладонь. Сказал громко и отчётливо:

– Я – Солнечный Витязь, князь Добриша Димитрий! Покоритесь, откройте ворота, и останетесь живы!

Стрелок в надвратной башне охнул и опустил лук. Растерянно оглянулся на Азамата:

– Дарга, это и вправду тот самый Солнечный Багатур, который на Калке сразил тысячу лучших наших бойцов! Что нам делать?

Половец глядел на рыжего витязя и молчал.

– Дарга!

Азамат мотнул головой, прохрипел:

– Не стрелять!

Слетел по лестнице и побежал к конюшне.

Солнечный Багатур неспешно поехал к воротам. В вязкой тишине копыта жёлтого жеребца гремели по настилу моста над рвом, словно шаги судьбы.

Остановился, снял туго набитый седельный мешок. Ударил кремнем по кресалу – вспыхнул огонек. Прокричал:

– Вот подарок вам от Змея Горыныча!

Размахнулся и бросил к воротам кожаный баул. Развернулся, пришпорил коня и помчался прочь.

Десятник толкнул лучника:

– Сходи, посмотри, что за подарок.

Монгол сбежал вниз, крикнул. Стражники помогли сдвинуть тяжёлое бревно – засов. Кряхтя, надавили – заскрипела створка ворот.

Последнее, что видел лучник – как весёлый огонёк фитиля юркнул в нутро кожаного мешка.

Взрыв мешка с порохом выбросил в небо ошмётки брёвен и комья земли. Ослепительная вспышка и жуткий грохот застали прятавшихся за деревьями смердов-ополченцев врасплох – кто-то закрестился, кто-то рухнул на колени, а некоторые собрались убегать. Ярилов поднялся на стременах, зло крича:

– Что присели, как бабы на гумне? Вперёд! В атаку!

Жирные клубы дыма снесло ветром, и стало видно, как горит покосившаяся башня, а остатки ворот валяются на земле. Ополченцы восторженно заорали и бросились вслед за князем. Нестройная толпа, размахивая топорами и цепами, вломилась в город, догнала Дмитрия, рубящего мечом оглушённых, дымящихся защитников ворот.

Воющая река растеклась по Добришу, и не было пощады растерянным чужакам – били, рвали, топтали, припоминая и сожжённые деревни, и вытоптанные поля, и растерзанных жён и детей…

Навстречу шёл бритый наголо половец, ведя на поводу сверкающего жеребца невиданной золотой масти. Было что-то в его осанке, во взгляде чёрных глаз – толпа ополченцев обтекала кыпчака, не смея тронуть.

Азамат подошёл к князю. Встал на колени, склонил голову, прохрипел:

– Я сберёг Кояша, Солнечный Витязь. Теперь моя жизнь в твоей власти, ибо я служил твоим врагам.

Дмитрий спрыгнул на землю, поднял половца, обнял:

– Я счастлив, что ты жив, брат. Прости, что не смогли тогда разыскать тебя в степи.

Азамат тихо сказал:

– Уже не верил, что увижу тебя. А Хорь и Анри?

Ярилов спохватился:

– Где пленные русичи? Веди.

Князь погладил золотого жеребца по морде – Кояш фыркнул, дохнул в лицо. Дмитрий улыбнулся, вскочил в седло и поскакал вслед за Азаматом.

Бой на улицах Добриша затихал – русичи быстро насытились местью и не добивали охотно сдающихся монголов. Когда Дмитрий проносился мимо – кричали восторженно:

– Солнечный Витязь! Ай да Димитрий у нас, всем князьям князь!

Полон монголы держали в большом купеческом лабазе, в центре Добриша. Ворота уже разломали, выпустив перепуганных пленников на волю. Стоял неумолчный крик: искали своих, звали по именам. Найдя, плакали, обнимая исхудавших, грязных, непохожих на себя.

Не найдя – рыдали.

С тамплиера снимали кандалы – видать, опять своим норовом измучил тюремщиков.

Рядом стоял Хорь, подгонял срубающего заклёпки кузнеца и смеялся:

– Эх, Анрюха, какой из тебя лыцарь! Совсем без меня пропадёшь. Второй раз уже тебя из неволи выручаю, как заваруха – так ты в плен норовишь сдаться!

Бледный франк слабо улыбался:

– Вот схожу в вашу эту баньку, отъемся – и поглядим, кто из нас рыцарь, а кто только притворяется. Азамат, ты жив! Дмитрий!

Ярилов оглядел шумящую толпу. Спросил, боясь ответа:

– Где Анастасия?

– Откуда мне может быть это известно, брат? – удивился Анри. – Ведь я был в плену и не мог участвовать в поисках принцессы Добриша.