Орджоникидзе - Илья Дубинский-Мухадзе

Пониже, в уголке письма, Владимир Ильич приписал:

"По отзывам и Уншлихта и Сталина, Серго надежнейший военный работник. Что он вернейший и дельнейший революционер, я знаю его сам больше 10 лет".

Из Сергиевского Орджоникидзе отправился на передний край. У деревни Шарыкино его застала метель. Все скрылось под снежной пеленой. "Самый подходящий момент прорвать фронт, двинуть червонных казаков и стрелков в тыл офицерского корпуса", — подумал Серго.

Поздно ночью, закутавшись в белые простыни, по свежевыпавшему снегу латышские стрелки — с ними и Орджоникидзе — подобрались к позициям знаменитой Дроздовской дивизии. Застигнутые врасплох офицеры не выдержали штыкового удара, в беспорядке отступили. В прорыв двинулись главные силы ударной группы и, не давая противнику опомниться, на его плечах ворвались в Кромы.

Деникину пришлось "временно" приостановить движение на Москву, заняться своими тылами, где ударная группа заталкивала в мешок дивизии офицерского корпуса. Охваченные ненавистью и яростью, отборные роты корниловцев, дроздовцев, марковцев, не считаясь ни с какими потерями, вели "психические атаки".

С ружьями наперевес, без единого выстрела, соблюдая строгое равнение, офицеры шли густыми цепями. Их подпускали на двести — двести пятьдесят шагов или еще ближе, чтобы каждая пуля легла в цель. Потом залп разрезал морозную тишину. Передние ряды офицеров валились на снег. Остальные смыкались к середине и делали свой шаг навстречу смерти. Из окопов неслись гранаты. На флангах частой строчкой стучали пулеметы. Жалкие остатки наступавших цепей уползали назад.

Через час-другой все повторялось сначала.

Ожесточенность встречных боев у Кром нарастала. Восемнадцатого октября к исходу дня корниловцы отошли и закрепились на южной окраине Орла. Девятнадцатого обе стороны набирали силы к решающей схватке. Двадцатого, как только скупое зимнее солнце осветило горизонт, грянул бой. В шестнадцать часов Серго вырвал листок из полевой книжки, большими буквами написал:

"Москва Ленину

Привет из Орла

Орджоникидзе".

До того времени в военных академиях всего мира, как образец самой лаконичной реляции о победе, изучали рапорт Суворова о взятии города Туртукая. Серго обошелся вдвое меньшим количеством слов.

Ленин против обыкновения отказался от всегдашней сдержанности. В речи перед слушателями Свердловского коммунистического университета он подробно разъяснил значение победы в Орле:

"Наступает момент, когда Деникину приходится бросать все на карту. Никогда не было еще таких кровопролитных, ожесточенных боев, как под Орлом, где неприятель бросает самые лучшие полки, так называемые "корниловские", где треть состоит из офицеров наиболее контрреволюционных, наиболее обученных, самых бешеных в своей ненависти к рабочим и крестьянам, защищающих прямое восстановление своей собственной помещичьей власти. Вот почему мы имеем основание думать, что теперь приближается решающий момент на Южном фронте".

Для тех, кто наблюдал за событиями со стороны, чаша весов еще колебалась. Белые принудили ударную группу оставить Кромы, потеснили красноармейцев у Дмитриевска. Три попытки вернуть Кромы успеха не принесли. Четвертый по счету штурм Серго назначил на полночь двадцать шестого октября…

Участники событий не самые лучшие летописцы. Вероятно, и Серго что-нибудь упустил или истолковал по-своему. Шестого ноября он писал Ленину:

"Дорогой Владимир Ильич, пользуюсь случаем сообщить Вам кое-что о положении наших дел на Южфронте, в частности в районе нашей армии (XIV). 3 ноября в 6 часов утра нам удалось прорвать фронт противника в районе шоссе Кромы — Фатеж. В прорыв пустили кавалерию т. Примакова…[79] В данный момент мы с пехотными и кавалерийскими частями — в тылу у противника и надеемся изрядное количество его штыков уничтожить. Ближайшие 3–4 дня должны дать нам такую победу, которая не замедлит отдать в наши руки Курск, а дальше дело пойдет. С резервами у противника, по всем данным, Дело обстоит неважно…Блестящая победа Буденного — взятие Воронежа и неизбежный разгром Орловской группы очищает нам путь дальше на юг. Сейчас мы наблюдаем, как корниловские и марковские полки не выдерживают удара латышей. Латыши наводят больше страха, чем на самом деле. Только что (6/Х1) получил донесение от Примакова, и наши ожидания больше чем оправдались… Если дальше пойдет так — скоро пошлю телеграмму из Курска. На этом участке противник безусловно сильно деморализован, но довольно сильно нажимает на другом участке: Севск-Дмитриев. Если нам удастся парировать этот удар, тогда мы одерживаем крупную победу. Вообще на всем Южфронте мы накануне больших событий… Деникина разобьем, во всяком случае о Москве он должен перестать думать. Только, Владимир Ильич, ради всего трубите в печати, не давайте заснуть тылу. Самое незначительное внимание тыла радует красноармейцев, как маленьких ребят. Думаю больше не надоедать Вам…

Ваш Серго",

Девятнадцатого ноября:

"Дорогой Владимир Ильич!

Вы мне простите, если я отниму у Вас, дорогой Владимир Ильич, несколько минут, но мне кажется, что те немногие факты, которые мне хочется сообщить Вам, безусловно имеют не маленькое значение. По-видимому, наше продвижение вперед будет довольно быстрым. Деникин безусловно сломал себе шею на украинском мужике (украинский мужик сломал шею не только Деникину), Деникин не нашел себе поддержки у крестьян Орловской и Курской губерний. Для характеристики первого я Вам посылаю целую кипу белогвардейских газет. Было бы в высшей степени желательно, если бы Вам удалось хотя бы бегло просмотреть их. Я нарочно многие места отметил… Крестьяне теперь уже не говорят "красные" и "белые", а просто — "наши" и "Деникин"… Перелом безусловно совершился — крестьянство повернуло в нашу сторону; но перед нами встает большой вопрос: сумеем ли мы закрепить за собой это настроение? Прифронтовая и фронтовая полосы разорены и разграблены, необходимо немедленно прийти им на помощь всем, чем мы можем, — солью, мануфактурой, людьми, если можно, хотя бы обломками железа. Население это разорено Деникиным. Необходимо для восстановления Советской власти бросить лучшие наши силы.

Далее мы вступаем в район повстанцев-партизан. Здесь нам необходимо держаться в высшей степени гибкой политики: надо массы партизан влить, растворить в армии, во что бы то ни стало переварить их, всевозможных "батько" выдергивать и одних отправлять на тот свет, других взять и подчинить себе. Крестовый поход в той неуклюжей форме, которая проводилась в прошлом, безусловно неприемлем. В районе нашей армии, без всякого хвастовства, я Вам ручаюсь скрутить их без всяких особенных скандалов. Но все это пустяки сравнительно с громадной важности вопросом о нашей политике отношений к украинскому мужику. Здесь, по моему глубокому убеждению, политика таскания его в коммуну — бессмысленна и гибельна. Во что бы то ни стало мы должны найти на этот раз с украинским мужиком общий язык.