Лонтано - Жан-Кристоф Гранже

– И ты с этим пройдешь контроль? – удивился Эрван.

– После сорока лет в конторе – и не только с этим.

– Ты что, на охоту отправляешься?

– Займись своими делами. Ты что хотел?

– Поговорить о Человеке-гвозде.

Отец достал конверт, набитый наличностью, быстро провел пальцем по пачке (все банкноты по сто), потом убрал его в карман пиджака вместе с паспортом.

– Не лучший момент.

– Не вынуждай меня вызывать тебя в управление.

– Ты на машине? – улыбнулся Морван. – Подкинь в аэропорт. Поговорим по дороге.

72

– Когда я приехал в Лонтано, он уже убил четырех женщин.

– Ты служил в Габоне, почему тебя послали в Заир?

– Потому что последняя жертва была француженка и начальство хотело, чтобы я разобрался на месте.

– Опиши обстановку. Расскажи мне о Лонтано.

– Одна огромная жилая зона, новый город, в котором разместились все инженеры, персонал и бригадиры с рудников. В большинстве своем бельгийцы. Школы для детей. Университет для формирования элиты. В те времена это означало кучу народа, ни один негр еще не имел доступа к квалифицированной работе.

– Когда произошли убийства, наверняка началась паника, верно?

– Никто больше не осмеливался носа на улицу высунуть. Вообще-то, никто не хотел там оставаться. Массовый исход из города. Бельгийцы потребовали репатриации. Что до африканцев, дело было не лучше: они были убеждены, что вокруг бродит демон. И не желали работать в тех местах, где убийца оставил одну из своих жертв. Весь район парализовало.

Эрван невольно вспомнил, что родился там. Отец прав: это гибельное место вполне могло сойти за проклятие. За неимением фей над его колыбелью склонился серийный убийца.

– А куда смотрела полиция?

– Заирской полиции не существовало, а бельгийская никого не могла найти. В их оправдание нужно сказать, что единственным способом расследования был сбор свидетельских показаний. А никто ничего не знал. Или все были запуганы. В любом случае там царил закон молчания. Не включишь сирену?

Эрван проехал Порт-де-ля-Шапель и свернул к северной автостраде.

– Нет. Время еще есть, а мне нужны все подробности.

– Для этого пришлось бы идти в аэропорт пешком.

– Заирское правительство дало тебе разрешение на расследование?

– Черные ждали меня, как мессию. Дело дошло до ушей Мобуту, которому очень не нравился исход из Лонтано. Он опасался, что рано или поздно придется закрыть все тамошние рудники.

– Бельгийцы помогали?

– У них были свои заморочки. Главным для них казалось восстановить порядок в городе. Их ошибкой было то, что они подозревали африканцев – из-за магических ритуалов убийцы. Ну, белые и вмешались. Начались столкновения, линчевания. Когда я приехал, они находились на грани гражданской войны.

– С чего ты начал?

– Я начал расследование с нуля. Бельгийцы сделали только одно интересное открытие. Ритуалы Человека-гвоздя опирались на магию, которая не имела ничего общего с Катангой. Ее практиковали в Майомбе, районе, расположенном в устье реки Конго, более чем в пяти тысячах километров к западу. Полицейский рефлекс заставил их искать среди рабочих тех, кто принадлежал к народности йомбе.

– И нашли?

– Сотни. Для Заира Катанга вроде эльдорадо: люди стекались туда отовсюду в поисках работы. Они сами загнали себя в тупик. В результате они и близко не могли подойти к черным гетто из страха, как бы их самих в отместку не линчевали. А тем временем количество жертв росло.

– Профиль жертв?

– Всегда один и тот же: молоденькая девушка из хорошей семьи, студентка или служащая горнопромышленной компании. Милашки, которых все знали и которые отплясывали субботними вечерами в танцзалах под звуки «I’m a Man» или «Yellow River».

– Ты их помнишь?

Старик монотонно, без запинки, принялся перечислять:

– Октябрь 1969-го: Анн де Вос, двадцати одного года, студентка факультета биологии. Декабрь 1969-го: Сильви Корнет, девятнадцати лет, секретарша на лесопильном заводе «Fyt Kolenmijn». Март 1970-го: Магда де Момпер, двадцати лет, студентка филологического факультета. Май семидесятого: Мартина Дюваль, восемнадцати лет, студентка подготовительных курсов.

– Ты что, каждое имя помнишь?

– Они так и остались в памяти. А ведь те, кого я назвал, были убиты еще до моего приезда. Те, кто погиб потом, – они стали вроде как членами моей собственной семьи. – Уставившись на дорогу, он снова забубнил: – Ноябрь 1971-го: Моника Верхувен, двадцати четырех лет, геолог в Mangaan Corp. Февраль 1971-го: Анн-Мари Ньювеланд, двадцати одного года, переводчица в бельгийском консульстве. Апрель 1971-го: Катрин Фонтана, двадцати трех лет, медсестра в диспансере пятого километра. Май 1971-го: Колетт Блох, двадцати двух лет, домохозяйка, мать четырехмесячного младенца. Ноябрь 1971-го: Ноортье Эльскамп, двадцати лет, монахиня… Давай быстрее, я опоздаю на самолет.

Эрван, не отвечая, прибавил скорость. Они проехали Стадион Франции в Сен-Дени.

– Убийца всегда действовал одним и тем же образом, – продолжил Падре. – Похищение, пытки, увечья, и тело оставляется в каком-либо уголке джунглей. Ни разу не нашли ни следов, ни отпечатков. Один ливень, и все смыто.

– Он поэтому ждал дождя?

– Нет. У Фарабо были соображения… чисто религиозного порядка. Согласно его верованиям дождь вызывает приток духов, а значит, опасность. Поэтому ему необходимо усилить свою защиту к этому моменту. А значит, ему нужен был мощный фетиш – жертва.

– На мой взгляд, эти убийства слишком разнесены во времени, чтобы относиться к одному сезону.

Морван невольно усмехнулся:

– Ты настоящий сыскарь! В Катанге сезон дождей длится восемь месяцев, с октября по май. Можешь представить себе эти хляби небесные.

Эрван походя отметил для себя, что новый Человек-гвоздь не следовал этому условию. В ночь с 7 на 8 сентября в ландах Кэрверека дождя не было, а в Париже во вторник, 11 сентября светило солнце.

– А гвозди, черепки, осколки зеркала?

– Все было со свалок, из рудничных или заводских складов. Ни разу не удалось установить их точное происхождение. Повторяю, тогда были другие времена. И это Африка…

Эрван уже подъезжал к аэропорту. У него не оставалось времени выслушать всю историю.

– Как ты его поймал? – спросил он.

– Мне было двадцать пять лет. Мое первое уголовное расследование. У меня представления не было, каким путем двигаться, но я, как бы сказать, вошел в резонанс с убийцей, с его безумием. Я понял, что магия черная, но преступник-то белый.

– Это есть во всех учебниках криминологии: серийные убийцы в большинстве случаев нападают на представителей своего этноса.

– Тогда учебники, о которых ты говоришь, еще не были написаны. Я начал поиски европейца, который вырос или жил в районе Майомбе.

– И так ты вышел на Фарабо?

– Нет. Немало белых работали то там, то тут по всему Конго, и в Майомбе в частности. Я попытался сократить список подозреваемых, опираясь на профиль убийцы.

– Ты хочешь сказать… психологический профиль?

– Не совсем. Я придерживался конкретных фактов. Какого рода умения требовались для убийства, какие знания, какие верования. Мой клиент был белым, который верил в магию йомбе, а значит, он жил там, причем часто бывал в черных общинах. Парень знал джунгли как свои пять пальцев: доказательство – то, где он оставлял тела. Кто-то из полевых работников – инженер, геолог, бригадир…

Увидев впереди аэропорт, Эрван сбросил скорость. Каждая выигранная секунда приносила ему дополнительную информацию.

– Тогда я сопоставил различные данные, – продолжил Морван, – места, время, алиби каждого из подозреваемых. Я действовал тщательно и методично. Надо заметить, это потребовало большого труда. Самое ужасное, что убийца продолжал убивать. Меня это с ума сводило, но я не мог ничего ускорить. Тем более что в мои обязанности входило еще и наблюдение, и поддержка порядка на рудниках.

– Как у Ди Греко?

– Точно. На пятой жертве я сам сел в самолет и отправился за французским медиком, которого знал по Габону, чтобы он провел настоящее вскрытие. Благодаря чему я сделал открытие: ногти и волосы внутри грудной клетки.

– Тебе это помогло?

– Нет. Но лишний раз подтвердило, что псих придерживается ритуалов йомбе.

– В результате, как ты его вычислил?

– Как всегда: повезло. Последняя жертва, Ноортье Эльскамп, монахиня, работала в диспансере для черных. Я расспросил других медсестер. Спрашивал, не заметили ли они в окрестностях кого-нибудь, кто вел себя странно. Или просто белого, который обращался за помощью к ним в диспансер. В Лонтано все европейцы лечились в официальной больнице, клинике для белых. А диспансер был для черных.

– И это что-нибудь дало?

– Один молодой инженер приходил много раз, чтобы сделать уколы от столбняка. Совершенный абсурд: противостолбнячная сыворотка действует на несколько лет вперед. Я понял, что нашел своего клиента.