Вельяминовы. Начало пути. Книга 3 - Нелли Шульман

— Письма, — усмехнулся он про себя, держа нежные, тонкие пальцы.

— Твои письма уже в море, дорогая, вернее, их обрывки. Плывут себе по течению. Очень, очень хорошо получилось. А этот крест она у меня снимет, сейчас не надо, конечно, потерплю, а потом — заставлю снять. Еще чего не хватало, — золотом себя украшать, как дикарка какая-то. Наденет простой, деревянный или железный. И кольцо такое же — медное.

У мамочки был медный крестик, да, а потом она его потеряла, бедная. Как раз весной той и потеряла, а потом — умерла».

— Ты задумался о чем-то? — тихо спросила Мэри.

— Вспомнил матушку, — вздохнул Майкл и женщина, погладив его руку, подумала: «Бедный. Он ведь тоже сирота, у меня хоть мама была, а он в шесть лет ее лишился. И брат его пропал.

Ну, ничего, теперь и у него есть семья, мы с Энни, да и еще дети у нас появятся».

— А ты покраснела, — шепнул ей Майкл, когда они уже подходили к церкви.

— Так, — Мэри опустила глаза, — волнуюсь все-таки.

— Не надо, любимая, — он поднес к губам маленькую руку. «Все будет хорошо. Я теперь с вами, и никогда вас не оставлю, никогда».

— Может, надо было выбросить кинжал и пистолет? — подумал Майкл, смотря на Энни, что махала им рукой. «Да нет, там, в Новом Свете пригодятся. Понятно, что в руки она их не получит, — еще чего не хватало».

— Ну, доченька, рада ты? — ласково спросил он девочку, беря ее за руку.

— Очень, папа Майкл! — девочка прижалась к нему, и Мэри улыбнулась про себя:

— Правильно. Энни счастлива. А что мне еще надо? И я тоже буду счастлива, он ведь такой заботливый, такой добрый. Матушка ведь вышла замуж за Виллема, и я тоже — проживу с Майклом душа в душу до старости, будем детей воспитывать, и любить друг друга.

Они зашли в скромную, деревянную церковь, и Майкл, глядя на распятие, взяв Мэри за руку — опустился на колени перед алтарем.

Энни зевнула, и, свернувшись в клубочек на узкой корабельной койке, сонно сказала: «Тут так уютно, мамочка! А когда мы приплывем в Исландию, мы на другой корабль пересядем?»

Мэри кивнула — она сидела рядом, держа дочь за руку. «Да, милая, оттуда уже пойдем в Новый Свет».

Шхуна шла ровно, дул хороший восточный ветер и Мэри вдруг подумала: «А я бы и сама могла к румпелю встать, тут парусов мало, справилась бы. Надо будет в Новом Свете лодку завести, Майкл ведь отличный моряк, сэр Стивен хорошо его обучил. Детям понравится в море выходить».

— А я уже сплю, — томно проговорила Энни, и, успев добавить: «Доброй ночи, мамочка!», — спокойно засопела носом. Мэри перекрестила ее, и, укрыв одеялом грубой шерсти, задула свечу в фонаре, что висел на переборке.

В их каюте было тепло, и Мэри, закрыв за собой дверь, нежно сказала: «Спит уже. Я тоже всегда хорошо спала на кораблях».

Муж поцеловал ей руку и, погладив по щеке, замявшись, проговорил: «Наверное, и нам тоже пора в постель, да?».

— Ты не волнуйся, — Мэри обняла его, потянувшись. «Я же здесь, я с тобой».

Она вдруг вспомнила свою брачную ночь и мысленно вздохнула: «Надо быть терпеливой.

Роберт ведь — не торопил меня. Спешить некуда».

— Ты помоги мне раздеться, пожалуйста, попросила Мэри. «Тут нет корсета, но все равно — она сняла чепец и тряхнула короткими, белокурыми волосами, лукаво улыбнувшись, — удобнее, когда это делает кто-то другой».

Оставшись в одной рубашке, она, было, потянула ее вверх, через голову, но муж остановил ее: «Не надо, — улыбнулся он, — так хорошо, так мне нравится».

— Ты тоже ложись, — попросила Мэри, устроившись на постели. «Ложись рядом со мной. Я все сделаю».

Он лежал, смотря на потолок каюты, гладя ее светлые волосы, и холодно думал: «Хорошо.

Этим она пусть занимается, запрещать не буду. Я смотрю, покойный муж ее обучил, не то, что моя сестричка, та-то ничего не умела. Интересно, кто ей не побрезговал, шлюхой. Ну, все, хватит, так она не забеременеет, а надо».

— Подними рубашку, пожалуйста, — попросил Майкл. «До пояса».

В свете свечи он увидел, как жена, закусив губу, сдерживает стон. «А груди-то и нет, — рассмеялся про себя Майкл, — но, я смотрю, одного ребенка выкормила, выкормит и других.

Что, милая, больно? Привыкай».

Койка размеренно скрипела, и он вдруг почувствовал руку жены между ними. «Не надо, милая, — спокойно попросил Майкл.

— Тогда ты…, - попыталась попросить Мэри, и он, закрыв ей рот поцелуем, мысленно усмехнулся: «Еще чего не хватало. Ты теперь жена, а не шлюха, забудь о своих развлечениях».

Мэри покорно лежала, раздвинув ноги, придерживая рубашку у пояса, слушая его тяжелое дыхание. Скрип убыстрился, муж замер, и она ощутила поток раскаленной влаги у себя внутри — долгий, казалось, бесконечный.

Он поцеловал ее в щеку: «Спасибо, любимая. Доброй ночи тебе».

— Очень хорошо, — подумал Майкл, зевая, устраиваясь на боку, обнимая жену.

— Так, как надо. Пока мы до Нового Света доберемся, она уже и понесет. Родит мне ребенка, потом — еще одного, а я за это время разберусь с остальной семейкой. Никуда она от меня не денется — у нее дочь, и будут еще дети. Да, прекрасное приобретение, поздравляю тебя, мой дорогой преподобный отец.

Мэри лежала, прижавшись щекой к ладони мужа. «Будет лучше, — сказала она себе. «Он просто стеснялся, у него же это в первый раз. Будет лучше, надо просто подождать, — она поцеловала его руку и тоже заснула, положив голову на широкое теплое плечо.

Корабль, подгоняемый ветром, шел вдаль — в бесконечный, чуть волнующийся простор ночного моря.

Часть четвертая

Москва, весна-лето 1606 года

Баба, что полоскала белье на мостках, распрямилась, и, окинув презрительным взглядом незнакомца, громко сказала: «Житья от этих поляков нет, что, бродите-то по всей Москве!»

Изысканно одетый, при сабле мужчина — невысокого роста, темноволосый, — заметно покраснел и заторопился дальше, по осклизлым доскам, что были положены у ручья.

— Хоша б ты себе голову сломал, — сочно пожелала ему вслед баба. «Сидел бы в Кремле, вона, опосля венчания царского там который день гудят, не просыхают». Она сплюнула и, подхватив плетеную корзину с бельем, пошла вверх, к Конюшенной слободе.

В нижнем зале кабака было прохладно и тихо. Мужчина кашлянул, остановившись на пороге, и увидел, как целовальник приоткрыл один глаз.

— Замкнуто, — на ломаном польском языке сказал целовальник. «К обеду откроемся, тогда приходи. К обеду! — медленно, раздельно повторил он, и, отвернувшись, стал протирать стойку какой-то тряпкой.

Рука тронула его за плечо, и целовальник, обернувшись, увидел светло-голубые, спокойные глаза мужчины.