Тайна 21 июня 1941 - Чунихин Владимир Михайлович

Сталин же в это время оставался в Кремле. Причём не просто не прятался, а оставался здесь демонстративно. В том смысле, что официально об этом никогда не сообщалось. Но всем было известно — Сталин здесь. Сталин на месте.

А раз знали многие, то знала об этом, конечно же, и германская разведка.

Этого, кстати, не мог не понимать и сам Сталин.

Но как раз в этом случае соображения максимальной личной безопасности были им отвергнуты. Потому что армия должна была знать, где находится её высший командир.

Это было необходимо для того, чтобы поддержать боевой дух сражающихся войск.

Во все времена этот приём использовался для укрепления боевого духа армии, а значит для достижения победы. Потому что победа во многом зависит именно от него. По сравнению с этим вопросы личной безопасности полководца всегда оставались на втором месте.

Сталин здесь ничего нового не придумал. Он просто поступил так же.

На фоне ЭТОГО жалкая и беспомощная байка о том, что Сталин спрятался в тот момент, когда немцы были за тысячу километров от Москвы, выглядит просто нелепо.

Я, в связи вот с этой легендарной историей, хочу задать всего один вопрос. Простой и незатейливый.

Господа обличители Сталина.

Сталин не святой, конечно. И дел наделал в своей жизни разных, в том числе и бесчеловечных. Это ясно.

Но это Сталин.

А вот вы. Скажите, пожалуйста.

Почему вам для утверждения вашей высокоморальной позиции в отстаивании принципов гуманизма требуется лгать? Или, что равнозначно, изо всех сил отстаивать эту самую ложь?

Я не говорю о том — много лгать или мало (вообще-то получается, что очень много). Зачем вам лгать вообще?

Почему для того, чтобы утверждать гуманность и человеколюбие, эта самая ложь требуется вам в принципе?

Хочу также обратить особое внимание вот на что.

Несмотря на то, что это самый простой для опровержения из мифов о Сталине, забывать о нём или высмеивать его не стоит. Помнить о нём нужно постоянно и относиться к нему следует предельно серьёзно. Потому что устойчивое циркулирование в общественном мнении этого эпизода начала войны не было, конечно, случайным и самопроизвольным явлением. Только наивные люди, незнакомые к тому же с современными методиками манипулирования общественным сознанием, могут вообразить себе, что эта предельно глупая история могла самостоятельно просуществовать в качестве истины в течение ни много, ни мало — полувека. И продолжать существовать до сих пор.

Об этом надо помнить.

Всегда помнить.

Поэтому и предполагаю занять внимание читателей этой историей несколько больше времени, чем она того заслуживает. Кроме того, стоит она подробного обсуждения ещё и потому, что связано всё это с некоторыми другими важными событиями начала войны.

Обратим внимание на два примечательных момента в рассказе Микояна.

Первый.

Берия предлагает коренным образом изменить всю систему государственной власти в стране.

Предлагает не Сталину.

А кучке его приближенных, неуютно чувствующих себя вот уже несколько часов без Хозяина.

Молотов инициативу Берии тут же бодро подхватывает и, получив одобрение остальных присутствующих, позднее, уже в присутствии Сталина, первым озвучивает это предложение.

Затем его слова, обращенные к Сталину, дополняет все тот же самый вездесущий Берия.

Согласитесь, что в самой этой мизансцене видится некая срежиссированность. Два персонажа (между прочим, наиболее приближённых тогда к Сталину) выдвигают предложение в одном месте — для членов политбюро. Вспомним о том, что по крайней мере один из этих двоих совершенно точно виделся перед этим со Сталиным.

Потом они же повторяют это предложение уже в другом месте — для Сталина, изменив единственно очередность своих выступлений. Все остальные члены политбюро молчат и соглашаются, ничего не предложив и не возразив.

Между тем, если такая инициатива, связанная с деликатной областью, прямо затрагивающей личную власть Сталина, по какой-то причине тому бы не понравилась, это могло иметь для Берии (да и Молотова) далеко идущие последствия.

Дело в том, что предложение-то это, при всей его кажущейся простоте, замахивалось ни много ни мало, но на власть не чью-нибудь, а ЦК ВКП (б), который предложением этим низводился до ранга совершенно невнятной организации, подчинённой непонятно какому органу.

Предложения такого калибра обычно, конечно же, должны были заранее согласовываться со Сталиным. И вдруг — такая инициатива. И без согласования со Сталиным.

Ведь Микоян (я так его понял) подразумевает, что предложение это не согласовывалось предварительно со Сталиным.

А кто ему об этом сказал? Берия? Молотов?

Кто-нибудь считает их наивными людьми?

Момент второй.

Молотов говорит о том, что Сталин находится в прострации, ничем не интересуется и тому подобное.

Но это только слова Молотова. Никто другой, как можно это понять из рассказа Микояна, Сталина с вечера 29-го не видел.

Между тем, вот Микоян описывает далее вечер 30 июня и их приезд к Сталину. И, как это ни странно, ничего о прострации Сталина фактически не упомянул. И о том, что Сталин ничем не интересуется, не упомянул тоже.

Иными словами, описание Микояном Сталина в той ситуации, когда они к нему приехали 30 июня, ничем фактически не подтверждает слова Молотова.

Посмотрим еще раз. Вчитаемся повнимательнее.

«Вид у него был спокойный, но какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь, по сути дела, он сам должен был нас созвать».

Обратим внимание на такое слово — «спокойный».

И одновременно.

Странный вид. А чем странный?

Глаза блестят? Или взгляд, наоборот, потухший? Затравленный? Мечется по комнате? Или, наоборот, не может шевельнуть рукой?

Так чем же странный-то у него вид, а? Хотя бы слово об этом. В пояснение, так сказать.

Тем более, если сам только что упомянул о том, что Сталин вполне себе СПОКОЕН.

Не стал Микоян углубляться в пояснения. Не стал добавлять ничего более конкретного вдобавок к туманному «странный».

Видно, что Микоян очень старается здесь подтвердить как-то слова Молотова своими личными наблюдениями. Только нет у него ничего для этого. Иначе обязательно упомянул бы.

Верен себе остался Анастас Иванович. И традиционно умён.

И хрущёвские рассказы про испуганного Сталина опровергать не захотел. И не захотел становиться посмешищем в глазах своих бывших коллег по власти, рассказывая о сталинском страхе.

Странный вопрос. Чем странный?

Сталин обычно в Кремле появлялся ближе к вечеру. Во всяком случае, именно тогда в его кабинет начинали проходить люди. Эти же приехали к нему на дачу примерно в это же самое время.

Так почему странный?

И почему он должен был их созвать? В связи с чем? С тем важным вопросом, с которым они к нему пришли?

Так ведь подразумевается в рассказе Микояна, что Сталин об этом вопросе ничего не знает.

По-моему, здесь Микоян невольно проговорился. Обмолвился таким образом, что становится ясно его собственное невысказанное мнение о том, что с вопросом такой важности Сталин должен был сам их вызвать. То есть засветил свою догадку о том, что Сталин прекрасно знал о том, с чем к нему приехали его «бояре».

Микоян ведь тоже не был наивным человеком. Знал он прекрасно (член ЦК с 1923 года) манеру Сталина «готовить вопрос».

Давайте-ка вспомним ещё раз, как описывал адмирал Исаков эту самую привычку Сталина.

…Когда же у него было ощущение предварительное, что вопрос в генеральном направлении нужно решить таким, а не иным способом, — это называлось «подготовить вопрос», так, кстати, и до сих пор называется, — он вызывал двух — трех человек и рекомендовал им выступить в определенном направлении…

Так. А кто у нас последним разговаривал со Сталиным? Один на один?