СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ - Люда и Игорь Тимуриды
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Они что, из золота там? – злобно спросила я.
- Чуть-чуть дороже... – ответила без шутки Оля. – Килограмм золота стоит всего пятьдесят тысяч долларов...
Я схватилась за голову, но было поздно. Оля уже ушла.
- Она вернется в десять тридцать, – уверенно сказала Саня.
- Почему в десять тридцать!? – изумилась я.
- Потому что в десять закрывается магазин! – хладнокровно сказала Саня. – А до этого все платья никак не перемерить!
Я хихикнула.
- Лицемерка! Ты судишь по себе!
Но Саня не ответила, а Оля не услышала.
Все отдыхали, одна я была нервная. Мне это все не нравилось. Машины с солдатами, шаставшие по улице, не внушали мне вдохновения. Их было огромное количество, и лица солдат были напряженные и озверелые. Мне казалось, что они обыскивают дома.
Я услышала стук за окном и поглядела туда. Вдалеке на грани видимости человека превратили в фарш пулеметной очередью очевидно ни за что.
Все замолчали.
Я отчаянно напряглась, всматриваясь, побледнела. Только бы не Олю, не Олю, – забывшись, шептала я, взмолившись к Богу. Я вдруг поняла, что ее могли убить из-за моего приказа, и сердце захолодело. Хоть очередь была далеко от магазина, и нашим двоим было там нечего делать.
Эти забитые машинами с боевиками улицы были страшны. Машины, машины, пулеметы... Да, ни одна из них еще не завернула во двор больницы, но это было дело очень поправимое. А с теми патронами, что у меня были, и двумя раненными на шее, это было гнусно. Да и Юля еще... Черт знает почему с ней столько возятся! И до сих пор не сказали, что она вне опасности!
Не знаю, что заставило меня взять трубку, но я достала свой странный телефончик и набрала номер мобильного телефона помощника той странной медсестры, которая утром оказалась известным кардиохирургом. Я случайно услышала еще утром, как помощник в окне говорил свой номер одному из больных, и вот и запомнила. Даже по моему мнению, звонить по стационарному телефону было опасно, ибо там все еще мог сидеть нехороший человек. А вот по мобильному телефону помощника позвонить мне показалось почему-то безопасным. Почему-то показалось важным позвонить ей до того, как Юля умрет.
Странно, но я запомнила его телефон. Он врезался мне в память, точно любая мелочь о любимом человеке, которую помнишь многие годы.
- Позовите, пожалуйста, вашу главную, – нимало не печалясь, что это чужой мобильный, попросила я. Я вежливо назвала имя, кого позвать.
У него, наверное, был шок. Он что-то пробормотал невнятное.
- Вы бы еще попросили передать трубку! – буркнул он.
- Передайте, пожалуйста! – согласилась я вежливо, понимая, что мне тактично намекают, как я должна была поступить. Как в детстве.
- Что там такое? – услышала я усталый голос медсестры. – С кем ты говоришь...
- Вас тут какая-то сволочь спрашивает к мобильному телефону... – услышала я тихий разъяренный голос в телефоне помощника. – Попросила позвать вас к моему телефону!!!
- Дай мне, – все-таки устало сказала женщина. – Алло?
- Извините, что звоню, – быстро сказала я. – Но не могли бы вы просто проконсультировать больную в реанимации, как врачам ее лечить? Она в очень тяжелом состоянии, мы бы заплатили вам пять тысяч, все законно, она в больнице на операции, – я быстро назвала адрес больницы, боясь, что она положит трубку. – Было б очень жаль, если б вы не увидели ее до ее смерти... – почему-то выпалила я, сама не понимая почему.
- Как ее зовут? – устало поинтересовалась собеседница.
- Юля... – механически ответила я. И тут же спохватилась, жестко обратившись к Сане и прикрыв трубку. – Как вы ее оформили?
- Пока никак, – быстро сказала Саня. – Они оформили ее как утопленницу с двумя пулевыми ранениями в сердце, но у командира обязаны быть где-то фальшивые документы... Пока она в реанимации, я все сделаю...
Очевидно, я неплотно прикрыла трубку рукой, потому что с той стороны телефона ахнули.
- Мы заплатим, сколько вы запросите... – умоляюще сказала в телефон я.
Но в это время открылась дверь, и вошел весь темный от какой-то боли белобрысый.
- Юлька почти при смерти, – прошептал он. – Они не знают, выживет ли... Доигралась со своей выдержкой!
Я ахнула.
- Кому ты звонишь!? – заметив телефон в моей руке, сразу сказал он.
- Какому-то известному хирургу, – отрапортовала Саня.
- Ты с ума сошла! – ахнул он, кидаясь ко мне. – Улицы забиты озверелыми бандитами, расстреливают просто так, а она еще женщина... мало того, что ты Олю фактически хуже, чем на смерть, послала без меня, я еще разберусь, какой ты командир, так еще, если какой-то идиот что заподозрит, они покрошат их обоих прямо в операционной! – одним духом скороговоркой рявкнул он, пытаясь выхватить телефон.
- Но с Олей Смерч, он не будет просто смотреть, и Сашок с Леней с пулеметами залегли на террасе, готовые прикрыть!
- Но тут всего два квартала от ее больницы переулками, о которых никто не знает, через черный ход, а тут еще в больнице и мест для раненных достаточно, тут тихо... Она может воспользоваться этим предлогом, ее больница наверняка переполнена... Твоя не простит тебе потом, если узнает, что могла помочь, и так и не увидела живой... – выпалили одновременно дьявольской скороговоркой два его бойца.
- Кто ей скажет об этом горе, если Юля погибнет... она ведь так и не узнает скорей вообще даже и про вторую... – с горем, болью и слезами дернулся белобрысый. – Я вызвал Хирурга и дивизион, пусть сажают вертолеты на крышу, и крошат эту сволочь на машинах ракетами, мне все равно, но моих раненных и этого свидетеля пусть вывозят любой ценой вместе с врачами... Хирург лучший спец по огнестрельным ранениям... Отмени ее поездку!
Но было уже поздно – едва услышав голос белобрысого, медсестра-кардиохирург коротко бросила посерьезневшим жестким голосом бескомпромиссное – Еду! – и без слов положила телефон.
Все заговорили одновременно.
Одна я невпопад.
- Жалко, что пчел нет... – буркнула я.
- Зачем? – изумилась Саня, думая, что у меня крыша окончательно поехала от дурки.
- Потому что, когда пчелы покусают лицо, его не узнать... Пусть бы Юлю покусали, она утопленница, и лицо и тело, ее бы не узнать и бандиты бы не узнали... – заявила по-детски я, не в силах ничего придумать.
- Для этого есть специальные медицинские препараты, – жестко оборвала меня Саня, и потом дернулась. – Их легко найти в больнице, как же я не подумала!
Белобрысый выпалил то же, и дернулся обратно к врачам.
- Только чтоб препарат не вошел в конфликт с препаратами, что ей колют, и не вызвал аллергических реакций у тяжелобольной... – крикнул корреспондент.
Я с недоумением уставилась на него, в первый раз заметив.
- А я думала, что вас оставили...
- ...в вертолете... – хихикнул корреспондент, сидящий в углу и чинящий мокрую камеру. – К сожалению, корреспонденты и генералы это такая сволочь, которая невыводима... – он посмотрел на съежившегося генерала в углу. – Они явно хотели оставить там мою камеру, но мне все же толчком помогли выбраться на поверхность. Я потом нырял за ней... А когда вылез, то, может быть, и побежал бы в противоположную сторону, да только там были закрытые намертво двери домов и съезжающие с шоссе машины, которые вряд ли мне бы обрадовались... Потому я живо дернул за вами...
- Вы хоть их за нами не привели? – в ужасе спросила я.
- За кого вы меня принимаете? – оскорблено спросил он. – Я и не в таких переделках побывал... Заметь они меня, не было бы уже ни камеры, ни клочков моего бренного тела... Они в подозрительных случаях стреляют на поражение... Все чисто! – меланхолично сказал он. – А вот генерал мог...
- За спасение генерала, между прочим, раньше давали орден! – оскорблено сказал генерал. – А тут я был вынужден бежать за вами с раненной ногой, как шавка!!! Это вопиющий факт нарушения уставных отношений!
- Слышь, дядь, а тут многие закончили Академию... – меланхолично поедая все, что нанесли Оле, заявил один из боевиков белобрысого. – Если ты думаешь, что мы не должны уметь предугадывать действия старших командиров на операции, то ты глубоко ошибаешься. В такие группы отбор еще строже, чем в вашу младшую сто четырнадцатую группу был, где вы с Семякиным учились, – хладнокровно сказал он, невозмутимо вытираясь после пирожного, ибо замурзался, не обращая внимания, как вздрогнул генерал. И насмешливо добавил: – Салаги.
Генерал покраснел и помрачнел. Он что-то хотел сказать, но тут я заметила странное зрелище – прямо из магазина “Версачи” выехал громаднейший линкольн, с громадным салоном сзади от водителя, а за ним красивая крохотная французская малолитражка для женщин, обвязанная розовым бантом. Вслед за маленькой машиной выпорхнула роскошная-прероскошная женщина в просто потрясающем платье. А за ней высыпали все продавцы, она ослепительно смеялась, что-то дерзко рассказывала им... Они все кланялись, открывали двери машины, спешили на перебой подать ей что-то и в чем-то помочь, фотограф что-то ошеломленно щелкал. Она охотно легко кружилась, а потом так изящно и легко села в маленькую машину, будто всю жизнь меняла “линкольны”. Запыхавшийся широкоплечий парень в роскошной одежде, вытирая пот, сел в “линкольн”.