Хочу ребенка! - Джейн Грин

– Давай, Мэйв, вот так. Молодец. Тужься сильнее. Тужься. Еще раз. Ребенок выходит. Я вижу головку. Появилась головка.

– Тужься, Мэйв. Еще немного.

– Ты выдержишь, Мэйв, – доносится голос Марка, и я тужусь, тужусь изо всех сил, и кричу в агонии, зная, что я или рожу в эту же минуту, или умру.

– ННННННННЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ-ЕТТТТТ!

Сэм

21

Сэм вылезает из своего двухосного внедорожника (купленного специально, чтобы преодолевать улицы Госпел Оак с их рытвинами и ухабами), отстегивает ремень безопасности на заднем сиденье, берет Джорджа и усаживает его в безопасный детский стульчик на кухонном полу, прежде чем вернуться в машину за покупками.

Экологически чистая морковь; экологически чистый картофель; экологически чистая брокколи; экологически чистый сыр; экологически чистый цыпленок. Крис уже начал задавать вопросы: почему это их ежемесячные расходы на еду увеличились втрое, хотя в семье появился всего-то один малюсенький ребенок пяти с половиной месяцев, который съедает не больше двух столовых ложек в день. Крис не понимает важности экологически чистых продуктов, не говоря уж о том, что он не подозревает об их дороговизне. Откровенно говоря, Сэм тоже не понимает, зачем она нужна, эта органическая пища, но раз уж все так делают, и у всех дети питаются только специально выращенными продуктами, Джордж тоже будет так питаться.

Правда, сама Сэм и ее друзья в детстве о такой пище и не слыхали, и ничего, выжили, но времена меняются. И хотя Сэм морщится, глядя на цену, она не готова взять на себя риск и кормить Джорджа «нормальной» едой, – вдруг произойдет что-нибудь ужасное?

Ведь она в Джордже души не чает. Он – зеница ее ока. Только ради него она и живет. Сначала она этого не чувствовала, не понимала этой связи между матерью и ребенком. Она никогда не знала, как вести себя с новорожденными, ей было неуютно в их присутствии, но она расслабилась, так как все ее подруги уверяли, что со своим ребенком все будет по-другому.

Они ошиблись.

В течение трех месяцев она воспринимала Джорджа не иначе как орущий и никогда не засыпающий комок с коликами и животе. Все время, когда он не спал, он орал. Все время, когда его не кормили, он орал. Он затыкался лишь, когда Сэм пристегивала его к груди в детском рюкзачке и отправлялась гулять по району.

По крайней мере, думала она, шагая по Хиту в направлении Кенвуда, я похудею от этих прогулок.

Но, к сожалению, она так и не похудела. Сэм казалось, что кормление грудью – идеальный способ вернуть фигуру. Подруги-доброжелательницы рассказывали, что всего шесть недель кормления грудью, и они с легкостью застегнули на себе джинсы, которые носили до беременности.

Те же самые подруги расхваливали кормление грудью, потому что можно есть, сколько пожелаешь, и при этом все равно худеть.

Сэм набросилась на еду с дикой несдержанностью. Оказалось, что она умирает с голоду, и с радостью жевала бы хоть целый день, а то и ночь. Она сонно спускалась по лестнице, в то время как Джордж с упоением сосал грудь, на автопилоте открывала дверцу холодильника, протягивала руку и брала первое попавшееся лакомство. Толстые ломти сыра. Горы салата из тунца. Особенно Сэм полюбились карамельные йогурты, обезжиренные на девяносто восемь процентов. Правда, она предпочитала игнорировать тот факт, что они содержат сто процентов чистого сахара, чтобы компенсировать отсутствие вкуса.

Сразу после рождения Джорджа Сэм потеряла почти десять килограммов. Через восемь недель кормления грудью килограммы к ней вернулись. Даже с лишком. Она привыкла носить бесформенные платья и перестала переживать из-за лишнего веса. Она стала матерью, и, если это значит, что она должна выглядеть, как мать, да будет так.

По крайней мере, говорит она про себя, с улыбкой глядя, как малыш пытается схватить себя за пальчики ног, Джордж уже не кричит так, как раньше. По крайней мере, не днем. Колики пропали месяца в три, и с тех пор, как она перевела его на твердую пищу (она знала, что нужно подождать до четырех месяцев, но Джордж так быстро развивался, был таким сильным, здоровым и так хотел есть, что она решила попробовать в три с половиной), он спит почти всю ночь. Если не считать пробуждения в два тридцать, три, три двадцать и так далее, до шести утра, пока Сэм не решает, что с нее довольно, заходит в комнату и будит его сама.

Она водила его в детскую клинику на осмотр, что бы удостовериться, что родинка сзади на шее – не признак менингита, как ей показалось в панике. Сэм сидела в приемной с синяками под глазами и свалявшимися сальными волосами, и думала: неужели она выглядит так же кошмарно, как и другие мамаши? У всех у них было одинаковое пустое, измученное выражение лица.

Одна из женщин устало покачала головой, когда ее младенец опять завыл, и вскоре вся комната отозвалась душераздирающим воем. Раньше я не понимала, как люди могут бить детей, подумала Сэм, качая Джорджа вперед-назад, шикая на него, чтобы он унялся. Раньше я не понимала, как может подняться рука на такое. Но здесь, в этой приемной, не в силах унять Джорджа, вымотанная, с издерганными нервами, Сэм поняла. И осознала, что никогда не сделает этого. Но теперь она понимала, что значит быть на грани, и как мало нужно, чтобы переступить эту грань.

Она порылась в огромной черной сумке (вообще-то, эта сумка предназначалась для подгузников, но весила она, как маленький чемодан, набитый камнями) и достала одну из четырнадцати сосок, гремевших на дне, чтобы утихомирить вой Джорджа. Прием подействовал незамедлительно.

Измученная женщина бросила на нее осуждающий взгляд, расстегнув блузку и приготовившись кормить грудью.

– Вы даете ребенку соску? – холодно произнесла она, не выдавая своего неодобрения.

– Они спасают мне жизнь, – защищаясь, ответила Сэм.

– По-моему, это очень плохая привычка. Вы же не хотите, чтобы ваш ребенок сосал палец?

«Пошла в задницу. Не твое собачье дело», – хотела было ответить Сэм.

Но она проглотила комок в горле и спокойно произнесла:

– Мне все равно.

– Иногда я жалею, что Оливер не берет соску, – произнесла женщина, поглаживая по головке довольно уродливого младенца, который отчаянно сосал ее левую грудь. – Но ему это не нравится, и, наверное, это хорошо, – она благостно улыбнулась, глядя на ребенка.

Она явно врала.

– Надо засунуть ее посильнее, и ребенок не сможет сопротивляться, – ответила Сэм и засмеялась, немного истерично.

От этих слов женщина заткнулась.

Но от сосок ночью появилась одна проблема. С семи вечера до двух тридцати ночи Джордж спал как ангел, но после половины третьего орал как резаный, каждый раз, когда соска выпадала изо рта. Это случалось каждые двадцать минут.