Князь из десантуры - Тимур Максютов

Ярилов усмехнулся: совсем с ума сошёл. Представил себе торчащий из камня меч, лучше – световой, как в «Звёздных войнах». Или танк Т-90 с полным боекомплектом – ага, посреди болота. Но, с другой стороны, после внезапного путешествия на восемь веков в прошлое и не в такой бред поверишь.

Экипировался, пришёл к озеру, где видел таинственные синие фонарики, парящие над трясиной. Как ни странно, дождался. Пошёл вслед за ними, не сомневаясь ни капли в правильности решения.

Если змей – болотный, то что к нему может привести? Правильно. Болотные огни.

Полная луна текла мертвечиной. От топи поднимался тяжёлый туман, клубился странно, формируясь в причудливые фигуры. Закололо вдруг сердце, перехватило дыхание – Дмитрий, пытаясь прогнать внезапную пелену с глаз, вытер лицо. Зачерпнул воды, плеснул – щёки и лоб загорелись, как от раствора кислоты. Добрёл до сухого островка, упал на моховое ложе.

Кажется, забылся на миг. Поднял голову: туман стал гораздо дружелюбнее, играл разноцветными искорками, словно новогодняя ёлка в детстве. Ярилов легко поднялся и пошагал – под ногами оказалась не топь, а вытертый паркет, как в родной школе. Вот и знакомое пятно – здесь пятиклассник Димка раздавил нечаянно фломастер. Так и не отмыла уборщица за все годы учёбы.

Ярилов разглядел парту. Уселся, бросил рядом рюкзак с Дартом Вейдером. За учительским столом оказался капитан Асс – подтянутый, в парадном кителе с полным набором сияющих наград. И только знак «Гвардия» был, как прежде, покалеченный и смятый. Димка, увидев командира, попытался вскочить – и ударился коленками о столешницу. Выбраться из-за парты и вытянуться в струнку никак не удавалось.

Ротный хмуро махнул ладонью:

– Сиди уж, бестолочь. Докладывай: почему на Калке не справился?

– Я… Это.

– Чего ты мямлишь? – взорвался Асс. – Выплюнь кашу изо рта. Кто же с одной сотней прёт на двадцать тысяч, а? Героем он стал, в легенду угодил, ишь! А боевую задачу кто за тебя будет выполнять, папа крымский? Зелёный ты ещё, как лягушкина манда. Почему не по форме? Берцы где, тельник? Одет, будто цивильный шпак, тьфу. В исподнем каком-то.

Ярилов растерянно шарил по холщовой рубашке, выданной сарашами.

– Кепка твоя где?

– Это… Хорю отдал.

– Это, это – плод промискуитета, – передразнил капитан. – А маму родную ты ему заодно не отдал? Короче, слушай сюда, сержант. Ты мне роту больше не позорь, а то на следующих прыжках своими руками без парашюта выкину, понял? Чтобы Добриш взял. Да не в лоб переть, одному на сотню, а думать надо. Головой! Которая без кепки. Примени военную хитрость. Зря я тебя, балбеса, учил, что ли? Ты же – десантник, а не мазута безмозглая, тьфу. К тому же теперь князь. Ты нас, князей, не порочь! Всё. Выполнить и доложить.

– Есть!

Ошарашенный Ярилов хотел было вскинуть ладонь к виску, но вовремя вспомнил, что «к пустой голове руку не прикладывают».

– Другое дело, – подобрел ротный, – теперь узнаю своего брата-десантника. Это не тебя зовут?

– Где? – удивился Димка.

Капитан Асс тем временем завибрировал, осел и начал превращаться в покрытое чешуёй бревно. Из боков выпростались короткие мощные лапы с когтями, огромная шишковатая голова вытянулась, кожистые веки приподнялись – вспыхнул холодный лунный свет в страшных глазах с вертикальными зрачками.

– Товарищ капитан, вы – дракон?! – удивился Димка. И понял: конечно, дракон, а не какое-нибудь гражданское пресмыкающееся.

Дракон распахнул пасть, обнажив кривой частокол. Сказал:

– Точно, тебя ищут. Зовут. Это сихер.

Ярилов не успел переспросить, что имеет в виду змей – сам услышал, всем телом.

Рёв будто стелился над самой землёй, грозно вибрируя. Дополз до Ярилова, пронзил – и вывернул наизнанку внутренности, заполняя ужасом всё, до самого неба.

– Ярило-о-у! – выл получеловек. Дёргал обхватившую шею стальную цепь, терзал когтями землю, озирался – и опять, продирая до печёнок: – У-у-у! Ярило-о-у-у…

Дракон медленно полз на брюхе – выбросит лапу, разбрызгивая болотную жижу. Постоит, замерев – и делает другой шаг. Ярилов смотрел как завороженный на это неумолимое, неторопливое движение, вздрагивая от очередного вопля сихера – пока не понял, что дракон окружает сухой островок, на котором сидел Ярилов.

Змей, закончив, положил безобразную голову на собственный хвост. Повелел:

– Смотри! Только сначала глаза закрой.

Не в силах удивляться противоречивости приказа, Ярилов зажмурился. Увидел не сразу.

Их были сотни, а может, и тысячи – воинов в кожаных шлемах, звериных шкурах, с грубыми топорами в руках. Они стояли на дне трясины почти восемь веков и терпеливо ждали. Лица, когда-то веснушчатые, как у всех сарашей, стали бронзовыми от воздействия торфа и отсвечивали в лунном свете. Дмитрий вспомнил: таких же археологи находили в топях Северной Европы. Отлично сохранившихся, вплоть до содержимого желудков. Только эти были живыми.

– Они находятся в заточении, не в силах ни покинуть наш мир, ни проникнуть в другой. Таково наказание за двойное предательство: сначала своего народа, потом своего царя.

– Чего они ждут?

– Тебя, – просто ответил дракон, – ты – это ключ. Если захочешь, ворота откроются, и они смогут уйти.

Дмитрий посмотрел на воинов. В их глазах плескались мольба, усталость от многовекового ожидания, и страх, что Ярилов откажет.

– Думаю, за столько лет они за все грехи ответили. Пусть идут.

Ряды бойцов вздрогнули, зашевелились, многократный вздох облегчения всколыхнул болото, лопаясь пузырями на поверхности.

– Подожди! – удивился дракон. – Ты отпускаешь их вот так легко, без платы? Не попросив ничего взамен? Ни награбленного в походах золота, ни помощи в битве? Твоя земля в опасности, враги грозят ей, и эти бойцы могли бы выручить вас.

Дмитрий покачал головой:

– Окровавленное золото не принесёт счастья. А народ, неспособный без посторонней помощи защитить свою страну, недостоин существовать. Сами как-нибудь справимся. Пусть идут с миром.

Вспыхнула синим огнём арка портала, засасывая тёмные расплывающиеся фигуры дезертиров Аттилы. Дракон одобрительно заметил:

– Всё правильно, князь. За мудрое решение ты достоин награды.

Ярилов вздрогнул: запястье неожиданно охватил ледяной обруч. Пригляделся и увидел бронзовый браслет, изображающий переплетённые змеиные тела.

– Это твоя защита. Теперь никто из хроналексов, в том числе недооборотень, не сможет с помощью магии разыскать тебя.

Ярилов подошёл к змею, чтобы поблагодарить за подарок.

От дракона вдруг запахло, как от дедушки – сердечными каплями и старыми книгами. Аккуратные чешуйки превратились в клетки старой застиранной ковбойки. Дедушка снял очки с нарисованными вертикальными зрачками, поглядел особенно – как только он умел: будто осуждая и жалея внука-растяпу одновременно.

– Это было неизбежно. Ещё твой прадед оказался жертвой борьбы двух сил, извечно сражающихся за право направлять реку времени. Горько. Но ничего поделать невозможно.

– Я не понимаю.

– Вот! – дедушка схватил Димку за рубаху, рванул ворот, обнажил татуировку над сердцем. – Всё из-за этой твари, проклятия рода Яриловых!

Дмитрий скосил глаза: кобра ожила. Трепетал раздвоенный язык, туго скручивались кольца готового к атаке тела. На обнажившихся клыках повисли янтарные капельки.

Димка вскрикнул и попытался сбросить змею. Стремительно мелькнула чёрная головка, ладонь обожгло болью.

Ярилов почувствовал, как тело наливается свинцом, перестаёт слушаться. Дед продолжал говорить, но слова его растягивались, как резина. Падали тягучими каплями – словно густая микстура из столовой ложки. Дедушка заставлял глотать такую, когда Димка простужался…

– И путешественники, и хроналексы – безумцы, считающие себя равными Создателю. Первые не дают вырасти дереву человеческой истории, пройти весь путь до конца: постоянно подрезают ветки с нераспустившимися ещё листьями, пытаясь идеально выпрямить ствол, словно это – телеграфный столб. Вторые полностью доверились судьбе и равнодушно проходят мимо умирающего ребёнка, боясь спасти его – как же! Это может нарушить предопределение.

Продолжая говорить, дедушка начал расслаиваться, растекаться. Сердито крякнул, с усилием собрался вновь – но уже иноком Варфоломеем.

Седые волосы, склеенные запёкшейся кровью, трепал ветер; ряса была изодрана, в прорехах торчали рассечённые рёбра. Один глаз вытек, но второй смотрел на Дмитрия пронзительно; трупные пятна уродовали кожу. Разбитая челюсть шевелилась с трудом, и Ярилов, преодолевая отвращение, наклонился к старцу, чтобы расслышать:

– Пять. Пять их, а не четыре. Конь бел, конь рыж, конь ворон, конь блед и пятый – конь злат! Грива его – из переплетённых солнечных лучей, а в седле его всадник – гордыня человеческая…