Увиденное и услышанное - Элизабет Брандейдж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Боже, – сказал он.
– Тебя любят, – сказал Бог.
Он постоял так, потом упал на колени и зарыдал.
– Я тебе кое-что расскажу, – сказал он жене. Они лежали рядом в кровати, как муж и жена. Утро еще не наступило.
– Что? – обеспокоенно спросила она. Она села в кровати, прикрыла грудь простыней и посмотрела на него.
– Я видел Бога. Прошлой ночью в лесу. – Он рассказал ей все, умолчав лишь про грибы и про поцелуй с Джастин.
– Ты же не веришь в Бога, – усомнилась она.
– Знаю. – Он закрыл глаза, пытаясь вспомнить лицо. – Оно было сразу старое и молодое, знакомое. Может, это и не Он, а кто-то в костюме.
– Как Он выглядел?
– Именно так, как его можно себе вообразить.
– И что теперь?
– Не знаю.
Она обхватила колени руками.
– Не знаю, что ты хочешь, чтобы я тебе сказала.
– Ну, я просто хотел… чтобы ты знала.
– Ладно. Теперь знаю.
– Меня, в общем, здорово испугало.
Она кивнула.
– Слушай, Кэтрин, мне очень жаль. Хочу, чтобы ты знала.
– Что?
– Ну, мне жаль, вот и все.
– Не слишком-то это хорошо, Джордж.
Она встала, прошла в ванную, наполнила стакан водой, принесла ему и выдала аспирин.
Он взял таблетки из ее руки.
– А теперь отдыхай.
Она оставила его одного. Он лежал, слушая, как жена и дочь спускаются по лестнице на кухню, достают кастрюли и сковородки, открывают и закрывают холодильник, готовят завтрак. Они вместе пели песню, которую он знал и даже мог при значительном усилии вспомнить слова.
Тайны природы
1
Они были подруги, хорошие подруги. Близкие.
Они подолгу гуляли с собаками и катали Фрэнни в коляске. Ферма у них была как в детской книжке, с собаками, овцами. Альпаками и курами. Альпаки плевались, бродили они вдоль изгороди, высокомерные, как подростки. Она поднимала Фрэнни погладить их.
Джастин учила ее разному: вышивать по канве, вязать, готовить дал[85]. Кэтрин любила хаос ее дома – огромные подушки из Индии, растения, ароматы кухни. У Кэтрин одежда была аккуратно убрана в шкаф, у Джастин лежала кучами. Она стояла полуодетая, с гогеновскими грудями, не слишком торопясь прикрыться, и рылась в куче, отыскивая что-нибудь чистое, поднимала, обнюхивала и решительно совала руки в рукава.
Она готовила кофе в стеклянном кофейнике, потом ставила чашку и говорила: Забористый, самое то. Кусковой сахар в глиняной миске. Серебряные ложки. Она подавала сконы, которые пекла сама, с густым маслом и вареньем в липкой от паутины банке из погреба.
Джастин и Брэм – они жили иначе. Всегда касались друг друга, целовались. В отличие от них с Джорджем, вечно шарахавшихся друг от друга.
В их ванной под стопкой журналов – «Вог», «Матушка Джонс», «Вестник христианской науки» – Кэтрин обнаружила книгу под названием «За закрытыми дверями». Большого формата книга для кофейного столика, и сплошь черно-белые фотографии пары, занимающейся сексом, – типа руководства. Она полистала, замечая позиции – мужчина, женщина, их экстаз, бледный элегантный танец любви, – и подавила знакомое ощущение, что у нее в руках что-то грязное.
Джастин состояла в региональном женском клубе, они собирались раз в месяц в Олбани. Группа проспонсировала встречу с известной поэтессой, и она пригласила Кэтрин. Кэтрин заранее сказала Джорджу о своих планах, но, вернувшись в тот вечер домой, он уверял, что не помнит.
– Куда это ты?
– Я же говорила, Джордж. На вечер поэзии.
Она помылась и приоделась, немного накрасилась и подушилась розовым маслом. Это была идея Джастин, которая и подарила ей флакончик.
– Кажется, тебе подходит, – сказала она.
Джордж недовольно посмотрел на нее.
– А, точно. А как же ужин?
– На плите. Приятного аппетита.
– Я это не ем, – сказал он.
Она удостоила его лишь взглядом.
– Фрэнни уже поела. Она играет в кубики.
Прочь из дверей, щеки горят, сердце бьется. Она чувствовала, как он стоит и наблюдает за ее бегством.
Она немного резковато выехала на шоссе, солнце било в глаза. Она смотрела прямо на него, не моргая. Клуб был в центре, на улице Мэдисон. Ослепленная низким солнцем, она едва не проскочила въезд на парковку, уже забитую машинами. Это был старый покрытый штукатуркой дом с крыльцом. Табличка подтверждала его возраст – 1895, занесен в Национальный Реестр исторических мест. Зайдя в большой многолюдный холл, она поняла, что нервничает. Она давно ничего не делала одна, без Фрэнни, и почувствовала нечто вроде фантомной боли в отсутствующей конечности. Желая отвлечься, она сняла пальто и шарф, сунула шарф в рукав и перекинула пальто через руку. Волосы заправила за уши. В воздухе пахло кофе и духами. Она увидела, как кто-то манит ее рукой. Джастин. Заняла для нее место.
Они поцеловались в знак приветствия.
– Не думала, что придет столько народу, – сказала Кэтрин.
– Рада, что ты выбралась.
Они уселись. Кэтрин разглядывала помещение, сотню лиц женщин, которым не терпелось узнать что-то новое, матерей, бабушек, студенток, всех возрастов и сословий.
Поэтесса была уже знаменита, не только стихами, но и тем, что, замужняя женщина, она объявила себя лесбиянкой. Стоя у пюпитра, она являла собой воплощение доблести, ранимости, силы. Голос ее доносился до самых дальних уголков огромной комнаты. Слушая, Кэтрин почувствовала, что что-то внутри нее щелкнуло, часть ее освободилась.
После чтения они купили по томику поэзии и встали в очередь за автографом. Тихим испуганным голосом Кэтрин сказала, что ей понравились стихи.
– Ну, то есть я очень признательна, да.
Поэтесса поблагодарила ее и пожала руку, что доставило Кэтрин удовольствие – кто-то признал ее существование.
Подъезжая к дому, она увидела, что в кабинете у него горит свет. Она надеялась, что он уже лег, но он вышел, словно пьяный, моргая.
– И как оно?
– Интересно. – Она показала ему книгу.
Он полистал немного.
– Что она хотела сказать заголовком? «Мечта об общем языке»?
– А ты как думаешь, Джордж?
– Да ни хрена не понятно.
– Это мечта о том, что мы все будем понимать друг друга. – Он поморщился. – Что женщины поймут мужчин, а мужчины женщин. Что у нас будет общий язык.
– Что за чушь. И с каких пор ты пристрастилась к поэзии?
– Я расширяю кругозор.
– Она же к тебе подкатывает, да?
– Что?
– Джастин.
– Мы подруги, Джордж.
– Думаешь, она лесби?
– Лесби? Разумеется, нет.
– Ты что, в этом разбираешься?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты не самый опытный человек в мире.
– И?
– Мне вот кажется, что она би.
– Почему? Потому что ноги не бреет?
