Одиссея варяжской Руси - Михаил Серяков

Глава 7.

РЮРИК, РЕРЕК И РАРОГ

В завершение обратимся к личности самого первого русского князя, являющегося объектом многовекового спора между норманистами и антинорманистами. Поскольку Адам Бременский называет ободритов ререгами и с этим племенным названием перекликается как название их главного города Рерика, так и имя самого Рюрика, то следует остановиться на этом аспекте более подробно. Еще С.А. Гедеонов обратил внимание, что этим названием соответствуют чеш. raroh и польск. rarog, «сокол». Указав, что скандинавский скальд Гуторм прославял своего короля Гакона за то, что тот подчинил себе гнездо вендского сокола, и приведя примеры упоминания родственных имен в письменных источниках (Петр Рериг (Rerig) в Чехии в 1490 г. и польский воевода Ририк в Псковской летописи под 1536 г.), равно как и аналогичных одинаковых названий племени и князя у славян (личное Драговит при племенном драговиты), ученый пришел к следующему выводу: «Прозвище Рерик могло быть родовым в семействе ободритских князей, родичей нашего Рюрика»{685}. Большой интерес представляет и еще одно обстоятельство, на которое С.А. Гедеонов обратил внимание: Рерик — это еще и название впадающей в Одер реки, упоминаемой в форме Rurica, Rorica{686}. С учетом того, что племенное название ободритов означало живущих близ Одера людей, данный факт указывает на существование у них культа сокола еще до переселения в более западные регионы. Это подтверждает и название польского села Rarog на западе страны{687}.

В 1968 г. О.М. Рапов пришел к выводу, что знак Рюриковичей символизировал летящую птицу: «Передняя часть головы птицы, изображенной на монетах Рюриковичей, может принадлежать только одному из видов боевых птиц: орлу, ястребу или соколу. Однако и орел, и ястреб обладали “тупыми” и короткими крыльями по отношению к длине своих тел, в то время как на монетах Рюриковичей птица изображена с острыми и длинными крыльями. “Фигура”, изображенная на монетах Рюриковичей, больше всего напоминает летящего сокола»{688}. Свое исследование ученый завершает следующим выводом: «Тот факт, что князья из дома Рюриковичей называются былинами и “Словом о полку Игореве” “соколами”, говорит за то, что сокол был эмблемой, гербом рода, возглавлявшего феодальную верхушку Киевской Руси. Возможно, что сокол в глубокой древности был тотемом рода, из которого происходила княжеская семья»{689}. Однако это понимание является лишь одним из возможных способов объяснения смысла знака Рюриковичей, по поводу интерпретации которого было высказано множество различных гипотез. Следует отметить, что связь знака Рюриковичей с соколом не является такой прямолинейной, как она представлялась О.М. Рапову: древнейшей его формой является не трезубец, а двузубец. К выводу о том, что двузубец был гербом Святослава Игоревича, пришел В.Л. Янин. Аналогичного мнения придерживались С.С. Ширинский и С.В. Белецкий.

Данным обстоятельством поспешили воспользоваться нормамисты, чтобы полностью отринуть любую возможную связь Рюрика с западнославянским миром. Поскольку двузубец, бывший исходной формой знака Рюриковичей, встречается также в качестве гончарного клейма и на блоках Хумаринского городища на территории Хазарии, то норманисты поспешили объявить, что Рюриковичи заимствовали свой родовой символ из Хазарского каганата. А.Ю. Чернов победно провозгласил: «У братьев Владимира, то есть у Ярополка и Олега, как и у детей Ярополка, личным знаком был хазарский двузубец. А значит, у Рюрика трезубца быть не могло. Только двузубец. Белецкий доказал математически: трезубец становится знаком Рюриковичей с Владимира Святославича. После этого доказательства рассуждать об ободритском трезубце-соколе стало неприличным. (Впрочем, антинорманисты об этом, кажется, не догадываются.) Двузубец — символ хазарских властителей. Его захватившие Северную Русь норманны-находники переняли вместе с титулом “хакан” еще в 830-х (см. Вертинские анналы за 839 год), то есть до прихода Рюрика…»{690} Однако еще никто не доказал, что двузубец был тамгой хазарского кагана — на керамике и кирпичах на территории каганата помимо двузубца встречается немало других знаков, которые при желании можно точно с таким же правом объявить тамгой правителя Хазарии. О том, что Рюрик не был скандинавом и что скандинавы не захватывали Северную Русь, было сказано выше. Также нет ровным счетом никаких свидетельств того, что русы Вертинских анналов переняли двузубец у хазар, а впоследствии его заимствовал от них Рюрик. Однако такая мелочь, как отсутствие реальных фактов, нисколько не препятствует сторонникам скандинавского происхождения Рюрика с абсолютной уверенностью выдавать свои личные убеждения за наукообразную теорию. При анализе эволюции княжеского знака норманисты почему-то «забыли» о волинском цилиндре, на котором фигура сокола была совмещена непосредственно с двузубцем (см. рис. 23). О том, что подобное совмещение не было случайным, говорит и другое изображение из Ладоги, которое будет рассмотрено ниже. Они также с легкостью забывают и о том, что еще в 1940 г. Б.А. Рыбаков в своей статье привел две подвески VI–VII вв. с изображением двузубцев (рис. 18), одна из которых была найдена на Мощинском Городце на верхней Оке, а другая близ Смелы к югу от Киева. Б.А. Рыбаков посчитал их тамгами славянских вождей, но напрямую предшественниками знаков Рюриковичей объявлять не стал. Иного мнения придерживался П.Н. Третьяков: «К VI–VII вв. относятся первые знаки киевских князей в бесспорно славянских древностях. Это знак на подвеске из кургана в окрестностях Смелы из раскопков Бобринского и такой же знак на бронзовой подвеске, входившей в состав известного Мощинского клада из бассейна Верхней Оки — земли вятичей»{691}. Окончательно разрушают все норманистские спекуляции насчет заимствования Рюриковичами двузубца из Хазарин археологические находки, сделанные на территории Германии. На раннеславянской керамике, найденной в Шульцендорфе, округ Королевский Вустерхаузен, и датируемой VII–VIII вв., мы видим два изображения, на которых люди молитвенно протягивают руки к изображению двузубца{692} (рис. 19). Говорить о хазарском влиянии на север Германии достаточно затруднительно даже для норманистов. Шульцендорф находится к западу от Одера, то есть в том же регионе, где первоначально жили ободриты и где также отмечается использования названия Рерик-Рарог в топонимике и гидронимии. Обращает на себя внимание и явное сходство восточно- и западнославянских изображений двузубцев: все они выполнены в точечной манере, во всех случаях ножки двузубцев находятся на каком-то основании. Различия заключаются лишь в том, шульцендорфские двузубцы внизу имеют закругленную форму, а восточнославянские — угловатую. На отечественных подвесках изображен сам знак, а на найденной на территории Германии керамике мы видим сцену поклонения этому знаку. Данный ритуал, судя по всему, имел для западных славян достаточно большое значение, в силу чего и был изображен дважды. Таким образом, знак двузубца был свойствен как восточным, так и западным славянам и, по всей видимости, восходил ко временам их единства.

Следует отметить, что именно шульцендорфская находка дает нам возможность приблизиться к пониманию истинного смысла знака Рюриковичей. Благодаря изображенной на керамике сцене мы видим, что двузубец находится на шесте или копье величиной примерно с человеческий рост, которое устанавливалось на какое-то основание. Эта неожиданная подробность находит свою аналогию в Древней Руси: в болгарской летописи Манасии мы видим миниатюру, на которой русское войско Святослава в 971 г. выступает под стягом с древком, вершина которого увенчана трезубцем. В «Сказании о Борисе и Глебе», рукопись которого восходит к XII в., дружина Бориса изображена на миниатюре вместе со знаменами, увенчанными двузубцами (рис. 20). На новгородской иконе «Знаменье», посвященной событиям 1169 г., суздальские стяги увенчаны навершиями в виде трезубца, полностью повторяющим знак Юрия Долгорукого. То, что эти памятники письменности и иконографии верно передают традицию использования знака Рюриковичей в качестве навершия на стяге, подтверждает и археологическая находка: на Северном Кавказе было найдено железное навершие, соответствующее знаку Мстислава Владимировича (рис. 21), правившего в Тмутаракани{693}. За исключением «Сказания о Борисе и Глебе» в качестве навершия изображается трезубец, а не двузубец, однако это обстоятельство объясняется последующей эволюцией знака Рюриковичей. О древности подобной традиции свидетельствует то, что на одном из дирхемов Погорельщинского клада было процарапано изображение стяга с навершием в виде трезубца{694}. Интересно отметить, что, согласно классификации подвесок с данными знаками С.В. Белецкого, древнейшими металлическими подвесками такого рода оказываются подвески из Гнездова и Каукая, у каждой из которых на оборотной стороне был изображен стяг. Знак на Гнездовской подвеске, по мнению С.В. Белецкого, мог принадлежать любому из князей от самого Рюрика до Святополка Ярополчича, а второй — Ярополку Святославичу{695}. То, что на этих двух древнейших подвесках с одной стороны изображался двузубец, а на другой — стяг (на подвеске из Каукая еще и с рогом), указывает на то, что между этими предметами существовала какая-то связь. Обращает на себя внимание и то, что в обоих случаях древко стяга изображается стоящим на треугольной основе. Связь эту раскрывают рассмотренные выше миниатюры, показывающие, что знак Рюриковичей мог крепиться наверх стяга. Сцена на шульцендорфской керамике находит свое объяснение в указаниях католических авторов на то, что свои знамена западные славяне хранили в святилищах Святовита и Радигоста: «Подобно Святовиту Арконскому боги Радигощские имели свои знамена, к которым лютичи питали чрезвычайное благоговение. (…) Видя перед ратью своею священные знамена, лютичи верили, что идут за своими богами; знамена для них в походе были представителями оставшихся в Радигоще кумиров… Свои знамена сопровождали в поход и жрецы и, конечно, перед знаменами, как перед изображениями своих богов-покровителей (dii fautores, по выражению Титмара), приносило лютицкое войско в жертву знатнейших между пленными врагами»{696}. Все это показывает, что двузубец был символом какого-то языческого божества и в этом качестве к нему, укрепленному на шесте, молитвенно простирают руки люди. В отличие от хазарского западнославянский материал дает нам не только графическое сходство с древнейшей формой знака Рюриковичей, но и, самое главное, сходство функциональное, указывающее на крепление его на древке и использование в качестве навершия знамени. Древнейшие формы подвесок показывают, что двузубец Рюриковичей был связан со стягом; начиная с эпохи балканских войн Святослава мы имеем целый ряд изображений двузубца и трезубца в качестве навершия древнерусских знамен, а западнославянские данные помогают нам понять языческие истоки данной традиции. Тот факт, что двузубец на шесте в качестве сакрального символа фиксируется к западу от Одера уже в VII–VIII вв., недвусмысленно указывает на западнославянское происхождение этого знака Рюриковичей.