Весенние ливни - Владимир Борисович Карпов

Лёдя не отозвалась и на этот раз. Михал подошел к ней и, сев рядом, обнял спинку стула.

— А ты что молчишь, дочка?

Она будто опомнилась.

— По-моему, тятя, самым трудным для нас будет преодолевать свои слабости…

— Верно! — обрадовалась, как открытию, Кира.— Именно слабости!

— Ну, преодолевайте, преодолевайте,— пошутил Михал и позвал Арину: — Пойдем, мать, про охоту расскажу. Я ведь нынче зайца видел и упустил…

Чтобы не мешать своим присутствием, они пошли в другую комнату и, разговаривая вполголоса, долго еще прислушивались, как спорила и шумела в столовой молодежь. «Да-а, слабости…» — сокрушенно думал Михал, перебирая в памяти события прошедшего дня.

3

— Доченька наша родная!.. Неужто правда? И Димин хвалил? Всех?

— Говорят, хвалил, мать.

— Ай-яй!

— А что тут такого? Одна из самых дружных бригад на заводе. И выступили первыми. Так что гордись!

— Не верится как-то.

— Верится, верится!

— Но в газете других назвали.

— Значит, есть лучше, мать…

Но в этом Михал и сам был не ахти уверен. Присутствовать на заседании парткома, где обсуждался почин комсомольцев, ему не довелось — ездил на новый автозавод, в Жодино, делиться опытом. О том, что говорили и решили на заседании, слышал от других.

— Покажи все-таки газету,— попросил он и, взяв у Арины многотиражку, стал читать передовую.

Литейный цех и бригада Прокопа Свирина в статье не упоминались. Когда что-либо неприятное тебе признаешь сам, по своей воле, и когда на это тебе указывают со стороны, — разные вещи. Михалу, только что сказавшему Арине: «Значит, есть лучшие», вдруг стало тоже досадно. «Как это могло получиться?» — с недоумением подумал он. Во время поездки Михал немного простыл, побаливал зуб, и это увеличивало раздражение, заставляло что-то предпринять.

— Я в партком, мать, схожу. Разузнаю как следует,— сказал он и, недовольно кряхтя, стал одеваться.

— Ступай, ступай, Миша!..

У Димина был Кашин. Увидев Михала, он замолчал, закинул ногу на ногу и закивал ею. Шарупич догадался: Кашин не хочет при нем вести разговор, но спокойно сел куда показал глазами Димин.

— Мы беседуем о соревновании, Михале,— объяснил он, заставляя этим продолжать разговор и Кашина. — Никита Никитич считает, что уже сейчас формовочный участок смело можно называть коллективом коммунистического труда. Как по-твоему?

— Формовщики возьмут обязательство хоть сегодня,— не дал высказаться Михалу Кашин.— А там, немного погодя, объявим и цех. Пускай люди проявляют инициативу. Не нам ее сдерживать.

— А Комлик? Ягодка? — спросил Михал.— Неужто и этот иждивенец и хулиган будет в коллективе коммунистического труда?

Лицо у Кашина осталось безразличным. Рассматривая свои пальцы, он ответил:

— Комлик, например, по-моему, ничем не хуже Шарупича. Вот так-то… А Ягодку и еще нескольких я сам собирался, Петро Семенович, перевести на другой участок. Вы правы: теперь самое важное — поднять людей, доказать пример.

Кашин, как всегда, выкручивался на ходу, и это оскорбляло. Коробили и его казенные слова, тон, кашинское равнодушие к тому, за что он так упрямо стоял.

— Прости, Петро,— не выдержал Михал,— но я скажу ему здесь, у тебя, пару слов по-рабочему. Во всяком случае спрошу. Нехай ответит: кому нужны эти махинации и парады?

— Это — политика, а не махинации.

— Вот и беда, что некоторые так политику понимают. Раз, дескать, между государствами кое-что дозволено,— дозволено и промеж людей. Потому дипломатничай, комбинируй. А ради кого? Страна ведь и есть эти самые люди… Неужто вы думаете, они пользы своей совсем но видят и с ними надо как с детишками обходиться?

— Подожди,— остановил его Димин.— Не туда у вас спор клонится. Давайте спокойнее, и о начатом деле.

— Но он ведь надумал опошлить и это дело.

Кашин хлопнул ладонями по коленкам, качнулся, встал и, подойдя к столу, протянул Димину руку.

— Вот этого я снова не ждал от тебя, Михале,— упрекнул Димин и, когда Кашин вышел, засмеялся.— Признайся лучше: ты же сам воевать за литейный пожаловал? Обижают, мол, обходят. Так?

Соглашаться не хотелось: мешало возбуждение. Да было и что-то обидное в желании Димина примирить непримиримое.

— Знаешь, что такое Кашин? — возмутился Михал.— Теперь как божий свет ясно — обух! Он же взаправду верит одному себе, а остальных подозревает черт знает в чем. Даже борьбу за план своим оружием сделал. И о людях, небось, вспоминает только, когда выгадать что-то намыслил. Мы у него вместо разменной монеты или пешек. Нужно платить — расплачивается, нужно наступать — в наступление бросает.

— Ну, ты того… Всё это тоже от чего-то зависит…

— Что правда, то правда: зависело, конечно,— поправил его Михал.— Но сейчас-то не зависит!

Взяв предложенный Диминым протокол последнего заседания, Михал просмотрел его и опять заволновался.

— А это почему? — показал он на одну из страниц.— Нехай, допустим, бригада Свирина не дотянула. А за что ребят из цеха тяжелых машин отклонили? Они же лучше тех, которым доверили зачинать движение! Я знаю их — молодцом!

— Верно, выдающиеся хлопцы!

— Так в чем дело? Также, поди, с начальником цеха не поладили, а?

Димин встал из-за стола, подошел к Михалу и сел возле. В глазах у него запрыгали знакомые чертики, и он прикрыл ладонью Михалову руку, лежавшую на колене.

— Нет, брат, не потому. Цех тяжелых машин, ты же знаешь, мы в Жодино передаем. А вместе с цехом и сборщиков.

— Ну и что?

— А то, что полковое знамя всегда в полку должно быть.

— Помаленьку учишься убеждать.

— Рад стараться. Только, к сожалению, своих домашних пока не умею…

— Да, трудное это дело.

4

Опасаясь, что в Прокоповой бригаде могут все понять по-своему, Михал назавтра, перед сменой, направился в формовочное отделение. Бозле машин никого не оказалось. Удивленный, он пошел по участку — с ребятами позарез нужно было поговорить.

Нашел их Михал в конторке начальника участка — в небольшой комнатушке на втором этаже, куда вела грязная железная лестница. Там было жарко, душно, гудел вентилятор, и на всем лежала пыль — сухая, но жирная. Трохим Дубовик, Кира, Лёдя и Прокоп получали мыло. Бригадир расписывался в ведомости и балагурил с сердитой, надутой дивчиной:

— Опять начатые куски? Проверь, Трохим!

— Что значит опять? — приняла за чистую монету его слова девушка.

— Значит, не в первый раз.

— Ну