Убийство по лицензии - Светлана Успенская

— Какая Раечка?

— Ну, не темни… Та самая. Так вот, организовала какое-то турбюро, говорят, преуспевает. Это понятно, им, инвалидам, большое послабление. Налоговые льготы.

— Постой, постой, какая Раечка?

— Как какая! Темненькая, шустрая такая. На евреечку похожа. Резник. Она еще, чтобы поступить на наше режимное отделение, фамилию сменила. Помнишь? У вас еще история была… Говорят, она даже от тебя аборт делала…

Парнов медленно покраснел:

— Нет. Вранье это.

— Да брось ты! — Елисеев заговорщически толкнул его локтем в бок. — Уж я-то знаю! Моя Нюся ей тогда передачи в больницу носила, они ж подруги были…

— Да нет же, говорю тебе. — Парнов с раздражением повысил голос и добавил уже тише: — Не делала она ничего… Сын у меня… От нее.

— Правда, что ли? — Брови Елисеева удивленно поползли вверх.

— Да, представь. Отличный парень. Умница, головастый — весь в меня. МГУ, факультет журналистики окончил. Красный диплом. Сейчас работает экономическим обозревателем. Да, знаешь, я ведь уже дедушка! Целых полгода! — В приглушенном голосе звучала гордость.

— Ну поздравляю! — Елисеев вздохнул. — А мои оболтусы чего-то все тянут… Говорят, время сейчас такое, не для детей…

— А мой-то и знать меня не хочет, — мрачно добавил Парнов. — Мать, наверное, науськала…

— Что ж, ее можно понять, она после той истории к креслу прикована, говорят, инвалид…

— Я б тебе фотографию Славкину показал, но… — Парнов развел руками, — документы украли… Жалеть обо всем не жалею, а так… Чего-то все думаю в последнее время, может, встретиться с ней, помириться… Может, и сын тогда признает… Тянет меня к нему, знаешь ли.

— Конечно тянет, — солидно подтвердил Елисеев. — Своя кровь. Ну а жена твоя что?

— Что… Она манекенщица… бывшая. Фигуру бережет… Детей — ни в какую!

Сомневающийся взгляд Елисеева вновь наткнулся на полосатые брюки и застыл, разглядывая мазутное пятно, намертво присохшее к коленке. Елисеев вспомнил ресторанный разговор, бредни бывшего однокашника о пятикомнатной квартире на Тверской-Ямской и подумал: «Надо бы его психиатру показать. То нормальный-нормальный, а то заговариваться начинает. Манекенщица, фирма своя, шофер… На алкоголика вроде не похож, но явно не в своем уме». Вслух он осторожно спросил:

— А со здоровьем у тебя как?

— Со здоровьем? — Парнов легкомысленно отмахнулся. — Да нормально! Все как положено — пробежка по утрам, два раза в неделю — зал силовых упражнений, солярий, массаж. К врачу даже и не хожу, только для профилактики. Жена западных романов начиталась, недавно к психотерапевту меня потащила. Сейчас, говорит, мода в Америке такая, чтобы, значит, раз в месяц душу свою изливать и еще деньги бешеные за это платить…

— И что тебе сказал психотерапевт? — напряженно спросил Елисеев, слегка отодвигаясь от приятеля.

— Да психа из меня чуть не сделал. — Парнов простодушно улыбнулся. — Спрашивал все, не занимался ли онанизмом в детстве, за девочками в раздевалке не подглядывал ли. Подглядывал, говорю. Ты, говорю, сам небось тоже подглядывал. Пытался он сначала мне очки втирать: мол, комплекс тот, да другой, да фиксация на ранних эротических впечатлениях, а я ему…

Елисеев уже не слушал. «Точно, не в себе Алешка, — думал он. — Еще втянет в какую-нибудь историю…»

Заложило уши. Самолет мелко задрожал, пробираясь за плотную пелену облаков. За толстыми стеклами иллюминаторов как будто разлили белое молоко.

— Прошу пристегнуть привязные ремни, — показывая все свои зубки, произнесла стюардесса. — Наш самолет начал снижение в аэропорту города Москвы.

— Ну, слава Богу, — с облегчением вздохнул Парнов. — Сейчас, Димка, возьмем такси и сразу ко мне. Я тебе деньги за билет верну и с женой познакомлю.

Глава 26

В своем тонком, летящем на ветру плаще Лидия Марушкина решительной походкой вошла в дом, притаившийся в глубине зеленого сада. Весь ее вид свидетельствовал о непреклонной твердости.

Нет, это решительно невозможно! Нет, она не будет участвовать ни в каких коллективных поездках, окончательно и бесповоротно — нет! Они хотят использовать ее имя в рекламных целях — нет, и еще раз нет! Этот номер у них не пройдет! Ее, актрису мирового класса, пытаются использовать как юную неопытную девчонку!

Хорошо, что она совершенно случайно узнала, кто там еще будет, кроме нее… Та несносная особа, с которой она застукала Влада! Надменная шкидла с анемичным телом чахоточной больной! Та…

Конечно, что было, то быльем поросло… Она уже сто лет как и думать забыла о своей безумной любви. И давно выкинула из памяти смазливого альфонса, который всю жизнь мыкается от одной женщины к другой, как паломник по святым местам. Сейчас даже смешно вспомнить: она, Лидия Марушкина, сверхновая звезда на небосклоне концептуального кинематографа, переживала из-за какого-то сопливого мальчишки… Но все равно видеть эту белобрысую девицу не доставит ей никакого удовольствия. А тем более общаться в поездке в узком кругу, где придется жить бок о бок…

Конечно, может быть, они и организовали съемки фильма, который принес ей мировую известность, но без ее таланта, без ее актерского шарма фильм просто развалился бы! И теперь они чего-то хотят… Но ведь им заплатили за их работу! И заплатили немалые деньги! Они в расчете.

Ей показали фотографии… Нет, это, конечно, ужасно… Трупы, вырезанные глаза и все такое… Она не испытывает тяги к подобным зрелищам. Ей не нужны опасности, и она не желает рисковать. Ей, конечно, жалко всех этих людей на снимках, но чтобы самой — бр-р! Ей показали и его фотографию, мол, не правда ли, как похож на ее мужа? Да, пожалуй, ответила она. Ну и что? С мужем она на грани развода. И он согласен дать ей свободу. Осталось утрясти кое-какие формальности, разделить имущество — и все! Она не испытывает к нему ненависти. У нее нет на него зла. Она даже ему немного благодарна… За то, что он сделал из нее то, кем она стала… Так что этот номер у них не пройдет!

— Я никуда не еду, — категорично заявила Лидия Марушкина, влетая в знакомый кабинет на втором этаже особняка. — Я не желаю участвовать в…

И остановилась… Кроме Константина Вешнева к которому, собственно, и адресовались эти слова, в комнате находился еще какой-то мужчина. Приятная внешность, твердый взгляд, мужественное лицо. Он бросил в ее сторону беглый взгляд — а у нее внутри все вдруг точно облилось горячим жаром, запылало, затрепетало…

— Хорошо, я позвоню вам, и мы уточним, — произнес мужчина, вставая и направляясь к выходу. — До свидания.

Лидия посторонилась. Он прошел мимо нее, не удостоив даже взглядом.

— Кто это? — спросила она, когда дверь за ним захлопнулась.

— Ох, извините, я вас не познакомил, — спохватился Вешнев. — А ведь это ваш будущий коллега, можно сказать… Он тоже едет.

— Понимаете, — смущенно забормотала Лидия, уже не слишком уверенная в собственных словах, — я вообще-то не хочу… И я вообще…

— Он бывший офицер, сейчас — крупный предприниматель, — продолжал Вешнев, не слушая ее. — С радостью принял наше приглашение. Будет кем-то вроде главного в вашей компании…

— Вообще-то я…

— Не женат. Все еще не женат — сами понимаете, одна война, другая… Прекрасный человек! Кстати, отъезд немного задерживается, по техническим причинам. Вас это не слишком расстроит, Лидия Павловна?

— Нет, я… — Она замолчала, вертя в руках ремень от сумочки. И неожиданно для себя добавила: — Я зашла узнать подробнее, что там будет…

— Так вы решились, едете?

— Да, еду, — сказала она. — Еду…

В аэропорту Парнов проявлял распорядительность и здравый смысл, удивительные для сумасшедшего. Отказавшись от предложений бойких таксистов у самого выхода с летного поля («Здесь ломят страшные цены», — шепнул Елисееву), он быстро договорился по сходной цене на стоянке подальше от входа.

Лицо у него откровенно сияло, когда легковушка, весело подпрыгивая на выбоинах асфальта, стремительно неслась вперед, туда, где в розоватой закатной дымке голубел город.

— Сейчас приеду и первым делом в сауну, — доверительно делился своими планами Парнов. — У меня всегда в холодильнике холодное пивко стоит, запас крабов. Сейчас мы с тобой, Димка, косточки попарим, а потом по стопочке холодненькой, из морозилки…

Елисеева мучило любопытство. В голосе Парнова звучало такое тонкое знание предмета, что его убежденность в том, что друг молодости окончательно съехал, поколебалась. Ему самому захотелось убедиться, что квартира на Тверской-Ямской и жена-манекенщица — не бред сумасшедшего. И любопытство удерживало его от желания хлопнуть таксиста по крутому плечу и небрежно бросить: «Эй, приятель, поворачивай-ка в Кузьминки!»

— Направо и во двор, — уверенно указал Парнов на узкий проезд между домами. — Вот и моя хата…