Поезд на Ленинград - Юлия Ли

нарыл что-то против вас? – открыто спросил Константин Федорович. – Хотите, чтобы я вас прикрыл? Вовремя нарек его сумасшедшим?

– У вас нет выбора, Грених. Вы почти возглавляете ИСПЭ. Придется иногда пачкать ваш белый халат, выполняя и грязную работу тоже.

Глава 15. Месть

1 января 1929 года. Октябрьская железная дорога. Скорый поезд на Ленинград

Грених отбросил на спинку сиденья то, что осталось от венгерского шпиона, на след которого пыталось выйти всё ОГПУ уже три месяца как, и с укоризной строгого учителя посмотрел на Феликса. Больше всего его напугало то, что этот сумасшедший со своей зрительной агнозией мог перепутать и убить вместо Миклоша кого-то другого. Просто чудо, что этого не произошло. И как вообще у него вышло так ювелирно снять скальп? Удивительный, требующий тщательного обследования тип.

– Я следил за каждым вашим шагом, профессор, – сказал ему Феликс, впившись взглядом в его подбородок. – За ходом вашего расследования, читал дело Миклоша, выкрал железнодорожный билет у его помощника, а потом подбросил его с запиской следователям в Прокуратуре. Они так забавно раскудахтались! Я постоянно был в кабинете следователя, который занимался делом Миклоша, незримой тенью присутствовал при допросе свидетелей. Я всегда был рядом, входил и выходил в здание Прокуратуры беспрепятственно, в чем мне помогал костюм калеки-поломойки. Я был рядом, даже когда вы пальнули в Миклоша из окна дома на Баумановской, был, и когда неудачно пытался бежать его племянник.

– Как вам удалось его взять? – Грених следил за взглядом Феликса.

– Вам. Ключевое слово здесь – «вам». То есть нам. Мне и Вольфу. Сам бы я не справился, профессор… Переодетый таксистом Вольф привез Миклоша и дожидался моих распоряжений.

Грених сузил глаза, тотчас перевел для себя: «я, переодетый таксистом, привез Миклоша к дому на Баумановской, высадил его и стоял на углу, дожидаясь удобного случая».

– Миклош пронесся мимо меня, зажимая шею. Я пошел за ним следом к Ольховской улице. Милиция замешкала, я махнул Вольфу, сидящему за рулем таксомотора. Мы помогли ему забраться на заднее сиденье, пообещали отвезти в безопасное место.

– Вы помогли ему забраться на заднее сиденье?

– Да, он терял кровь, – продолжал Белов, – едва соображал и потому согласился быстро, особо не сопротивляясь. Милиция преследовала его, а мы с Вольфом как ни в чем не бывало увозили их добычу. Мы ведь пообещали ему безопасное место и отвезли, не соврали. Хотите знать, куда именно, профессор? Может быть, вы сами догадаетесь?

– Боюсь, я не смогу при всем желании.

– На пожарище заброшенной усадьбы, – улыбнулся Феликс. – Винный погреб особо не пострадал, кое-где его засыпало, конечно. То памятное место было целехонько. С Вольфом мы подвесили его за тот самый крюк, на котором были освежеваны на глазах моего товарища за два года человек сто, не меньше. Этот ублюдок содержал армию, умудряясь кормить ее людьми из своих же отрядов. Многие новенькие, которые поначалу говорили с Вольфом, поведали, что он так наказывал за нарушение дисциплины в своей анархо-коммунистической колонии. Вольф спустил ему из сонной артерии всю кровь точно так же, как это делал тот мясник. Вольф содрал с него кожу. Он запомнил каждое действие мясника. Ему в мозг впечаталось каждое его движение. – Феликс ударил себе пальцем по виску. – А с собой у меня были острейшие скальпели, ланцеты и бистури. Наверное, Вольф мог бы теперь разделать тушу с закрытыми глазами и так же профессионально, как тот человек с вдавленным черепом. Миклош и доселе должен висеть там, если волки не учуяли запаха мертвечины и не обглодали его костей. Вы же его все узнали? Узнали, профессор, а?

Профессор ничего не сказал. Он был, конечно, недоволен, что Феликс скрыл убийство Миклоша, но внутренний зверь Грениха, занимавший один из дальних углов его души, тот, который выбирался наружу в минуту опасности, этот зверь не мог не одобрить поступка Вольфа. Он имел моральное право на месть и должен был осуществить ее сам. Но Миклош не единственная его цель. Имелась еще одна. Грених успел догадаться, какая, хотя тоже о ней прежде не знал. Именно для этой – второй, не менее важной – цели Феликс и собрал людей в вагоне. Ему была нужна аудитория для самого последнего задуманного им акта.

Вольф убивал, а Феликс – уничтожал. Феликс выбрал себе оружие страшнее, чем пуля или нож. Он собирался разить словом.

Да, он не заметил подмены настоящих соучастников многочисленных преступлений Миклоша артистами театра, но ему, в сущности, было неважно, кто станет присутствовать при его феерическом разоблачении второго его самого смертельного врага.

– Ну что ж, – с тонкой улыбкой, делающей его светлоглазое и загорелое лицо насмешливым, проговорил Белов. Тон его был преувеличенно спокоен, он будто знал, что теперь его никто не посмеет прервать. – Давайте продолжим наш психоанализ? На чем мы остановились? Кажется, профессор, вы обещали вернуться к одному факту печальной биографии Семена Вольфа – отрезку времени его жизни в Нижнем Новгороде.

И выразительно посмотрел не на Грениха, а на Ягоду, который все еще сжимал браунинг. И от взгляда этого, смотрящего как будто сквозь, зампреду стало явно не по себе, как бывает, когда на тебя смотрит слепец.

– Вы попали в охранку лет так в пятнадцать. Вы не встречались с Семеном в Нижнем, хотя жили в городе в одно время. Я был удивлен, узнав, что вы оба прожили несколько лет чуть ли не на одной улице, а встретились только в Петербурге. Вольф ведать не ведал, что чернявый щеголевато одетый юноша, пришедший тогда к его отцу и принявшийся его шантажировать, склонять совершить подлог – это фальшивый анархист – человек, который участвует, организовывает фальшивые сходки, ведет фальшивую агитацию, притягивает неспокойные умы, а потом их безжалостно сдает. Вы пришли аккурат в тот день, когда Вольф вернулся к отцу в Питер. Вы будто две тени, следовавшие друг за другом по иронии злой судьбы. Поди даже ехали в одном поезде! Он тогда все сделал, как вы велели, подложил конверт в нужную вам квартиру, и что вышло?

Феликс чуть повысил голос, обращаясь ко всем:

– Как думаете, что вышло? – И сам продолжил: – Вольфа тут же арестовали, будто поджидали. И привели на Гороховую. Его – девятилетнего ребенка! И он слышал, как вы, Ягода, за стенкой уверяли жандарма, какой самородок сыскали, в чем он может пригодиться, что он мал и смышлен. А благодаря подлогам, которые он будет совершать, его отец, с умением гримировать, будет у вас на коротком поводке. Вы тогда занимались организацией ограбления какого-то банка, и вам был нужен специалист,