Сделка - Иван Сербин

Дежурный по штабу, молодой старший лейтенант с повязкой на рукаве, появился минуты через четыре, запыхавшийся и красный.

Прапорщица открыла ворота, Паша подобрал Максима и дежурного, и «Волга» поехала по широкой аллее, рассекающей воинскую часть надвое. С обеих сторон красовались серые кирпичные четырехэтажки или голубые блочные пятиэтажки, за ними расположился асфальтовый пятачок, посреди которого на светло-сером гранитном постаменте застыл навеки незабвенный Владимир Ильич, вытянувший руку вперед в броске и указующий, вероятно, на Запад. За памятником красовалось старенькое здание клуба, по углам которого давным-давно поползли трещины. Рядом, слева от входа, замерла, задрав к небу темно-зеленый хобот-ствол, пушка. Сразу за клубом Максим увидел футбольное поле, чуть дальше, слева, промелькнули гарнизонные магазины и столовая, почта и парикмахерская.

Затем они миновали еще один пропускной пост, и тут дежурный бросил:

— Здесь направо.

Паша послушно свернул. Метров через десять они притормозили у трехэтажного здания, на двери которого отчетливо выделялась красная табличка с надписью: «ШТАБ ВОИНСКОЙ ЧАСТИ НОМЕР 24580».

— А плац, надо полагать, тот самый, с дедушкой Лениным перед клубом, — скорее утвердительно, чем вопросительно заметил Максим.

— Так точно, товарищ полковник, — подтвердил дежурный.

— Хорошо. А где у вас расположены склады?

— Еще дальше, за автопарком, — показал рукой дежурный. — По той аллее, от КПП прямо, затем налево. Там же баня и прачечная.

— Понятно, а это что? — Максим указал на видневшуюся за небольшой березовой рощицей крышу.

— А это казармы, — пояснил старший лейтенант. — В общем-то, они пустуют. Срочников-то почти нет, — пожал он плечами. — Контрактники живут либо в общежитии, либо уже квартиры получили.

— А много срочников в части? — спросил Максим.

— Двенадцать человек, — не задумываясь, ответил дежурный. — Было четырнадцать, да двоих отправили на учебу. Прислали и тут же забрали. Якобы что-то там с бумагами напутали.

— Понятно. — Максим решил больше не задавать вопросов, боясь насторожить собеседника.

«Еще успеется», — подумал он.

Они прошли через стеклянные двери, поднялись на второй этаж, миновали длинный коридор, и наконец старший лейтенант постучал в дверь, на которой красовалась табличка: «КОМАНДИР ВОИНСКОЙ ЧАСТИ НОМЕР 24580».

— Да-да, входите, — послышалось из-за двери.

Старший лейтенант посторонился, пропуская Максима. Тот шагнул в просторный кабинет, окинув одним взглядом ковер на полу и массивный стол, и хорошее кресло, и свежевыкрашенные стены, и тут же улыбнулся невысокому пузатому полковнику, шагнувшему навстречу с дежурной улыбкой и протянутой рукой.

— Здравия желаю, Максим Леонидович. Проходите, проходите.

«Молодец, — восхитился Максим, — не поленился ведь позвонить, спросить у девочки на воротах».

Он тут же прикинул, было ли у Фурцева время справиться в прокуратуре, по чьему приказанию он, Максим, заявился сюда, и решил, что, пожалуй, все-таки нет, не успел бы, и Хлопцева наверняка еще на месте нет. Так что вряд ли полковничек успел ему хвост прищемить. А если бы Хлопцев оказался на месте и сказал, что Максим действует самостоятельно, лицо у этого пузана было бы совсем другое.

— Свободны, дежурный, — барственно взмахнул рукой Фурцев, обращаясь к старшему лейтенанту.

Тот деликатно прикрыл за собой дверь.

— Ну что же, прошу, прошу, — пузан вальяжным жестом указал на придвинутые к столу стулья. — Чем, как говорится, обязан?

Максим выдержал паузу, словно решая, стоит ли принимать приглашение к беседе, затем спокойно присел, неторопливо вытащил из кейса ответ на запрос и положил его перед собой.

— Ситуация следующая, Леонид Григорьевич, — начал он спокойно и размеренно. — Сегодня утром нами получен ответ на запрос в вашу воинскую часть.

— Позволите? — спросил Фурцев, подаваясь вперед и протягивая руку к телеграмме.

— Конечно. — Максим дал ему возможность пробежать написанное глазами, хотя был уверен, что тот прекрасно помнит текст.

— Так, — кивнул полковник, — и что же вас, Максим Леонидович, взволновало в нашем ответе до такой степени, что вы с самого утра не поленились приехать сюда? — В вопросе слышался скрытый вызов.

— Взволновало нас, Леонид Григорьевич, следующее. — Максим сложил запрос и снова спрятал его в кейс. — В вашей телеграмме сказано, что техническое обмундирование военнослужащего Шалимова Юрия Герасимовича отправлено в утиль.

— Ну, это я прочитал, — кивнул Фурцев. — Не вижу в данном факте ничего криминального.

— Разумеется, — спокойно ответил Максим. — Никакого криминала тут и нет. Напротив, все согласно инструкциям.

— Вот именно, — подтвердил собеседник.

— А теперь, Леонид Григорьевич, вот такой к вам вопрос. Может быть, вы поможете мне разобраться, каким образом отправленная в утиль форма оказалась на трупе некоего военнослужащего, найденном тридцать первого декабря на окраине Новошахтинска?

На мгновение у полковника стало такое лицо, будто его шарахнули поленом по голове: оно вытянулось, окаменело, в глазах четко прочиталась растерянность.

— На трупе? — переспросил Фурцев.

— На трупе, на трупе, Леонид Григорьевич. Вы все верно расслышали, — жестко ответил Максим.

Полковник шумно вздохнул, откинулся в кресле и побарабанил пальцами по столу. Он тянул время, подыскивая необходимый ответ. Максим это понимал.

— Ну так как же, Леонид Григорьевич? Как же так произошло? У нас, например, напрашиваются два варианта: либо форма не была отправлена в утиль вообще, и таким образом получается, что ваш зав-складом просто толкнул ее налево без вашего ведома, — сообщил он, особо подчеркнув последнее, — либо произошла какая-то ошибка. В таком случае выходит, что раз техническое обмундирование числилось за вашей частью, то и убитый солдат являлся военнослужащим вашей части. Тут, как вы понимаете, ситуация посложнее.

Пузан подумал секунду:

— Ну, то, что этот военнослужащий из нашей части, исключено. За последние полгода у нас не отмечено случаев дезертирства.

— Значит, виноват кладовщик, — утвердительно сказал Максим, глядя пузану прямо в глаза.

— Но может быть и третий вариант, — пожал плечами тот. — Как вы понимаете, не мы уничтожаем пришедшую в негодность техническую одежду. Мы отвозим ее в Ростов, где ее и подвергают утилизации.

— Конечно. — Максим улыбнулся, давая собеседнику возможность немного расслабиться. — Но, в любом случае, мне придется проверить и две предыдущие версии. Посему я хотел бы увидеть документы всех военнослужащих срочной службы, приписанных к вашей части с сентября прошлого года, а также проверить документы о списании обмундирования. Шалимов ведь уволился в запас в декабре?

— Надо припомнить… Ох, уж мне этот Шалимов, — покачал головой полковник. — И после дембеля покоя не дает.

— А что с ним такое? — улыбнулся Максим.

— Всю плешь проел, — хмыкнул Фурцев и улыбнулся в ответ, как бы приглашая Максима посмеяться над сказанным. Но тот остался серьезен. — Представляете, за два года восемь раз на гауптвахте отсидел.

— Да ну? И за что же?

— Призвали его из Ялты, понимаете, парень поступил в художественное училище, ну, его и забрали со второго курса. А у нас, как и в любой части, штатного художника не положено, вот и взяли его, а он с гонором, понимаешь, оказался. То то ему не так, то это не этак, — полковник хмыкнул. Вытащив из пластмассового подстаканника ручку, он принялся крутить ее в толстых пальцах. — И ведь пользовался тем, что мы без художника никуда. Справьтесь в округе, у нас самая лучшая часть, всегда все было в порядке. А этот правдолюб… То ему, понимаешь, покажется, что кто-то что-то там из столовой утащил, то еще какую-то ерунду выдумает.

— Неспокойный, значит, оказался? — Максим улыбнулся, как бы давая понять, что он с нужной стороны оценивает нагловатые действия солдата.

— Да уж, сразу видно, детдомовский.

Максим почувствовал, как сердце его внезапно екнуло и провалилось куда-то к пяткам. Стараясь казаться равнодушным, он вальяжно откинулся на спинку стула и кивнул:

— Знакомы мне такие. Из-за них зря ноги сбиваешь. Катаешься, катаешься. Как правило, ничего не подтверждается, но прежде, чем все это выяснится, придется пол-области объездить.

— Это верно, — моментально подхватил Фурцев. Вот и Шалимов был такой же. Все какой-то правды искал. А сам — нарушитель режима. То к отбою в казарму не явится, то вообще пропадает черт знает где, и с другими ребятами из срочной службы отношения напряженные.

— А что, и тут что-нибудь не слава Богу?

— Да ну, как всегда. Ну недолюбливают ребята штабистов, это уж как водится. Не по нутру им, что они в наряды ходят, а этот сидит в штабе, все картинки малюет.