Как организовали «внезапное» нападение 22 июня 1941. Заговор Сталина. Причины и следствия - Борис Шапталов

Опять вопрос: что это были за армии прикрытия? Что они прикрывали? Ответа нет. Остается либо отмолчаться, либо упорно повторять: «Это случилось потому, что так получилось».

Однако детективная история разыгралась и с горючим. Запасы горючего в западных военных округах были огромны, но как только началась война, так его сразу катастрофически стало не хватать.

В 215-й моторизованной дивизии Киевского ОВО был танковый полк со 129 танками. 22 июня дивизии была поставлена задача выдвинуться к границе и атаковать германские войска. К месту боев прибыли лишь пехотные полки, а танковый полк, «израсходовав горючее, отстал от дивизии в районе Казина, что в 15 км северо-западнее Луцка»[187].

Владимирский – автор не простой. 22 июня 1941 года он занимал видный пост в штабе 5-й армии (заместитель начальника оперативного отдела армии) и видел развитие событий своими глазами. Однако удивительный факт «израсходования горючего» в первые же часы поднятого по тревоге полка он не комментирует, как будто это само собой разумеется. За него это сделал М. Солонин: «От Ровно[188] до Казина не более 100 км; уму непостижимо, как на таком пути могли «израсходовать горючее» танки БТ-7 с запасом хода… в 375 км. Еще непонятнее, как такая беда произошла между двумя огромными складами ГСМ – в Ковеле и Киверцах; как пишет сам Владимирский, на армейских складах было запасено 33. заправки ГСМ, с таким количеством бензина танки 5-й армии могли доехать до Лиссабона и обратно»[189].

Могли, но, значит, перед ними стояла задача другого направления.

Конечно, можно сослаться на вездесущую немецкую авиацию (что и делается в мемуарах и в книгах историков), которая разбомбила склады с горючим. Но тогда непонятно, почему военные склады в приграничной (фактически прифронтовой) полосе не были замаскированы и рассредоточены, а подставлены под удар вражеских самолетов? Кроме того, запас горючего в баках танков рассчитан на 300 км пути, а бензина и солярки хватило лишь на 100 км. Выходит, машины были заправлены только на треть. Что так скромно? Следует также учесть, что танки заправляться ездили не на склады. Со складов топливо забирали бензовозы дивизии. А они-то почему оказались пусты и не выполнили своей задачи снабжения горючим походных колонн? Ответа, как водится, нет, а есть лишь констатация факта: «Так получилось».

Но может быть, это единичный случай? Отнюдь. Та же картина наблюдалась в других округах. Во многом из-за нехватки горючего, как уверяют мемуаристы и военные историки, уже на второй день захлебнулось наступление 6-го мехкорпуса в районе Белостока (Западный фронт). Приведем характерный пассаж из мемуаров И. Болдина «Страницы жизни»:

«Позвонил Хацкилевич[190], находившийся в частях.

– Товарищ генерал, – донесся его взволнованный голос, – кончаются горючее и боеприпасы. Танкисты дерутся отважно. Но без снарядов и горючего наши машины становятся беспомощными. Дайте только все необходимое, и мы расправимся с фашистами».

В первый же день боя командир корпуса просит у недавно прибывшего из Минска представителя горючее и боеприпасы! Немецкие танкисты воевали неделями и проходили сотни километров, и ничего. Куда же подевались тыловые службы корпуса? На 1 ноября 1940 года в нем числилось 3600 грузовых, в том числе 760 специальных машин (в основном бензовозы)[191]. Вряд ли с ноября 1940 года количество автотранспорта и прочих средств снабжения в корпусе уменьшилось. Но вот грянула война – ни горючего, ни боеприпасов! Чем же занимались начальник снабжения корпуса майор И. Хлуднев и начальник автотранспортной службы майор И. Владимиров, а равно их заместители в дивизиях – непонятно. Дело в том, что любое воинское соединение должно быть обеспечено боеприпасами и горючим по определенным нормативам. В армии он называется боекомплект. Боекомплект рассчитан на ведение боя средней интенсивности в течение нескольких суток. Если верить Болдину, то корпус оказался без боекомплекта, что совершенно непонятно. Такой факт был бы объясним для тыловой части, дислоцированной на Урале, но не для границы. Кто же и зачем изъял боекомплект из корпуса? Вроде бы всех вредителей расстреляли еще в 1937-м. Или, наоборот, вредители под видом борьбы с вредителями заняли ключевые посты в вооруженных силах? Вот и гадай…

Но может быть, так плохо с боекомплектами обстояло только в Западном округе у предателя Павлова? Нет, о том же написал в своих воспоминаниях маршал Баграмян, встретивший войну на посту начальника оперативного отдела Юго-Западного фронта.

«Командир 45-й стрелковой дивизии опытный и хладнокровный генерал-майор Г.И. Шерстюк, чтобы экономно расходовать снаряды и патроны, приказывал подпускать фашистские цепи как можно ближе, расстреливать их в упор, а затем поднимал бойцов в штыки»[192]. И это тоже о первом дне войны! Бой только начался, а уже надо экономить боеприпасы за счет «неэкономного» использования бойцов.

Была еще напасть. Танков в приграничных округах было много – почти втрое больше, чем у немцев, но советские танки куда-то необъяснимым образом исчезали. На это внимание обратил М. Солонин и в своих книгах привел много примеров таинственного исчезновения советских танков. Приведем несколько выдержек из его расследования.

«…Куда делся танковый полк (а там было 129 танков БТ, т. е. немногим меньше, чем в немецких танковых дивизиях)? Еще строже говоря, там должно было быть даже два танковых полка, т. к. приказ командующего 5-й армии предполагал совместные действия 215-й мд и танкового полка 41-й тд… Ответ обнаружился в документах вермахта. Все танки были на месте. о чем свидетельствуют радиограммы 298-й пехотной дивизии:

«24.6.41. В лесах севернее Вербы, по словам местных жителей, 200–300 танков. Свои войска видели до сих пор только 10, из них уничтожено 6…»[193]

Может, эта армада сидела в засаде? Нет, бои и впредь велись мелкими подразделениями, что гарантировало устойчивость немецкой обороны. Налицо искусственное распыление сил. Но даже если к месту боев прибывали крупные танковые соединения, все равно численность по ведомости не сходилась с их реальным количеством. Конечно, какая-то часть машин ломалась, забиралась на другие участки, и все равно разница была слишком большой, чтобы все списать на поломки.

М. Солонин назвал это явление «танковым падежом» и сделал вывод: мол, солдаты (и танкисты) не хотели воевать за преступный сталинский режим, оттого дебет не сходится с кредитом. Однако он не ответил на вопрос: какое отношение имели рядовые к манипуляциям с передвижением дивизий и исчезновением горючего в корпусах? Это ведь уровень командования, причем высокого. Если на складе непонятным образом исчезла тонна тушенки, то разве надобно винить в этом одну сторожиху бабу Валю? Поэтому феномен с танками можно трактовать и по-другому: как сознательную подставу. И тогда ситуация повертывается другим боком и возникают вопросы другого порядка. И если это так, то готовить столь масштабное мероприятие надо заранее. Оно и готовилось – с 1937 года. Ведь жестко централизованное управление (а именно таким оно было при Сталине) подгоняется под Большого начальника. Если это Ленин – оно одно, если Брежнев – другое, если Горбачев – третье. С виду политическая и административно-управленческая система одна и та же, а стиль работы и результаты самые разные. Оттого и родилась поговорка: «Ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак». Внезапное «поглупление» кадров, граничащее с изменой, не могло иметь место, если бы импульсы не шли с самого верха под лозунгом «Не поддаваться на провокации».

Ежели у Сталина и был гениальный план войны, то он назывался «внезапное нападение». На это самое «внезапное нападение» в последующем списали все и вся, включая странности командования и политического управления.

Так что же произошло в период с февраля по июнь 1941 года? Достаточно ясно лишь одно: никакого «внезапного нападения» не было, оно было сконструировано искусственно. Исходя из имеющихся фактов видно, что начиная с марта 1941 года Сталин и под его давлением высшее командование Красной армии фактически начали саботировать подготовку к войне. Остается найти ответ на главный вопрос: зачем?!

Зачем, ведь Красная армия представляла собой грозную силу, способную дать отпор германской военной машине, что спустя два года в намного худших условиях и произошло.

Зачем обрекать собственные вооруженные силы на поражение, а страну на бедствия?

Истоки случившегося, как доказывалось ранее, по нашему мнению надо искать в теоретических спорах 20-х годов. Сталин выбрал концепцию строительства социализма в одной стране не только в силу объективных причин, но и в силу собственной склонности. Вопреки расхожим представлениям, завоевывать планету он не собирался. Сталин понимал, что победа социализма в Германии, Франции, Англии, Италии ему лично ничего хорошего не сулит. Вождем мирового пролетариата ему не быть. Его власть скоро оспорят и укажут ему место – место вождя периферийного государства, а на авансцену выйдут другие вожди, как неожиданно для всех вышел из-за спин он сам. Он привык к своему величию и одиночеству на олимпе. Новых небожителей он не терпел, как не стерпел затем своевольного Тито. А тот ведь был главой относительно небольшой и совсем не сильной страны. Потому Сталин предпочел парализовать наступательный потенциал Красной армии, взяв курс от войны наступательной к войне оборонительной. Для этого ему пришлось в 1937 году истребить всех теоретиков и практиков наступательной войны, а затем в 1941 году провести «остужающие» мероприятия уже на уровне войск. Его ход мысли отчасти можно проследить по нашим современникам. Возьмем характерные высказывания сторонников «Не надо вперед – надо назад» из сборника, посвященного военному теоретику А. Свечину.