Великие любовницы - Клод Дюфрен

Суждение недоброе, но явно справедливое. Боль Зоэ была искренней: она, в конце концов, привязалась к этому старому человеку, который был так нежен в обожании ее, а главное, так щедр… Что могло произойти теперь, когда этого настоящего «Деда Мороза» уже нет в живых? Когда такого человека, как графиня, постоянно волнует личная выгода, есть от чего беспокоиться. Как-то должен был повести себя новый король в отношении бывшей фаворитки? Она, естественно, не могла надеяться, что на нее по-прежнему будет падать манна небесная. Но она, по крайней мере, надеялась на то, что за ней сохранятся привилегии, которых она добилась в ходе кампании по очаровыванию усопшего монарха. Для защиты своих привилегий у нее было тайное оружие: на случай, если бы распоряжения, которые он предпринял в отношении Зоэ, не были выполнены новым королем, Людовик вручил графине два письма, где он высказал свою волю, дабы она могла их обнародовать. Эта предосторожность свидетельствовала о том, что покойный монарх мало доверял брату.

Вначале мадам Дюкейла не было необходимости использовать то, что Катрин Декур назвала «посмертным шантажом». Карл X не только оставил ей все, что было подарено его братом, но и назначил ей пенсию в двадцать пять тысяч франков в год и сделал ее президентом гобеленовой мануфактуры с приличным окладом. Этого могло бы хватить с лихвой, но мы знаем Зоэ и ее неутолимый аппетит к деньгам. С Людовиком XVIII она привыкла постоянно получать новые субсидии, и то, что новый прекратил эту «халяву», повергло ее в отчаяние! В письмах своему по-прежнему верному Состену она постоянно жаловалась на финансовые трудности. А в 1827 году она добилась аудиенции у Карла X и не постеснялась пригрозить королю опубликованием известных писем брата. Карл Х, как добрый принц, смирился и увеличил размер ее ежегодной пенсии до сорока тысяч франков. Но ей этого было мало! Покинув Тюильри, она написала Состену: «Я была поражена»[130].

Она стала «поражена» еще больше, когда после революции 1830 года герцог Орлеанский стал королем французов под именем Луи-Филиппа.

Она немедленно примкнула к оппозиции новому монарху. Из своих легитимистских убеждений, а главное, потому, что все ее пенсии были отменены, равно как и президентство на гобеленовой мануфактуре. На сей раз бедная графиня почувствовала себя разоренной. Не по этой ли причине она приняла участие в безумной авантюре герцогини Марии-Каролины Беррийской? Как нам известно, невестка Карла X мечтала вернуть престол Бурбонам в лице своего сына герцога Бордосского[131]. Предприятие это было безрассудным, не имело ни малейшего шанса на успех, но Мария-Каролина ничего не боялась, и смелости ей было не занимать. 29 апреля 1832 года она высадилась в Ла Сьота во главе горстки своих сторонников. Прованс за ней не пошел, но она смогла захватить Вандею. Однако шуаны 1832 года были уже совсем не те, что воевали за королевскую власть в 1792 году. Мария-Каролина была арестована полицией Луи-Филиппа, заключена в каземат цитадели Блейе, откуда вышла только спустя несколько месяцев.

Проникшись монархической верой, мадам Дюкейла еще в 1831 году уехала в Англию, где при помощи финансиста Уврара попыталась собрать необходимые средства для поддержки восстания герцогини. Затем она переехала в Голландию для того, чтобы заручиться поддержкой короля Вильгельма, который был недоволен тем, что с помощью Луи-Филиппа бельгийцы освободились от голландской власти. Он думал, что реставрация Бурбонов могла бы позволить ему вернуть отделившуюся провинцию. Во всяком случае, на это надеялась графиня Дюкейла, прилагавшая все силы для поддержки дела Марии-Каролины. Несмотря на нелепость этих планов, нельзя не восхищаться упорством нашей героини, которая, готовая разменять шестой десяток, без колебаний стала заговорщицей… Добавим, что, руководствуясь своей привычкой соединять полезное с приятным, она сумела закрутить роман с богатейшим Увраром, а чуть позже и с самим королем Голландии!

Ее надеждам, увы, суждено было рухнуть, а авантюра герцогини Беррийской обернулась фарсом. Во время своего заключения в Блейе Мария-Каролина была вынуждена признаться в том, что… она ждала ребенка, как «память» о ее приключении в Вандее! И снова мадам Дюкейла примчалась ей на помощь и нашла «подставного отца», который согласился заявить о том, что он женился на герцогине до ее высадки во Франции! Конечно же, в Европе это никого не ввело в заблуждение, но приличия были соблюдены… Интересная подробность: «волонтер на роль отца», итальянский граф Луккези-Палли, получил от мадам Дюкейла за свои услуги награду… известного сорта. Доброта графини была беспредельна!

Выполнив до конца свой легитимистский долг, Зоэ Дюкейла в 1833 году вернулась во Францию. Власть явно снисходительно отнеслась к ее играм заговорщиков, и она спокойно поселилась в своем замке в Сент-Уэне. Несмотря на ее утверждения о том, что она якобы разорена, графиня продолжала устраивать у себя роскошные приемы, на которых бывали все, кто испытывал ностальгию по старому режиму, все «эмигранты» из Сен-Жерменского предместья. Все оставшиеся двадцать лет жизни Зоэ провела счастливо, ибо, как мы знаем, давно привыкла быть счастливой… Единственной тучкой на небе ее счастья была тяжба с дочерью Валентиной. Та упорно требовала от матери часть отцовского наследства. Валентина тоже любила деньги, яблоко от яблони недалеко падает…

В марте 1852 года, прожив богатую приключениями жизнь, графиня Дюкейла скончалась. Она не дожила нескольких месяцев до того, как другой «Буонапарте», как она выражалась, простер над Францией крылья имперского орла. Зоэ умерла слишком рано. Возможно, у нее была бы возможность снова поменять свои политические взгляды. Или броситься в омут нового заговора…

8

Имперский эпилог

Помимо сорока королей, которые, по преданию, правили Францией в течение тысячи лет, нашей страной управляли три императора. В хронологическом порядке ими были: Карл Великий, Наполеон I и Наполеон III[132].

Мы мало что знаем о личной жизни первого из императоров, но, судя по его воинским подвигам и принимая во внимание нравы того времени, можем предположить, что он был крепким молодцом и походя задирал красоткам юбки. Однако история не упоминает о том, что он кого-то из них сделал «королевой сердца», и посему мы не можем распространяться по поводу его любовных похождений. А жаль, черт возьми!..

Зато последующие обладатели императорской короны не скрыли ничего из своих амурных дел: нам известно все о любовных приключениях обоих Наполеонов, и мы знаем, что племянник превзошел в этом своего дядю. Правда, первый из Наполеонов был очень занят завоеванием Европы и, не имея достаточно времени для серьезных романов, чаще всего довольствовался случайными и быстротечными связями. Это достойное сожаления положение хорошо продемонстрировал следующий случай. Как-то вечером император работал в своем кабинете в Сен-Клу, ожидая приезда мадемуазель Дюшенуа, молодой актрисы театра «Комеди Франсез», которой он назначил свидание… вовсе не для того, чтобы послушать, как она читает стихи! В восемь часов вечера верный камердинер Констан постучал в дверь и сказал:

– Сир, эта дама только что приехала…

– Отлично, – ответил Наполеон, – попросите ее подождать, я занят.

Мы знаем, что, когда император готовил военную кампанию или проект закона, он так увлекался своими замыслами, что забывал счет времени. В десять часов он продолжал писать за столом. Констан вернулся и деликатно напомнил императору, что посетительница все еще ждет в прихожей.

– Отведите ее в мою спальню! – приказал тот слуге.

Шло время, пробило полночь… Констан снова вернулся и напомнил про актрису.

– Пусть она раздевается и ложится, я скоро приду, – сказал ему Наполеон.

Час проходил за часом, а Наполеон и не думал вставать из-за стола. К шести часам утра Констан предпринял последнюю попытку:

– Что мне сказать мадемуазель Дюшенуа, сир? – спросил он у своего повелителя.

– Пусть одевается и уходит! – ответил император, которого работа захватила сильнее желания.

Среди других его мимолетных увлечений можно также назвать фрейлину его сестры Каролины, королевы Неаполитанской, Элеонору Денуэль де Лаплэнь. С той дело зашло намного дальше – девушка заявила, что забеременела трудами императора. Но тот сильно усомнился в своей личной к этому причастности, ибо знал ее повышенную активность на любовном фронте[133]. Она, очевидно, была не самого высокого мнения о мужских способностях своего венценосного партнера, поскольку во время их «переговоров» ей случалось передвигать ногой на полчаса вперед минутную стрелку висевших над изголовьем кровати часов. В результате Наполеон вскакивал с постели в удивлении от того, что время пролетело так быстро.

Вообще-то император опасался женщин и не очень их уважал. Несомненно, воспоминания о похождениях Жозефины, часто изменявшей ему в первые годы их брака, способствовали тому, что он заявил: «Я вовсе не желаю, чтобы моим двором управляли женщины. Они очень навредили Генриху IV и Людовику XVI. Передо мной стоит задача, намного более важная, чем была у этих принцев, а французы стали слишком серьезными, чтобы простить своему монарху открытые любовные связи и официальных любовниц».