Ужас по средам - Тереза Дрисколл

Мы пока не знаем, когда конец, но знаем, что он уже близок.

Здешние сотрудники добры до умопомрачения. К тому же они явно знают свое дело, и я им полностью доверяю. Нам очень повезло, что у Лиэнн есть деньги. Правда, я слышала, Национальная служба здравоохранения шагнула далеко вперед в вопросе ухода за стариками, и все же мне нравится, что врачи и медсестры здесь самые лучшие. Вот и весь мой либерализм. Пока речь идет о чужих, все мы либералы, но стоит коснуться своего собственного, как все наши принципы псу под хвост.

Помню, как мама курила сигареты, сидя у себя в саду, а мы с сестрой, тогда еще сопливые девчонки, возились рядом. Мама говорила потом, что закурила после стресса, связанного со смертью отца. Еще бы, вдова с двумя малолетними детьми на руках, как тут не закурить? Позже, когда мы с Лиэнн выросли, мы часто донимали ее просьбами бросить курить. Но она отказывалась, называла сигареты «своей единственной радостью и своим единственным грехом». В конце концов мы сдались, и вот теперь я корю себя за это.

Я сижу в приемной и проверяю телефон: не звонил ли кто? Или, может, писал? Но нет, ни звонков, ни сообщений от Мэтью Хилла или от Мелани Сандерс не видно. Куда они, черт возьми, подевались? Почему молчат?

«Из-за Алекса? Но при чем тут Алекс? Мне необходимо знать».

Я оглядываюсь по сторонам. На окне, выходящем в сад, красивые шторы из дорогой ткани, на стойке дежурной – ваза с букетом из живых цветов в тон. Я вспоминаю время, когда мама только-только перебралась в свой первый дом престарелых там, в Девоне, и гадаю, что она думает о своем переезде сюда. Переживает, наверное. Она так тяжело дышит, каждый день для нее – борьба. Что же она думает на самом деле? Боится ли будущего?

Я очень боюсь…

Когда маме только поставили диагноз ХОБЛ, она жила у себя дома, в Гастингсе. Там прошло наше с Лиэнн детство, и мы любили туда приезжать. Хорошо, что у нашего отца была приличная страховка и пенсия, поэтому мы не бедствовали, жили в достатке. А у мамы был хороший дом и красивый сад.

Сначала болезнь развивалась медленно. Врачи предупредили, что ХОБЛ непредсказуема: у каждого больного свой путь. Какое-то время мама делала упражнения для дыхания и неплохо справлялась. А потом начались приступы, один серьезнее другого, которые уложили ее на больничную койку. Стало понятно, что жить одна мама уже не сможет, и вот тут мы с сестрой столкнулись с дилеммой.

Лиэнн сразу предложила этот дом престарелых под Лондоном. Но мама удивила нас, заявив, что хочет пожить у моря. В Девоне. В детстве мы с ней часто проводили там лето.

Сестра обиделась, а я втайне обрадовалась. Почему? Просто мне показалось, что мама хочет побыть возле меня, хотя бы какое-то время. Возле своей Дженни, которая стала Элис, все еще незамужней и бездетной. Думаю, мама хотела поддержать меня, насколько возможно, своим близким присутствием, добрым взглядом серых глаз, которые как будто говорят мне: «Все будет хорошо, Элис». И Лиэнн пришлось сдаться. Она ведь не работает, в отличие от меня. И ей проще оставить детей на няню, а самой приехать в Девон навестить маму, чем мне кататься в Лондон. С моей работой по сменному графику особо не наездишься. Так что мы все привыкли.

Вдруг телефон в руках резко пищит: сообщение от Клэр из благотворительной организации. Она снова спрашивает, что я решила насчет персональной сигнализации и не хочу ли я написать для их сайта статью об этом. Мне становится так неприятно, что даже в животе бурчит.

Понять не могу, с чего вдруг такая перемена: помнится, в личной беседе Клэр склонялась к мысли о том, что развитие технических проектов вообще не должно входить в задачи благотворительного фонда, а теперь буквально одолевает меня просьбами о поддержке.

Я решаю не отвечать пока, а погуглить информацию об этой Клэр. В «ЛинкедИн» я нахожу ее профиль и несколько интервью о ее организации. Потом захожу на ее личную страничку в «Фейсбуке», и тут выясняется, что она уже не используется. Некоторые посты переведены в приватный режим, – наверное, Клэр закрыла страницу из-за сестры. Но нет, с настройками безопасности тоже не все ладно. Оказывается, я могу увидеть некоторые старые фото и даже прочитать старые посты. Очень странно. И главное, то, что я нахожу там, как-то не очень вяжется с тем, что рассказывала Клэр.

Я продолжаю свои исследования, но телефон работает слишком медленно, да и батарея вот-вот сядет. Пора возвращаться к Лиэнн.

Что-то тут не так.

Глава 48

МЭТЬЮ

– Ну как там наш Ромео? Все поет?

– И не говори. Стоит задать ему вопрос, как он начинает завывать. – В голосе Мелани звучит отчаяние. – Нет, серьезно, Мэтт. Надо принять какой-нибудь закон, чтобы запретить оперу во время допросов. Это все Морс виноват.

– Так что у вас там происходит?

– Алекса переводят обратно в тюрьму. Похоже, его там обожают. Он устроил хор и кормит начальство лестью. А еще говорят, что он уговаривает свою так называемую невесту рассказать всем «истинную историю их любви». Ее родители противятся как могут. Надо бы намекнуть ей насчет третьей несовершеннолетней любовницы Алекса. Интересно, что она тогда скажет.

– Какая мерзость. – Крепче прижимая телефон к уху, Мэтью расстегивает ремень безопасности, бросает взгляд на дверь дома Иана, потом на часы.

– Точно. Хоть бы уж техники что-нибудь нарыли. Похоже, Алекс пользовался двумя телефонами. Мы проверили оба, искали контакты с Элис, выясняли, не пользовалась ли она своим настоящим именем, общаясь с ним, но ничего такого не нашли. В целом серьезных подозрений и не было, так, скорее любопытство.

– А по тем цветам в коробке из-под пирожных информация есть? Или о мотоцикле, на котором было совершено нападение?

В трубке раздался такой тяжелый вздох, что Мэтью даже жалеет, что спросил. Бедняга Мел и так выбивается из сил. А им, как назло, явно попался кто-то умный: отпечатков не оставляет, улик, пригодных для экспертизы, тоже.

– Ладно-ладно, извини, я не хотел тебя расстраивать. Дай знать, если будет что-нибудь новенькое. Хочется понимать, что происходит. Среда-то ведь не за горами.

– Ладно, Мэтт. До скорого.

Хилл поспешно выходит из машины и пересекает дорогу. Времени у него в обрез. Иан открывает дверь, одетый, как всегда, с иголочки: рубашка чистая, стрелки на брюках безукоризненные. Он ведет детектива в гостиную,