Изгой - Кеннеди Эль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, знаете. Нормальные подростковые проблемы.
– Я же пытаюсь, Лоусон. Ты сам не даешь к себе подступиться.
А с чего бы вдруг мне это делать? Все мое существование занимает меньше половины ее жизни. Она моргнула, и вот я уже взрослый. А я, тем временем, жил всю жизнь, зная, что я всего лишь трагичная, мстительная ошибка, превратившаяся в козырную карту в споре между двумя людьми, с радостью бы сбросивших друг друга с обрыва.
– Я несколько недель не разговаривал с папашей, – скучающим тоном говорю я. – Так что, пожалуй, с домашней стороны дела неплохо.
– А как с Кристиной? Ты ладишь с мачехой?
В каком-то смысле.
– Разумеется, – протяжно говорю я. – Она очень милая дама. И разрешает мне трахать ее в задницу.
На этой ноте я сбрасываю звонок и убираю телефон в карман, заходя в класс. Но урон уже был нанесен.
Черт подери, все, чего я от нее прошу, это быть невидимой. С удовольствием испарюсь сам, если она начнет уважать мою жизнь и не будет влезать. Пусть уж лучше у меня будет постоянно отсутствующая мать, чем та, которая вечно пытается втянуть меня в свои сезонные вспышки чувства вины. Словно я щенок, которого купили на Рождество, а потом вернули обратно в магазин в начале февраля.
Ее эгоистичные появления всегда коротки, но очень разрушительны. Постоянно сбивают меня с ног. Обычно я радостно занимаюсь самолечением, чтобы прочистить мозги, но сегодня мои карманы пусты, а сам я отвратительно трезв.
Даже Гвен и ее миленькое цветочное платьице не могут отвлечь меня от того смятения, которое посеяла внутри меня мать. Да и в любом случае миссис Гудвин я пока не завоевал. Она игнорирует даже самые прямолинейные мои подкаты. Но это не страшно. Я бы начал сомневаться в своей привлекательности, если бы не развлекался уже тем временем с ее мужем. В чем, разумеется, состоит добрая половина моего к ней интереса.
На этой неделе мы лепим из глины. Гвен гасит свет и включает презентацию про недавнюю кочующую выставку произведений слепого монгольского скульптора, создающего импрессионистские версии людей и животных своей родной деревни. Когда мы смотрим на его весьма фаллическое изображение стрекозы, меня отвлекает сообщение от мистера Гудвина.
Джек: Зайдите ко мне в рабочие часы, обсудим дополнительный проект.
Я: С удовольствием.
Внезапно телефон вырывают у меня из рук.
– Полежит пока у меня. – Гвен гасит экран, кажется, не посмотрев на него, и убирает мой мобильник в карман.
– Грязно играете, мисс Гуд.
Она возвращается к экрану проектора.
– Никаких телефонов на моих уроках, Лоусон. Вы это знаете.
Я легко ей улыбаюсь.
– Должен предупредить, там полно моих голых фотографий. Вы теперь незаконно храните порнографию.
– Тогда, пожалуй, стоит его выключить. – Она вырубает телефон и бросает себе на стол. – Останетесь после уроков, потом и заберете.
Великолепно. Ведь я так люблю задерживаться. Делать мне больше нечего, чем сидеть и мыть ее кисточки, пока в комнате меня ждут шоты.
Но Гвен исполняет свою угрозу. Когда звенит звонок, она подзывает меня к себе и заставляет работать. Первым делом мне поручают завернуть начатые скульптуры во влажную целлофановую пленку и убрать их в шкаф.
– Готово. Что теперь? – Без понятия, как долго я должен тут торчать, но мне хочется разобраться как можно быстрее. – Мисс Гуд?
– А? – На секунду мне кажется, будто она все-таки посмотрела на мой телефон, но нет, это над своим экраном она склонилась с таким расстроенным видом. – Да, после второго урока на заднем стеллаже осталась акварель. Уберите ее, пожалуйста, обратно в шкаф.
– Да, мэм. – Я сгребаю пару горстей тюбиков и тащу их к шкафу, где меня встречает закрытая дверь. – А ключ есть? – спрашиваю я через плечо.
– Был, но предыдущий учитель его потерял. – Гвен подходит ко мне с мастихином в руке. – Я придумала, как обойтись без него. Есть тут один трюк.
Через секунду дверь с щелчком открывается.
Я хмыкаю.
– Недурно. Раньше работали взломщицей?
На это она улыбается.
– Должна же девушка уметь справляться сама. – Она берет часть акварели из моих рук и начинает закидывать на полку, не заботясь о порядке или сортировке.
– Мистер Гуд особо не рукаст?
Ее лицо мрачнеет при упоминании мужа.
– Не женись в юности, Лоусон. Поживи, прежде чем умирать.
Мои брови взлетают на лоб. Так. Я заинтересован. У нашей прекрасной парочки с картинки не все хорошо в браке?
– Проблемы дома? – как бы между прочим спрашиваю я.
Она спохватывается, словно не заметила, что сказала это вслух.
– Ой. Прошу прощения. Мне не следует говорить о личных делах с учеником. Это неприлично.
– Вы, наверное, заметили, но приличия меня мало волнуют, – пожимаю плечами я, изображая равнодушие. – Но, позволю заметить… из меня неплохой слушатель.
Мы отходим от шкафа, пока она обдумывает предложение. Я молчу до тех пор, пока она сама не нарушает тишину.
– Он говорит, все в порядке, – наконец признает Гвен. – Но Джек стал таким отстраненным с тех пор, как начался семестр.
Упс. Мой косяк. Наверное, не стоило отвлекать его всеми теми минетами.
– Может, занят подготовкой к урокам, – невинно предполагаю я.
Мы обходим комнату, подбирая оставшиеся после занятий инструменты и убирая на место материалы.
– Тут что-то серьезнее, – безэмоционально говорит Гвен. – Я его знаю. Он что-то от меня скрывает.
Разумеется. Джек попал в щекотливую ситуацию. Как вообще сказать жене, что ты крутишь сексуальную интрижку с учеником? Да еще и с парнем.
– А раньше такое уже бывало? – осторожно спрашиваю я, ведь то, как она жует нижнюю губу, наводит меня на мысль, что это состояние ей знакомо.
Она смотрит мне в глаза, отжимая тряпку в раковине. На веснушчатом лице написано сомнение.
– Он изменил мне в колледже.
Бинго.
– Мы влюбились еще в школе. Он был в одиннадцатом, я в девятом. С тех пор нас было не разлучить.
– Это мило. – В омерзительно стереотипном смысле.
– И вот в очередной семестр он стал проводить много времени с девушкой из его класса. Они вечно вместе занимались или работали над общими проектами. Он говорил, это групповое занятие, но я постоянно видела их вдвоем в библиотеке или покупающими вместе кофе.
Ну Джек, ну хитрый кобель.
– Вы его раскрыли?
Она кивает.
– Когда мне, в конце концов, хватило смелости, он все отрицал до тех пор, пока не понял, что я ему не поверю. Тогда сознался.
– Вы расстались?
– Я планировала. Даже уехала на выходные к родителям. Потом он поклялся всем, чем мог, что любит именно меня и это все было единственной ошибкой…
– Но вы думаете, что были и другие, – предполагаю я.
Гвен пожимает плечами, распуская пучок. Как только ее волнистые рыжие волосы рассыпаются по плечам, мой член заинтересованно просыпается. Всегда любил рыженьких.
– Никогда не хотела даже и спрашивать, – признает она. – Но теперь…
– Я бы спросил, почему вы не уйдете, раз не доверяете ему, но я видел, как он выглядит в рубашке, так что… – Я злодейски не заканчиваю мысль.
Это вызывает у нее неуверенную улыбку, даже намек на смех.
– Спасибо, что не сказал, будто мне показалось.
– Конечно, нет. Я всегда говорю, надо доверять своим инстинктам.
Мы уносим последние остатки материалов в шкаф и убираем тряпки.
– Правда? – Ее голос вдруг становится задумчивым. – Почему-то думала, ты скажешь, что надо не злиться, а ответить ему тем же.
Аккуратнее, Гвендолин. Звучит слишком уж похоже на приглашение.
Я усмехаюсь.
– С таким подходом тоже спорить не буду.
Гвен облокачивается о стеллаж, проводит рукой по огненным волосам. Мой член снова дергается.
– Спасибо. Удивительно, но ты мне помог.