Приключения русского дебютанта - Гари Штейнгарт

— Почитайте Грабала или Кундеру, — Франтишек чокнулся с аудиторией по случаю появления новой порции польской «Выборной», — и вы поймете, что секс для восточноевропейского мужчины не самое последнее дело.

И он заговорил о сексе, той его разновидности, что практикуется в тюдоровских особняках Хемпстеда[50] или Трайбеке; и, глядя на этого здорового, широколицего мужика, не требовалось особых вывертов воображения, чтобы представить его едва ли не с любой женщиной и почти в любой позиции — все то же выражение лица, сосредоточенное, увлеченное, синяки и царапины на теле, изнуренном акробатикой.

Планк и Коэн погрузились в мечтательность, со счастливым видом они пялились на дно рюмок, пока Франтишек перечислял свои интернациональные связи. Владимир порадовался тому, что парни отнеслись к россказням столованца со здоровым любопытством. И понадеялся, что они не меряют эталонной Александрой — как в случае с нелепой немецкой порнографией — политическую активистку Черис и перформансистку Марту, снимавших комнату на двоих в амстердамском районе Йордаан, где они и приютили рассказчика, совершавшего мировое турне вместе с Детским кукольным театром Правы. Кто знает, чем объяснялся жгучий интерес американцев — то ли речи Владимира возымели действие, то ли смесью пива с водкой, а может быть, обаянием бывшего аппаратчика, живописавшего радости плоти с доселе не иссякшим чувством безграничных возможностей?

Но конечно, не только в голландских тюльпанах и леди Годивах[51] пульсировала культура. На домашнем фронте тоже не дремали… Перед тем как продолжить, Франтишек сделал большой глоток пива.

— Ох, сколько же их было! В каждом селе, области, в каждой проклятой славянской стране… «Товарищи, мы рады представить вам народный хор из Ставрополья!» Чертовы народные хоры! Гребаные балалайки! И всегда одна и та же песня про Катюшу: яблони-груши — и привет сизому орлу. Нет, в самом деле! Попробуйте написать рецензию об этом без цинизма. «Вчера вечером во Дворце культуры наши социалистические братья из Минска в очередной раз продемонстрировали нам прогрессивную народную культуру, которой местные этнографы не устают восхищаться с первых бурных дней Революции». — Взяв рюмку, он брызнул остатками водки себе в лицо и зажмурился. — Что тут скажешь. Кошмар. Впрочем, потом все равно все развалилось…

— Не стало «Красной справедливости»? — спросил Владимир.

— О нет, она никуда не делась, — ответил Франтишек. — Кое-кто из стариков до сих пор ее читает. В основном бюджетники, которым не хватает на колбасу, и они страшно злятся по этому поводу, — так называемые Стражи Ноги. Вы, наверное, слыхали, как они завывают у Большого Пальца. Иногда газета заказывает мне статью. Либо я выступаю с лекциями о культурном подъеме во времена Брежнева или о нашем первом рабочем президенте Яне Жопке в Большом зале дружбы народов — такое огромное здание, где из окна свисает старый социалистический флаг, словно грязное белье.

— Где это? — полюбопытствовал Владимир. — Я, кажется, что-то подобное видел.

— На набережной, против замка, впритык с самым дорогим рестораном в Праве.

— Да, я бывал в этом ресторане. — Владимир покраснел, вспомнив концерт из произведений Коула Портера и ржущего Сурка.

— Но это же абсурд, — заявил Планк. — Вы такой умный, много где побывали. Вам надо писать для какой-нибудь новой газеты.

— Боюсь, это невозможно. После нашей последней революции издали справочник, кто чем занимался в зря потраченные годы. Моей семье там, похоже, отведена целая глава.

— Может, вам писать в «Прававедение»? — предложил Коэн.

— Ох, но это же такая фигня, — отмахнулся Франтишек. (Слава богу, Коэн уже был слишком пьян, чтобы обижаться.) — Чего я действительно хотел бы, так это открыть ночной клуб.

— Отличная идея! — оживился Планк. — Бывает, местная ночная жизнь меня сильно напрягает. — Он осекся. — Простите, мне что-то нехорошо.

Планк вылез из-за стойки, никто особо не обеспокоился его состоянием.

— Да, — сказал Франтишек, — ваш друг со слабым желудком прав. Сейчас здесь, кроме «Аббы», ничего нет. «Абба» и жалкие потуги на авангардность. Когда я… — Он опять с тоской поглядел вдаль — теперь, наверное, туда, где находился аэропорт. — Знаете, когда я путешествовал, я всегда ходил на самые модные дискотеки с невероятно привлекательными мужчинами и женщинами, такими, как вы, например. И у меня слюнки текут, до того хочется послушать хорошего… как это называется?

— Рейва, — подсказал Коэн.

— Хорошего рейва. Я даже знаю потрясного финского диджея. Маэстро Пааво. Слыхали о нем? Нет? В Хельсинки он знаменитость, хотя ему там не очень нравится. Слишком все гладенько, по его словам. Ну не знаю, не был.

— Пусть едет сюда! — Коэн с размаху шмякнул рюмку о стойку бара. Владимир тут же выложил сто крон в возмещение ущерба.

— Наверное, он бы не прочь, но ему нужна приманка, контракт. В Лапландии у него бывшие жены, которых надо кормить, и маленькие диджейчики. Финны — очень семейные люди; наверное, поэтому по самоубийствам они занимают первое место в мире. — Он усмехнулся и просигналил барменше, чтобы налила еще, не забыв указать на пустой табурет Планка и погрозить пальцем: «минус один».

— А вам известно, что Владимир — вице-президент «ПраваИнвеста»?

— Гм, — произнес Владимир.

— «ПраваИнвест»? Неужели? Впервые слышу! — Столованец с трудом, часто моргая, сдерживал хитрую улыбку. — Пришлите мне рекламный проспект, джентльмены.

— Обязательно! — пообещал Коэн, не замечая сарказма в голосе аппаратчика. — «ПраваИнвест» — гаргантюанское предприятие с уставным капиталом более тридцати пяти миллиардов долларов, если не ошибаюсь.

Франтишек долго, в упор смотрел на Владимира, будто спрашивая: «Одна из тех фирм, да?»

— Гм, — повторил Владимир. — На самом деле ничего выдающегося.

— Разве не ясно? — разъярился Коэн. — Он профинансирует ваш ночной клуб. Привозите сюда финна, и за дело.

Владимир вздохнул: его молодой ассистент чересчур торопится.

— Все не так просто, — сказал он. — Жизнь полна препятствий. Например, растущие как на дрожжах цены на недвижимость в центре Правы.

— Я бы не сказал, что это большая проблема, — возразил Франтишек — Видите ли, если открыть клуб в центре города, то там будут околачиваться одни богатые немецкие туристы. Но если снять помещение на окраине, куда было бы удобно добираться на общественном транспорте или на такси за приемлемые деньги, то к вам потянется более изысканная публика. Ну скажите, сколько по-настоящему классных клубов на Елисейских Полях? Или на Пятой авеню? Никто их там не открывает.

— Он прав! Прав! — поддержал столованца неугомонный Коэн. — Почему бы тебе не вложиться в это дело, а? Давай, ради нас. Сам знаешь, в «Модерне» и в «Радости» теперь скучища смертная, одни папенькины дочки и маменькины сынки, музыка гнусная… Бред! Как они только могут играть такую гнусь и запрашивать пятнадцать крон за вход!

— Это пятьдесят центов, — напомнил Владимир.

— Сколько бы ни было. — Коэн теперь обращался исключительно к Франтишеку — как ребенок, который теребит одного родителя, когда другой ему отказал. — Но это еще не причина, чтобы не затеваться с этим делом, особенно в связке с диджеем Павлом.

Владимир поморщился, прикрыв лицо пивной кружкой.

— Да, но понимаете ли, мистер Франтишек, «ПраваИнвест» — серьезная, транснациональная, социально ответственная компания. Наша философия заключается в удовлетворении насущных потребностей страны, исходя — в картезианском, конечно, смысле — из наличествующих базовых предпосылок, это мы называем «смыслом нашего присутствия здесь». Поверьте, Столовая более нуждается в фабрике по производству хороших факс-модемов, нежели в еще одном клубе или казино.

— Ну, не знаю, — пожал плечами Франтишек — Возможно, не казино, это в общем-то унылые заведения, но новый ночной клуб способен… как говорят у вас в Америке… «поднять моральный дух»?

После литров выпитого у Франтишека усилился акцент (с Владимиром случалось то же самое), и, наверное, по этой причине «казино», произнесенное новым столованским другом, привиделось Владимиру написанным по-русски, отчего он сразу вспомнил «Казино» в своем панеляке и, по ассоциации, отзывчивых русских девушек, развлекавших там гостей, а следом мелькнула мысль о зря пропадающем помещении. Ночной клуб, гм.

Барменша подала Владимиру очередную рюмку водки; на улице давно стемнело, и в плохом освещении пивной выражение лица барменши трудно было разобрать, ясно было лишь, что она страстно что-то ему втолковывала.

— Эта порция — бесплатно, — перевел Франтишек и горделиво улыбнулся щедрости своей землячки.