Орджоникидзе - Илья Дубинский-Мухадзе

Пятигорской трагедией сразу воспользовались белые. Деникинцы взяли Армавир, вскоре Невинномысскую. В Ставрополь ворвалась конница Шкуро. Добровольческая армия спешила в предгорья Кавказа.

Несколько часов Серго не отходил от окна вагона. Навстречу все тянулись печальные эшелоны с ранеными и больными тифом красноармейцами. Крыши теплушек, подножки были облеплены беженцами с Кубани и Ставрополья.

Ночной Пятигорск встретил кромешной тьмой и едким, невыносимым запахом дезинфекции. На привокзальной площади и всех прилегающих улицах теснились палатки, дымили костры беженцев. Дети, женщины, старики — здоровые и уже метавшиеся в тифозном бреду — покорно ждали спасительных поездов на Терек.

Особенно въедливый запах смешанных вместе лизола, йодоформа и карболки ударил в нос из "Цветника", где Серго так поздно задержался в свой прошлый приезд. Красноармеец-шофер, присланный за чрезвычайным комиссаром из штаба XI армии,[72] объяснил:

— В городском саду лазарет для тифозных.

Остаток ночи и большую часть следующего дня Орджоникидзе провел в госпиталях. Боль сжимала сердце. Охватывало противное чувство собственной беспомощности. Плохо, совсем плохо. Ни банды Бичерахова, ни надвигающийся Деникин, ни турецкие наемники, грозящие ударом в спину, — ничто, не представляло такой неотвратимой опасности, как тиф. Глупо скрывать от себя. При нынешнем положении катастрофа неизбежна. Жалкие запасы военного снаряжения и медикаментов на Северном Кавказе и Тереке давно исчерпаны.

На фронте, получив приказ не пропускать дальше противника, контратаковать, красноармейцы вытряхивают пустые подсумки, выворачивают карманы, кричат: "Патронов, патронов!" Патроны давно приходилось покупать в аулах, и станицах по пяти рублей за штуку. Артиллерийские снаряды в зависимости от калибра ценились от четырехсот до семисот рублей каждый… Нет лекарств, нет врачей. Вот-вот ударят морозы. Некуда перевести тифозных из садов и палаток. Не во что одеть здоровых. Нечем кормить беженцев… На этот раз самим без помощи России не выстоять.

Почти полгода назад Терская областная партийная конференция командировала в Москву Сергея Мироновича Кирова. Владимир Ильич Ленин и Яков Михайлович Свердлов признали, что Северному Кавказу надо помочь из последнего — дать деньги, оружие, боеприпасы, обмундирование.

Все оказалось напрасным. Неожиданно возникшие фронты на Дону, Кубани и Ставрополье, вторжение немецких и турецких войск в Закавказье, мятеж Георгия Бичерахова, захват его братом Лазарем Дагестана и каспийского побережья обрубили все связи Терека.

"Долго мы не знали, что делается в России, — писал как-то позднее Орджоникидзе. — Порой даже не знали, есть Советская власть или нет, а черносотенная печать в каждом номере газеты сообщала о падении Москвы и Питера".

Осенью после побед в Грозном, Прохладной и Моздоке появилась связь через Астрахань. Ненадежная, трудная — четыреста километров через безводную и почти пустынную степь, — но все-таки дорога в Россию! Тотчас же из Москвы в Астрахань пошел маршрутный поезд с обмундированием для сорока тысяч воинов XI армии. Второй транспорт — с пулеметами, автомобилями и мотоциклами. Затем третий, четвертый и пятый… Киров действовал сверхэнергично.

Все благополучно доходило до Астрахани, но здесь… почти полностью застревало, попадало совсем в другие руки.

Серго, чтобы не разжигать страстей, вначале ограничился довольно скромным упреком: "Я должен указать, что Кавказско-Каспийский реввоенсовет не сделал всего того, что можно было сделать".

Потом пришлось посылать телеграммы более резкие:

"Высланное вами постепенно получается, но это очень мало. Для того, чтобы сделать что-нибудь, необходимо одеть армию и дать ей в большом количестве патроны и снаряды. Мы все кормим ее обещаниями от Троцкого и Шляпникова, но этим, конечно, Деникина не побьем".

Горечи большого поражения еще предшествовала радость маленьких побед. Откликаясь на клич Орджоникидзе, все горские народы прислали добровольцев, из своих тайных запасов вооружили их, снабдили патронами для первого боя. Рабочие Грозного, Владикавказа и прифронтового города Георгиевска поставили на большегрузные платформы пушки; сверху и с боков прикрыли их броневыми листами. На худой конец и это бронепоезда!

И от Ленина пришла весточка. Наконец за много месяцев!

"Астрахань.

Штаб фронта

для передачи по радио во Владикавказ Орджоникидзе

Получил впервые телеграмму от Вас. Благодарю, шлю привет. Прошу информировать чаще.

Предсовнаркома Ленин".

В начале января 1919 года — в самую страшную вспышку тифа, когда в лазаретах Пятигорска лежало свыше пятидесяти тысяч больных, — революционные войска перешли в контрнаступление на обоих сильно загнутых флангах. В районе Ессентуки — Кисловодск конница Шкуро не выдержала удара. За два дня откатилась до Баталпашинска.[73]

В разгар сражения кончились боеприпасы. У Серго у самого давно опустел патронташ, лишь несколько патронов оставалось в обойме маузера. Орджоникидзе попросил пехотинцев продержаться на окраинах Баталпашинска хотя бы несколько часов. Он надеялся, что Шакро привезет немного патронов и снарядов из Чечни — купит на остатки денег Терского банка. Шакро вернулся почти что с пустыми руками. Очередной разговор по прямому проводу с Кизляром.

— Есть что-нибудь из Астрахани? Прибыли врачи?

— Нет ничего, никто не приехал, — в который раз услышал Серго.

Девятнадцатого января XI армия оставила Пятигорск. Днем позже, под завывание метели, стоны тифозных и крики замерзающих, голодных беженцев, на станции Прохладной Серго обсуждал со штабом армии и руководителями Терской республики, как быть дальше. В описании Орджоникидзе:

"Часть товарищей… указывала, что нет другого выхода, как отойти на Астрахань, спасти технические средства и людей, переформировать их в Астрахани и снова двинуться на Северный Кавказ. Я и другие товарищи заявили, что, каково бы ни было положение, отход на Астрахань недопустим, ибо тогда мы целую Терскую область бросим на произвол судьбы, даже не предприняв боя с противником, что горским населением подобный отход будет квалифицирован как предательство их нами, и мы политически умрем навсегда для Северного Кавказа. При этом же указывалось, что при отсутствии железной дороги отступление едва ли будет возможно. Едва ли мы спасем кого-либо, и все равно и солдаты и технические средства погибнут в астраханских степях от холода и голода. Товарищи согласились с этим, и решено было отойти на правый берег Терека и вместе с горцами защищаться до того момента, пока мы не получим поддержки из Астрахани".