Послания себе (Книга 3) - Сергей Гомонов

- За оружие! - рыкнул он, глядя сразу на всех.

Гайна в ужасе заплясала под Тантори. Один из оританян, бывший "габ-шостер", чудом не сбежавший вместе с Тессетеном и Солонданом, бросил копье и в страхе попятился. Ал уставил на него горящие глаза:

- Подними! Подними и стань рядом!

Оританянин затряс головой, споткнулся.

- Ты не будешь с нами? - Ал развернулся и всадил свой атаме ему меж ребер. - Кто еще не будет с нами?!

Мертвое тело соскользнуло с лезвия и стукнулось о мокрую землю.

И тогда повставали даже те, кто уже не надеялся встать. Танрэй в ужасе смотрела на зверство, учиненное мужем. О, Природа! Она мало знала его!

- Вперед! - заорал Тантори, спихивая с гайна кого-то из своих солдат и железной рукой разворачивая ее для Ала.

Тот с разбега вскочил на спину животного, хотя ездил плохо и едва держался на попоне. Тантори с восторгом посмотрел на него, завизжал, поднял свою гайна на дыбы и ринулся на врага...

Бой был жестоким, но очень коротким. Дрались в основном Ал и Тантори, но казалось, что и вдвоем они разнесли бы в щепки и клочья не один десяток врагов.

Ал повалился и заснул, едва спрыгнув на землю. Во сне он, кажется, звал кого-то, кричал... И только перед пробуждением услышал голос того, ради кого метался всю ночь:

- Не зови меня больше никогда, хозяин. Я умер...

И астрофизик проснулся в повозке. Спутники с опаской взирали на него, и... ему понравился этот страх. Маленький Кор, которому было уже почти восемь лун, выбрался из повязки на груди матери и ползал по нему с радостным воркованием, тыкая пальчиком в кровь, усаживаясь на попку и с изумлением рассматривая непонятную, но яркую и красивую жидкость. Затем он незамедлительно совал ручонку в рот, и никто не осмеливался остановить ребенка и подойти к спящему отцу. Ал поймал его, и мальчик, думая, что с ним играют, в упоении завизжал и засмеялся. Но отец протер ему рот мокрым и грязным рукавом, на короткий миг прижал к себе, а потом подтолкнул под бок матери.

- Море! - вдруг завопили впереди. - Там море!

Ал приподнялся на колеях и, заслонившись рукой от солнца, поглядел вдаль. Караван тащился вдоль бесконечного каньона, такого же красновато-рыжего, как и плоская пустыня, но вдали, весело играя и подмигивая на утреннем солнце, голубела полоска моря. Проснулся и раненный Зейтори.

- Там правда море? - спросил он, жадно глотая собранную женщинами мутную воду, которую поднесла ему Хатта.

- Нам всем предстоит теперь много работы, - сказал Ал, все еще не веря своим глазам и глазам попутчиков. - И в особенности - вам с Кронрэем...

- Ал! - крикнул Тантори. - Паском в соседней повозке. Он зовет тебя...

Астрофизик вспомнил, что старик был ранен во вчерашней последней стычке. Спрыгнув на землю, он поморщился и придавил пальцами приклеенную к запекшейся ране и волосам повязку.

- Как он, Тантори?

Бывший кочевник покачал головой и повернул свою гайна:

- Кажется мне, Ал, что он уходит...

Покрытая жемчужными каплями, с мокрыми волосами, под тяжестью которых запрокидывалась голова, Танрэй вышла из бассейна. Опередившая ее Хатта завернула хозяйку в нежную ткань, уже почти обсохнув сама на жарком солнце страны Ин загадочной страны богов, пришедших из моря, как говорили о ней соседи.

Много утекло воды в изумрудной реке, омывавшей берега, прежде чем невозможно быстро, по понятиям здешних жителей, на земле, оживавшей только после ее разлива, вырос первый город столица будущей страны. Это было священное место, и никто до богов не смел заселять его: много поколений назад здесь упала с неба звезда, и лежала она среди песков большим холмом, покрывавшимся рыжей пылью. Боги заставили звезду сиять, водрузили его на колонну и назвали новый город "Северным Столпом".

Растирая нежное тело хозяйки, хранившее едва заметные следы шрамов десятилетней давности, Хатта не без зависти подмечала, что оританянка не поддается времени. Самой Хатте не было и тридцати, а заглядывая в зеркало рядом с Танрэй, она видела, что по виду может сгодиться ей в матери. До сих пор темнокожая кула-орийка считала эту неувядающую молодость следствием волшебства.

Полуденное солнце покачивалось в успокаивавшейся кристально-чистой воде бассейна.

- Торопись, Хатта, торопись. Иди, приготовь все, что нужно, и распорядись, чтобы запрягали... - повелительно сказала Танрэй, давая себе несколько минут на то, чтобы в первозданной наготе понежиться под лучами светила.

Сейчас из Модисса в Северный Столп должен прибыть Ал. После его путешествия три года назад на западный материк Олум-Алрэй эта поездка была довольно короткой. Никогда раньше Танрэй даже не подозревала, что сможет править не просто своими слугами, а целым государством. Бывало, что Ал исчезал, и Селенио по десять-двенадцать раз набухала и опадала, прежде чем она возвращался. Бывало по-всякому...

Надушенная притираниями, в церемониальном убранстве, к которому Танрэй пришлось привыкнуть, но которое она ненавидела от души, хозяйка сказочной страны Ин в окружении верной охраны вышла и села в колесницу, запряженную четверкой быстрых, как западный ветер, гайна.

Со стороны детской половины по ступенькам быстро спускался десятилетний Кор, пригожий мальчик, окруженный друзьями детьми дворовых. И телом, и лицом он удался в мать: обещал стать миниатюрным, очень ладным русоголовым юношей с широко распахнутыми голубовато-серыми глазами. Подбежав к колеснице, мальчик схватился за бортик:

- Мама, почему вы не берете меня с собой? - на людях было принято называть родителей на "вы", и Кор никогда не оговаривался.

- Мы скоро приедем, малыш. Иди, играй...

- Я соскучился, - опустив глаза, тихо признался он. Матери можно было говорить такое. Отец не признавал сюсюканья, и мальчик даже в его отсутствие стеснялся признаваться в своих чувствах.

- Иди, Кор, иди. Ступай.

И колесница сорвалась с места.

Танрэй нравилось повиновение. За эти десять лет она почти забыла, как ее и всех, кто остался с ними, жгло в пути неумолимое солнце, превращая кожу в лохмотья, секли плети ледяных дождей и сковывали почти невыносимые холода. Она не хотела помнить о кровопролитных боях, с которыми они пробивали себе дорогу в рай, а желания богини должны исполняться. Она и сама стала верить, что ведет свою родословную от всевышних, столько раз ей твердили это льстивые подданные.

Главная дорога Северного Столпа не проходила мимо поселений простых смертных. Однажды боги уже сделали роковую ошибку, слишком приблизив к себе дикарей - и от этого погибло немало великих людей. Теперь правители отсекли их от себя во всем. После смерти Паскома что-то сдвинулось в душе Танрэй. Да, теперь она могла исцелять так же, как и он - старик успел передать ей почти все свои знания, но царица не делала этого для всех. Некому больше находить души "куарт", воплощенные в тела туземцев, и правители негласно решили считать, что одухотворены только они, "высшие", а все остальные - животные, души которых не способны развиваться.