Дорогая Эмми Блю - Лиа Луис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снова смех. Мари сияет, прижимая руки к груди, её свадебная лента переливается.
– Ещё в этой коробке восемь CD-дисков, которые Лукас отправлял мне, когда мы были юными. Он считал, что у меня ужасный музыкальный вкус, но, лишь увидев его коллекцию, я поняла: это у нас общее. Не знаю, как ему удалось набрать песен на целых восемь приличных дисков. И кстати, Люк, двенадцать лет назад я отправила тебе банку с маринованными огурцами. Где мой девятый диск?
Снова смех. Лукас не отрывает взгляда от коробки, не смотрит мне в глаза. И я рада, что осталось немного, потому что ещё чуть-чуть – и я разрыдаюсь прямо здесь, перед всеми этими людьми.
– И Мари. Прекрасная, добрая Мари, – Мари утирает платочком глаза, протягивает мне изящную руку. Сжав её, я наклоняюсь и достаю из-под стола белый воздушный шарик в форме сердца. – Я знаю, это очень паршиво для окружающей среды. Но к нему привязана открытка, на которой ты сможешь написать свою мечту. О счастье. О вашем браке. О вашем будущем. Об авокадо, – мы обе смеёмся сквозь слёзы. – Потому что в прошлый раз, отпустив шарик, в записке я пожелала встретить друга. И моя мечта сбылась. Думаю, это хороший знак.
Лукас смотрит на скатерть, прижимает руку к щеке, и когда поднимает взгляд, свет отражается в его глазах.
– За Лукаса. Моего лучшего друга, – слёзы уже катятся по моим щекам. – За Мари. За мистера и миссис Моро. За ваше будущее вместе.
Зал взрывается аплодисментами.
И в этот момент я отпускаю Лукаса.
Прошло не больше часа, когда первые гости начали выходить на танцпол, и мы с Элиотом впервые поговорили за очень долгое время. С тех пор, как мы стояли у дома Луизы и я отпустила его во Францию. Потом подъехали новые друзья, уже не такие близкие, и среди них Ана. Я нервно смотрела, как она направляется к Элиоту, блестя глазами и широко улыбаясь. Их разговор был очень коротким, и она отошла прочь, хмурая, как туча.
Теперь я сижу за столом, прихлёбывая красное вино и слушая, как Аманда, вся в слезах, признаётся мне, что моя речь понравилась ей больше всего (Уже в седьмой раз. От шампанского она чуть помутилась рассудком и даже поведала, что физическая форма Жана слишком уж хороша для шестидесяти четырёх лет.)
– Эта коробка меня поразила, – говорит она, сжимая в руке мою руку. – Мой мальчик – и вдруг музыка? Мне всегда казалось, что его вкус в этом плане никуда не годится, а тут вдруг восемь дисков. Я даже не думала, что он умеет их записывать.
Я смотрю на Лукаса, на Мари в его объятиях. Они тихонько подпевают треку, закрыв глаза и блаженно улыбаясь, и я понимаю, что он там, где и должен быть. Наш поцелуй на балконе был ошибкой. Вспышкой. Жизнь ведь не только чёрная и белая, правда? Иногда границы того, что кажется дружбой, чуть размываются. Мы любили друг друга столько лет, мы столько раз были близки к этому поцелую, что он случился слишком поздно и лучше бы ему не случаться вообще. И я поняла это в тот самый миг, когда его губы коснулись моих.
– Господи, мне опять нужно в туалет, – говорит Аманда, поднимаясь, дыша на меня влажностью и алкоголем. Мой телефон вибрирует.
Элиот: Потанцуешь со мной?
Я поднимаю глаза. Элиот стоит совсем близко и улыбается. Я встаю и иду к нему. Я не хочу спорить, искать причин. Я хочу танцевать. Я хочу танцевать с ним.
– Выглядишь…
– Только не говори «отпадно».
Он приподнимает бровь.
– Я никогда не говорил «отпадно».
– Говорил, – напоминаю я, – по поводу чизкейка.
Элиот смеётся и качает головой.
– Ну, одно дело чизкейк, а другое – ты. Я хотел сказать – великолепно.
– Спасибо, – я обвиваю руками его шею. – А ты выглядишь отпадно.
– О да, – он улыбается, обнимает меня за спину и притягивает к себе. Теперь, когда мы ближе друг к другу, чем когда бы то ни было, бабочки в моём животе носятся как бешеные.
– Почему ты не рассказал мне про тот вечер?
Элиот качает головой и шепчет мне на ухо, так что мои руки покрываются гусиной кожей:
– Он был для тебя всем, Эмми. Единственным близким человеком. Я знал, как ты одинока, как сильно на него полагаешься, и… я просто подумал, что возьму всё на себя. Ради тебя. Потому что тебе нужен был твой друг. Ты просто не смогла бы вынести ещё больше страданий.
– Неужели только ради меня?
Элиот откидывает голову назад, улыбается мне.
– Думаю, это вполне очевидно.
Он наклоняется ко мне, блестя карими глазами, и целует. Медленно. Нежно. Гладя моё лицо, кончиками пальцев касаясь волос. Я закрываю глаза и таю от тепла его губ, тяжести его тела.
И забываю о Лукасе. Забываю об Ане. Забываю о том вечере. Забываю обо всём. Чувствую только одно: спокойствие. Счастье.
Утром меня будит стук в дверь. Элиот проводил меня до моего гостиничного номера, и нам обоим пришлось собрать все силы, чтобы он не переступил порог. Мы целовались на танцполе, и в коридорах, и даже в лифте, и оторвались друг от друга только возле моей двери; наше обоюдное влечение притягивало нас, как магнит, как электричество. Наверное, нас видел Лукас. Аманда так точно видела. Они с Жаном шли в свой номер, и она застыла на полпути. Наверное, если бы он сам нас не видел, решил бы, что всё это спьяну ей привиделось.
– Это была прелюдия, – как-то сказала Рози по поводу парня, с которым какое-то время встречалась, и он был ей вроде бы как симпатичен, но вообще-то не нравился, что очень запутывало Фокса.
– Вы ходили в пиццерию, – удивился он и в ответ на эти слова: – Какая в пиццерии может быть прелюдия?
– Когда тебе кто-то нравится, Фокс – я имею в виду по-настоящему нравится, – объяснила Рози, – прелюдией может стать всё. То, как он облизывает губы, как пьёт, как улыбается
