Жестокое притяжение - Юрий Иванович

— У-у-у-у! Да что же там творится такое?! То ураган, теперь вообще дверцу прикрыли?! Такого не бывает! И не было! И не будет! О-о-о! Будьте вы все прокляты!!! — И тут же резкий переход на вполне спокойный тон, неожиданный даже для самого себя. — Ничего, дайте мне только брюхо чем-нибудь набить вначале, а потом я с вами со всеми разберусь.

Глава тридцать первая

ПОКОЙ НАМ ТОЛЬКО СНИТСЯ

В Свирепой долине научные изыскания, сотворение новой магической сущности и прочие запланированные ранее работы не прекращались ни на минуту. Сомнения терзали почти всех, но усомниться в силе создателя академии целительства не позволял себе никто. Вернее, даже не в нем самом, а в том моменте, что граф Дин Свирепый Шахматный мог банально погибнуть и больше никогда не появиться в своем замке.

И все равно тревожное ожидание становилось с каждым днем ощутимее. Ректор академии покрикивал все громче и громче, результаты всей деятельности стали казаться из рук вон плохими. Но самое показательное и, как ни странно, печальное — ученики академии стали вести себя намного дисциплинированнее. Не так орали во время перерывов, не настолько гоняли и сбивали друг друга с ног во время привычных забав, практически ничего не ломали, не разбивали и не портили. И в какой-то критический, переломный момент Тител Брайс пришел к выводу, что огромнейший детский коллектив стал в своей ипостаси вести себя словно единое, еще не взрослое существо, которое вдруг потеряло любимого и страшно любящего родителя. Словно это существо боится себе признаться в потере, верит в бессмертие своего создателя, но уже грустит. Уже теряется от одной только мысли, что родителя может не быть не только сегодня, но и завтра. И самое страшное, что и послезавтра родитель может не появиться. И вроде как хорошо, беззаботно должно быть, ведь никто не поругает, не укорит, жизнь так и останется сытна и беззаботна. А вот… что-то не складывается в восприятии всего мира, пропал некий важный элемент. И этот единый детский организм начинает замедляться, теряться в сложности мирского бытия, слишком рано взрослеть и терять свою познавательную, растущую непосредственность.

А сам Верховный целитель детей любил, обожал, умел хорошо обучить, но вот… Дальше как-то и слов недоставало по поводу тех определений, его именно не хватало в отношении к детям. Может, слишком солидный возраст мешал пустить ту искру в толпу ребятишек, которую умел запустить Дмитрий? Может, самого ощущения общности сиротской не получалось ухватить, а впоследствии и сделаться «своим среди своих»? А может, не было той бесшабашности, с которой граф Дин Светозаров Свирепый Шахматный мог завалиться на живот среди пыльного двора и завопить, изображая убитого гипотетической стрелой: «Попал! Я умираю! За меня мои друзья тебя поймают и… уши надерут!» Подобных случаев из жизни графа было немыслимое количество, и ребятня эти случаи рассказывала друг другу вечерами, записывала в тетрадки, приукрашивала легендарными подробностями, добавляла свои стихи и даже порой дарила подобные тетрадки друг другу с соответствующим художественным оформлением в виде розочек и пронзенных стрелами сердечек.

То есть для воспитанников академии, каждого из которых Светозаров знал лично не только по имени, граф Дин был не просто родитель, не просто уважаемый человек, ученый и маг, а такой же сверстник, товарищ, единомышленник, друг, а то и родной по крови брат.

Именно над этими парадоксами глубоко задумался ректор, когда в одном из классов собрался в узком кругу обсудить последние новости по поводу мира Торговцев вообще. Да так глубоко задумался, что его только прикосновением к плечу вернула в действительность сестра графа Елена Светозарова:

— Тител, да ты никак уснул?

— А? Уф! Да как можно?! — вздрогнул Верховный целитель империи, стараясь придать своему лицу уверенный вид и усиленно пытаясь вспомнить последние, только что прозвучавшие слова юного Хотриса. — Думаю, что вот этот самый… мм… процесс распознания вуали очень пригодится нам в дальнейшем. Да! Именно так!

Последние утверждения явно пошли не в тему. Что Елена, что Хотрис с Шу’эс Лавом смотрели на него с недоверием и с подозрением в намеренном издевательстве. Поэтому ректор решил откровенно во всем признаться:

— Ай! Не обращайте на меня внимания! У меня столько разного в голове крутится, что я себе места не нахожу. А тут еще этот ураган в подпространстве!

Наверное, только у него в голове раздался деликатный и нежный голос Эрлионы:

«Папа Тител! Мы тут все за папу Диму переживаем, но, раз собрались обсуждать последние успехи стажеров, будь добр хоть иногда прислушиваться к теме разговора. Хотрис сказал, что теперь уже может рассмотреть створ между мирами издалека, но вот у него при этом страшно начинает болеть голова. А ты лепишь о каком-то процессе и о пригодности его в дальнейшем!»

— М-да! — только и осталось ректору, как повторно развести руками. — Виноват, задумался. Можете меня…

Он хотел сказать «пинать ногами», но вовремя одумался. Но зато ехидно усмехнулся здоровенный баюнг:

— Может, дядю ректора поставить в угол? — И тут же сам рассмеялся. — Да ладно, не надо на меня так грозно смотреть, я ведь добрый по натуре и Динозавру жаловаться не стану, когда он возвратится. Может быть. Но вернемся к остальным вопросам, в том числе и поднятым Хотрисом. Насколько я помню, такие проблемы со здоровьем у юных — особо повторяю! — юных Торговцев случались. В таком случае им рекомендовалось месяц-два вообще не коситься даже на створы и полностью игнорировать их рассматривание даже с близкого расстояния.

— Но у меня глаза сами к ним прикипают! — возмутился стажер из мира Кабаний.

— Все равно выход есть: темные накладки многослойной материи на глаза, — пригрозил гигантским указательным пальцем баюнг своему товарищу. — А если стажеры оказывали непослушание, их на три недели запирали в темное помещение. Хочешь этого?

— А силенок хватит меня запереть? — с наглецой отвечал юный коллега. У него отношение к гиганту такое и осталось, как при первом знакомстве: сверстник, только очень большого размера. И неважно, что за пару недель Шу’эс Лав вспомнил более двадцати лет своей взрослой жизни, превращаясь тем самым в солидного, умудренного опытом мужчину. Все равно какие-то детские комплексы возвращения в этот мир и определенной тогдашней растерянности в нем остались. А преодолевать эти комплексы в свое время помогал как раз Хотрис. Вот и складывалась парадоксальная ситуация, когда сопляк и вдвое меньший ростом мог ляпнуть: «А в нос хочешь?!» — и гигант, могущий растоптать товарища как таракана, просто растерянно и добродушно улыбался в ответ.

Так и сейчас примерно получилось.

Хорошо, что рядом находились иные люди и магическая сущность, которые не позволили отойти от основной темы разговора.

— Ловить никого не надо. — Теперь могучий и глубокий голос Эрлионы слышали все. — Каждый сам выполнит возложенные на него предписания и озвученные рекомендации. А я прослежу за итогами, чтобы потом меня папа Дима не ругал почем зря.

Хотрис и тут скривился, фыркнул, хотя и высказывался скорее из ревности:

— Можно подумать, что папа Дима поставит непослушную, страшно о себе возомнившую и вредную девочку в угол.

Магическая сущность не обиделась, только пригрозила:

— Ничего! Когда-нибудь и ты станешь искать пятый угол в квадратной комнате! — И тут же сменила тон: — А сейчас давайте решать, что будем делать с Еленой. После сотрясения мира она с каждым днем все лучше и лучше видит все створы между мирами. Но самое удивительное, она видит дуги створов с цветовыми оттенками. О таком ни граф Дин не рассказывал, ни Шу’эс Лав не припомнит.

— А почему я только сейчас об этом узнаю? — нахмурился ректор.

— Что нам следовало делать? — фыркнула магическая дочь так, словно она — это по-боевому настроенная женщина, упершая кулаки в бока. — Вылить на тебя ведро воды, когда ты проверял настройки нового кокона-ловушки «Проба-два»? Или отозвать тебя во время проводов умильно рыдающего на твоем плече императора?

— Ну… Шепнуть-то ты мне на ушко могла?

— А зачем? Вот, например, в данный момент ты об этом чуде узнал. Ну?! Какие твои будут действия?

— Не надо мне дерзить и провоцировать на грубости! — стал строже голос Титела Брайса. — Как целитель, я просто был обязан сразу осмотреть Елену. Вдруг у нее какая патология? Или неожиданное осложнение? Порой излишняя цветистость сновидений тоже свидетельствует о тяжкой, знаешь ли, прогрессирующей болезни!

Магическая сущность тяжело и показательно вздохнула, но свои слова донесла только до одного человека в комнате:

«Папа Тител! Ну и кого ты вот только что запугал? Тебе не стыдно? Посмотри на Елену!»