Исполнение желаний - Владимир Круковер

— Откуда вы это узнали? — спросил генерал.

— Что можно сделать? — спросил Скорынин.

— Что тут делать, — сказал Ревокур, — заберем награбленное да и выбросим их отсюда, делов то… У них разум, как у пчел, обобщенный. Очень болезненно переживают за каждого члена стаи. Вот я сейчас одного и заберу…

Скорынин с генералом увидели, как одна из серых фигур взмыла в воздух и оказалась в нескольких метрах от них. Фигура была совершенно неподвижна, никакого намека на сопротивления не просматривалось.

— Я его спеленал особыми полями, он теперь, как мумия, — пояснил Ревокур. — Сейчас будем выдвигать ультиматум… — Он вынул из воздуха странный предмет, похожий на рахитичный цветок лилии. — Это гравитационный лингвист, я их язык, естественно, понимаю, но говорит по ихнему не могу, нет такого органа.

Вокруг лилиеподобного мегафона едва заметно заколебался воздух, вроде небольшого марева. Упорядоченные движения пришельцев прекратились. Они провели в недвижимости минуты две, потом вновь зашевелились. Пленник вновь поднялся в воздух и был возвращен к своим.

— Ну, все, — сказал Ревокур, вставая. — Они выложат весь миодий на землю и улетят, можете их больше не опасаться. Они приносят нам свои извинения, говорят, не знали, что на этой планете есть разумные… Кстати, наши шахтеры несколько лет бы работали, чтоб добыть такое количество. Да еще металлургическая обработка, очистка пустой породы. А теперь вы получите чистейшие слитки, благодарить надо бедных пришельцев. Александр, ты со мной? Хотя, тебе лучше остаться, надо же кому-то пожинать мои лавры. Принимай командование. Проследишь, чтоб не крошки миодия не пропало, сообщишь Президенту о виктории. От моего имени посоветуй ему перейти на виноградные вина, а то его печень окончательно сгорит от водки…

Вот именно эта обыденность поведения Ревокура, и его привычка не договаривать фразы до конца, все время прислушиваться к чему-то, и смущала разведчика. А спросить напрямую он не решался. Правда, во время разминки на татами фигурант намекнул, что он всего лишь кукла, а двигает его телом некое приспособление. Надо было узнать — только ли телом? 

Владимир Ревокур

Пришел разведчик. Кажется, я его ждал. Хотелось, что б кто-то меня утешил, снял тревогу по целым двум поводам. Первый из которых в боязни потери могущества, а второй — в сомнениях целостности собственного разума.

Проводник, на вопрос о том, не схожу ли я с ума, ответил лаконично:

«Психическое состояние в пределах нормы, наблюдается небольшое возбуждение, связанное с неоправданными сомнениями».

«Точно, неоправданными?» — дотошно спросил я.

Ловить Проводника на словах занятие бессмысленное.

«Я не имею информации о намерениях моих Создателей. Пролонгирование будущего при отсутствии информации для экстраполяции последующих событий представляется мне алогичным, а эмоциональное возбуждение неоправданным».

Масло, оно всегда масляное.

Вместо того, чтоб искать утешение, мне пришлось утешать его самого. Оказывается, Скорынина отзывают с Кипра, он должен получить новое назначение. А его сменщик, некто Житков Борис сидит в машине и ждет разрешения предстать пред мои ясные очи.

— Подождет, — сказал я, — еще не известно, достоин ли он перед ними предстать. Ты лучше скажи, в чем дело? Впрочем, подожди, я сам выясню.

«Обычные политические интриги общества с невысоким социальным уровнем, — как всегда лаконично, сообщил Проводник. — Руководство ГРУ боится возможного влияния Скорынина на Президента».

— Обычные политические интриги общества с невысоким социальным уровнем, — продублировал я. — Руководство ГРУ боится твоего возможного влияния на Президента.

— Я так и думал, — сказал он печально. — В нашей системе слишком строго разнесены сферы и факторы действия сотрудников… Там у новенького твой орден, я уже получил.

— Президент скор, — сказал я, — значков ему не жалко.

— Ну, зря вы так. Правительственная награда не значок.

— У каждого правительства свои награды, — сказал я меланхолично, — в племени мумбо-юмбо высшей наградой служат шорты из списанного американского военного имущества. Правда, их надевают лишь в торжественных случаях, набедренная повязка удобней, в паху не жмет.

— Не пойму я вас, — раздраженно сказал разведчик, — когда вы только успели стать таким антисоциальным типом? Что за пренебрежение к государству! Оно, худо ль — бедно, вас и вскормило и образовало. Вы, насколько я знаю, не бедствовали в детстве, папаша ваш получал зарплату по высшим профессорским ставкам.

— Естественно, — сказал я. — И был вынужден влачить жалкое существование в Сибири, без права проживание в столичных городах. И все за то, что наполовину аид. Хорошо еще, что в зону не определили, как других ростовских врачей-вредителей.

— Но это же при Сталине было.

— Какое это имеет значение. Вы же истоками моей антисоциальности интересовались. Любое правительство из существующих на Земле нынче, порочно в принципе. «Человечество обанкротилось биологически: рождаемость падает, распространяются рак, слабоумие, неврозы, люди превратились в наркоманов. Они заглатывают тонны алкоголя, никотина, просто наркотиков. Мы просто вырождаемся. Естественную природу мы уничтожили, а искусственная уничтожает нас. Мы обанкротились идеологически — мы перебрали все философские системы и все их дискредитировали; мы перепробовали все мыслимые системы морали, но остались аморальными скотами. Самое страшное в том, что вся эта серая человеческая масса в наши дни остается такой же сволочью, какой была всегда. Она постоянно требует и жаждет богов, вождей и порядка, и каждый раз, когда она получает богов, вождей и порядок, она делается недовольной, потому что на самом деле ни черта ей не надо, ни богов, ни порядка, а надо ей хаоса, анархии, хлеба и зрелищ. Сейчас она скована железной необходимостью получать зарплату, но эта необходимость ей претит, и она уходит от нее каждый вечер в алкоголь и наркотики…» — это я вам Стругацких процитировал, ест у них такой отрицательный герой Павор, шпион, сторонник истребления 90 % населения, чтоб право на жизнь имела только элита. Но в этой цитате есть определенная логика. Любое правительство — верхушка серой массы, но никак не элита. Правительство выражает интересы прежде всего массы, зависит от массы, думает, что управляет массой, но на самом деле зависит от нее, как любой паразит зависит от своего носителя. Глисты кишечные, как известно, не уничтожают своего носителя.

— Мне трудно с вами спорить, — сказал Скорынин печально. — У вас извращенное понимание реальности. Вы слишком мало знаете о структуре общества, о правительстве, а беретесь судить с апломбом, простите, дикаря. Ребячество все это… Так что, позвать коллегу, орден надо бы принять, а то как-то не по-русски… Вы же гражданин России…

— Знаете что, — сказал я. — Есть тут у меня идейка одна. Давить на ваше начальство я не стану, они могут и вообще вас зачистить… Но никого, кроме вас принимать не буду, ни малейшего общения. Вот у них и не останется другого выхода, как вернуть все на места свои.

— На вы… Что так, вдруг?

— Люблю гонимых. Инакомыслящих люблю. И вообще, обожаю поступать наперекор начальству. Пусть и чужому.

— Мне, конечно, приятно. Но я — человек государственный. Поэтому просто обязан связаться со своим сменщиком и отбыть. Вы разрешите, я позвоню?

— Ну, ну… Попробуйте.

Скорынин извлек из кармана удивительно миниатюрный мобильник. (А может, рацию свою, шпионскую). Я некоторое время удовлетворенно наблюдал, как он пытается заставить ее функционировать, потом сказал:

На моей территории ни один земной электронный прибор не работает. Без моего, разумеется, разрешения. Вон ваши подслушки до сих пор валяются.

Скорынин посмотрел на меня. Без упрека, но внимательно. Было ясно, что я ему не вполне симпатичен.

— Ладно, говорите, — вздохнул я.

Он связался с напарником, объяснил, что фигурант на контакт с новым человеком не идет, добавил какую-то шифрованную абракадабру (Проводник тут же перевел: «Просит запросить мнение руководства»), спрятал телефон, вновь взглянул на меня без особого выражения.

Я решил все же его расшевелить.

— Ну, пока ваш коллега запрашивает мнение руководства… — его брови чуть-чуть приподнялись — мы поблагодарим Президента за награду. — брови поднялись еще выше.

Я сделал царственный жест рукой и в комнате появился Президент. Он сидел в кресле и его обрабатывали две дамы: одна приводила в порядок ногти на руке, вторая — на ноге. Мы еще успели услышать, как педикюрщица договаривала:

— …и если вы не будете делать ванночки с глицерином, эти мозоли вас в покое не оставят, а срезать их…