Орджоникидзе - Илья Дубинский-Мухадзе

Сверкнули над головами обнаженные клинки.

Дрогнула земля от топота копыт. Горяча лошадей, горцы бросились навстречу белым. Серго вмиг оказался на коне. Понесся галопом. Шашки у него не было. Он выхватил маузер…

Вечером по пути в горы Асланбек Шерипов наклонился к Серго:

— Эрджкинез! Помнишь, в Грозном ты меня ругал, запретил мне скакать под пулеметным огнем? А сам?

Серго бросил поводья, обнял Асланбека:

— Я тоже человек!

Тиф и зима (деникинцы пока остановились у входа в ущелье Ассы, искали, кто бы за шесть миллионов "царских денег" доставил живым или мертвым чрезвычайного комиссара) слали новые испытания, как будто всего пережитого еще мало. В дальнем, в труднодоступном ауле Гули на руках у Серго умер Яков Бутырин. В другом ауле слег Филипп Махарадзе, в третьем пришлось оставить тяжело больного, потерявшего ногу Сашу Гегечкори.

Ничего не дали отчаянные попытки перевести через Хевсурский перевал Зину и сестру Камо Арусяк с трехмесячным ребенком. Понурив головы, вернулись и Дьяков с Калмыковым, потерпевшие неудачу у Кистинского перевала. В довершение лед и снег наглухо завалили тропы в Верхнюю Чечню, где должны были основать подпольный центр Николай Гикало и Асланбек Шерипов. Все вместе это очень походило на мышеловку.

Ночью Зина с Арусяк о чем-то долго шептались. Они решились на самое крайнее — сравнительно доступными горами пройти до грузинского селения Казбека, а там что бог даст… Надеялись, что крошечная дочь Арусяк умилостивит сердца пограничников. В первые минуты мужчины категорически отказались вести разговор на эту тему. Только напомнили, что жену Гегечкори, семьи Бутырина и нескольких других терских комиссаров полковник Церетели выдал белым.

Зина настаивала:

— Меня здесь никто не знает. У меня есть старый документ на имя учительницы Павлуцкой. Я пойду!

Арусяк плакала, вновь и вновь повторяла:

— Ради ребенка я обязана попробовать все… Женщин неожиданно поддержал хозяин сакли и неизменный спутник Серго во всех его скитаниях по Ингушетии и Чечне Хизир Орцханов:

— Осто-перла![75] Какой умный марушка! — вскричал Хизир. — Эрджкинез, будем так делать. У одного старого муллы Джабагиев спрятал печать ингушского национального совета. Я мулле скажу, что Деника ищет эту печать. У кого найдет — повесит. Мулла ответит: "Сын мой, аллаху угодно, чтобы ты взял печать и берег свою голову". Мне придется согласиться. Мы напишем казенную бумагу — марушка Арусяк приезжала на свадьбу к родственникам Вассан-Гирея, сейчас домой хочет, надо пускать. Зина — маленькой марушки нянька.

Пришлось уступить. Никакой другой возможности связаться с подпольным краевым комитетом партии Серго не представлял. Без связи, оружия и денег пребывание в горах теряло всякий смысл.

— Несмотря на запрещение Серго, я взяла с собой его фотографии и маленький револьвер, — признавалась впоследствии Зинаида Гавриловна. — Вскоре дорога сделалась очень трудной. Пришлось оставить арбу и по узкой горной тропе идти пешком. Стоял густой туман. Снег подтаял, и ноги скользили. Время от времени слышалась далекая стрельба. Мужчины поочередно несли ребенка, укутанного в шкуру барашка…В Тифлис добрались ночью. Мы были очень утомлены. Отдохнуть не пришлось. Меньшевики узнали, что из гор приехали жены комиссаров, и утром в нашей квартире устроили обыск. К счастью, нас не было дома.

О дальнейшем позаботился Камо.

В родном Тифлисе Камо снова жил нелегально. Для него это не так уж трудно, опыта предостаточно. Но слишком оскорбительно скрываться от меньшевиков и социал-федералистов, которых он ни во что не ставил.

Неунывающий, веселый Камо никогда не был баловнем судьбы. После лета 1911 года, проведенного вместе с Серго в Париже, Камо пришлось многое пережить.

В августе 1912 года Камо вернулся на Кавказ. — Немного побыл в Баку, затем направился в Тифлис. Вопреки всем предостережениям начал готовить новую экспроприацию. Большой и давний друг Камо Красин сообщил упрямцу, что партия категорически против каких бы то ни было экспроприации. "Ты действительно сумасшедший, — воскликнул рассерженный Красин, — если берешься сейчас за экс!"

Камо не послушался. В конце сентября вблизи Тифлиса, на Каджорском шоссе, он попытался отобрать деньги у почтовой экспедиции. Все закончилось плохо. Не удалось избежать и ареста. Второго марта 1913 года Кавказский военно-окружной суд вынес Камо смертный приговор. От виселицы спасло… трехсотлетие царствования дома Романовых. В России была объявлена амнистия. Повешение заменили двадцатью годами каторги.

На свободу Камо вышел лишь в марте 1917 года. Баку и Тифлис его душевно встретили. Вскоре после Октябрьской революции краевой комитет партии направил Камо к Ленину с докладом о положении на Кавказе. Добраться до Петрограда было трудно. Зато уж "Ильичи" постарались вознаградить дорогого им кавказца за все перенесенное.

От Надежды Константиновны Камо узнал о женитьбе Серго и не скрыл своего удивления. "Знаешь, революция, учиться надо, работать надо, враги кругом: драться надо!"

Сейчас — в начале 1919 года — Камо дрался с грузинскими меньшевиками и их компаньонами по дележу министерских постов — социал-федералистами. Через общих знакомых Жордания и Чхеидзе усиленно рекомендовали "в память прошлого не доводить дело до крайностей. Возможно Камо не в курсе, в Грузии есть военная полиция англичан…"

"Доброжелателей" Камо посылал подальше. За себя он не тревожился. Другое дело жена Серго. О ней следовало хорошенько позаботиться. Зинаиде Гавриловне Камо нашел уголок понадежнее и категорически запретил ей одной выходить на улицу.

Верный друг, он готов был взять на себя и все заботы о Серго. Но тут появился Шакро, не менее решительно заявивший о своих правах. У каждого были свои очень несхожие планы. Подпольный партийный центр принял предложения обоих.

Камо вспомнил, что по соседству с его сестрой Джаваир жил князь Чиковани, генерал, бывший командир Эриванского полка. Из всех слабостей князя самая большая — страсть к деньгам. За деньги князь готов на все, даже объявить Джаваир своей супругой и отправиться с ней в путешествие на Северный Кавказ. Молодую княгиню особенно привлекала экзотическая горная Ингушетия. Там "супруги" основательно поколесили.

"Мы с генералом Чиковани, — описывала Джаваир, — сделали несколько вояжей и вывезли много товарищей, застрявших в горах. В одну из поездок мы встретились со Шкуро и Мамонтовым. Мой князь пожелал показать им Казбек. Я сказалась нездоровой, пожалела, что не могу присоединиться к столь приятному обществу. Тогда генерал Шкуро попросил меня спрятать его портфель. "Княгиня, эти важные Документы я смею доверить только очаровательной супруге генерала Чиковани". После их ухода я открыла портфель, чтобы узнать, какие бумаги так дороги Шкуро. В портфеле находился оперативный план деникинской армии. Сейчас же я перерисовала на пергаментную бумагу этот план. Потом попросила Чиковани просмотреть и проверить, правильно ли обозначены масштабы. За услугу князь попросил дополнительной платы.