Хочу ребенка! - Джейн Грин

– Я только и делаю, что вытираю эту чертову воду, – в ярости выпалила она, в шестнадцатый раз за день вытирая лужи.

– Я прекрасно провел день, спасибо, дорогая, – Крис предпочел не обращать внимания на ее слова. – Я очень устал, весь день проводил бурные переговоры с потенциальными поставщиками, но как приятно наконец вернуться домой, где меня ждет очаровательная жена и вкуснейший домашний ужин.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но она отдернулась, сразу же почувствовав, как в ней закипает злоба. Дыши глубоко, сказала она себе, шинкуя сельдерей все мельче и мельче. Но ярость выкипала, переливаясь через край.

– Можешь шутить сколько угодно, будь ты проклят, – с ненавистью проговорила она, – но скажи спасибо, что тебе не пришлось просидеть весь день с вопящим младенцем. Ты понятия не имеешь, что мне приходится выносить. Понятия не имеешь, как тяжело я работала, а ведь мне никто не помогает. Ты являешься сюда, как ни в чем не бывало и ожидаешь, что я буду в прекрасном настроении, когда я выжата, как лимон? Я сыта по горло. По горло.

– А чем ты думаешь, я занимаюсь весь день? Можно подумать, что я каждое утро выхожу из дома и отправляюсь на вечеринку! Не тебе одной плохо, Сэм, не ты одна вертишься как белка в колесе.

Крису казалось, что он понимает переживания Сэм, но всему есть предел, в самом деле. Господи, ведь о нем никто не думает. У него был кошмарный день. Он вконец измотался, пытаясь закончить три стола и буфет, и пришел домой ради того, чтобы его собственная жена, которая уже сама на себя не похожа, игнорировала его и орала?

Крис не понимал, почему Сэм в течение трех месяцев ни разу не сумела нормально одеться. Не потому, что она не хотела, не потому, что устала, а потому, что Джордж орал как резаный. Весь день. Он затихал лишь тогда, когда она носила его на руках, поднимаясь и спускаясь по лестнице, или толкала в коляске по парку. И боже упаси, если она останавливалась хоть на секунду, чтобы взять чашку кофе.

Сэм необходимо было заботиться о Джордже, поддерживать чистоту в доме, готовить детскую еду для Джорджа и взрослую еду для Криса и одновременно пытаться не сойти с ума окончательно.

Но хуже всего было одиночество. Она не чувствовала себя независимой. Жизнерадостной. Веселой. Она вообще не помнила, когда в последний раз выходила из дома.

– По крайней мере, ты можешь убежать от всего этого! – кричала Сэм. – Выйти из этого проклятого дома! Я сижу здесь весь день, как в ловушке, и у меня нет ни минутки для себя! А потом ты являешься домой и смеешь отпускать шуточки о домашних ужинах! Как ты думаешь, я себя после этого чувствую?

– Хочешь, закажем пиццу? – с надеждой произнес Крис.

Он раскаивался.

Повисло долгое молчание, Сэм ощутила, как гнев отступает. Она уступит ему. На этот раз.

– Пусть положат дополнительную порцию пепперони, – пробурчала она и потащилась вверх по лестнице наполнять ванну.

22

– Схватки длились сорок шесть часов.

Пышущая румянцем женщина подбрасывает улыбающуюся пухленькую дочку на колене. Сэм делает вид, что ей интересно.

– И, наконец, пришлось срочно делать кесарево. Они уже собирались взять эти клещи, или щипцы, как их там, но слава богу, обошлись без них и сразу схватились за нож, – она расхохоталась и потянулась за очередным куском морковного торта.

Сэм поняла, что скоро придет ее очередь.

– Как прошли ваши роды? – Все взгляды обратились к Сэм.

Интересно, удастся ли выхватить Джорджа, который зажат между двумя другими младенцами, у которых столь же ошарашенный вид, как у него, и рвануть к выходу?

Она смотрит в полные нетерпения лица других матерей, сидящих в этой незнакомой гостиной, и улыбается.

– Замечательно.

Господи, да она видит этих женщин в первый раз в жизни. Ее роды – не их ума дело, к тому же, если повторять изо дня в день одну и ту же историю, можно же повеситься со скуки. Вот когда Джорджу была неделя от роду, ей доставляли удовольствие страшилки об ужасах деторождения. Но ему шесть месяцев. И какого черта они до сих пор ее об этом спрашивают? И вообще, какого черта она делает в этой комнате, среди незнакомых женщин? Какого черта притворяется, будто у них есть что-то общее, хотя на самом деле нет ничего, кроме детей одного возраста?

– Вы рожали в больнице колледжа? – спрашивает одна из женщин.

Сэм кивает и подпрыгивает с места, как раз успевая спасти Джорджа, который рискует быть задавленным одним из младенцев.

– Скажи, что тебе здесь не нравится, – шепчет она на ухо Джорджу, маскируя свою уловку поцелуем и объятиями.

Но Джордж делает вид, что ничего не слышал. Со вздохом смирения Сэм опускает его на пол и возвращается к остальным.

Группа матери и ребенка была последней соломинкой. Сэм казалось, что она готова стать матерью. Она представляла себе, как беззаботно шагает по улицам со своим малышом, с ног до головы одетым в фирменные костюмчики, и благосклонно улыбается прохожим. Идеальная мать идеального ребенка.

Рисовала в воображении пикники в парке. Мечтала о том, как будет подбрасывать малыша (или малышку) в воздух, в то время как он (или она) будет заливисто хихикать и смотреть на нее с обожанием. Разумеется, она знала, что ее ждет усталость и недосыпание, знала, что больше не останется времени на себя (хотя она и не представляла, на что это похоже в действительности). Но к чему она была совершенно не готова, так это к одиночеству и скуке.

У ее подруг были или дети старшего возраста, которых нужно было постоянно возить из садика в гости, или вообще не было детей.

– Не переживай, ты познакомишься с людьми, – уверяли ее подруги, у которых были дети. – Пойди в группу матери и ребенка. Или запишись на курсы детского массажа. Там всегда безумно интересно.

До недавнего времени Сэм избегала подобных сборищ.

Она видела их в чайной. Стайка гогочущих гусынь, окруженных колясками и прочими младенческими причиндалами. У женщин был измученный, но довольный вид. В Хэмпстеде сборища были пошикарнее – женщины даже пытались краситься, отважно замазывая крем-пудрой синяки под глазами.

Она проходила мимо них в парке. Они собирались у входа в клуб «Один час» и снисходительно улыбались, когда Сэм волочилась мимо со своей подержанной коляской.

Она избегала их, потому что приходила в ужас от мысли, что превратится в мамашу. Сэм понимала, что с рождением ребенка сбылась мечта всей ее жизни, и признавала, что с восторгом бросила работу, как только забеременела, но ее страшила мысль о том, чтобы стать домохозяйкой и мамочкой на полный рабочий день, или еще хуже, что кто-нибудь посмотрит на нее и подумает, что она – домохозяйка и мамаша, ничего более. Она была в замешательстве. Ей бы никогда не пришло в голову, что она может так себя чувствовать.