Герои битвы за Крым - Юрий Викторович Рубцов

63-й стрелковый корпус (генерал-майор П. К. Кошевой) имел 267-ю стрелковую дивизию (полковник А. И. Толстов) на Каранкинском направлении, 263-ю стрелковую дивизию (полковник П. М. Bолосатых, с 19 апреля 1944 г. — генерал-майор А. М. Пыхтин) в первом эшелоне на направлении Тюй-Тюбе и 417-ю стрелковую дивизию (генерал-майор Ф. М. Бобраков) — во втором эшелоне. 77-я стрелковая дивизия полковника А. П. Pодионова была в армейском резерве в районе Зенют.

Дивизии первой линии, в свою очередь, имели также двухэшелонное построение (два стрелковых полка в первом и один — во втором), и лишь боевой порядок 263-й стрелковой дивизии строился в три эшелона.

Такое оперативное построение армии было выбрано не случайно. Вторые эшелоны стрелковых корпусов располагались в таких районах, из которых они могли быть введены в бой на двух смежных направлениях. Забегая вперед скажем, что в ходе боя преимущества такого расположения войск были использованы генералом Крейзером сполна, дивизии вторых эшелонов легко нацеливались на направления, где обозначался успех.

«По моему приказанию, — писал Я. Г. Крейзер, — накануне наступления на всех участках фронта соединения первого эшелона армии произвели разведку боем. Это нам позволило уточнить цели и группировку противника. Для прикрытия войск и переправ от ударов вражеской авиации в течение нескольких дней перед началом наступления проводилось задымление»{281}.

И вот наступило утро 8 апреля. После мощной, продолжавшейся два с половиной часа артиллерийской подготовки в 10.30 наряду с войсками 2-й гвардейской армии перешла в наступление 51-я армия. Главный удар она наносила на Каранкинском направлении, где основную роль Я. Г. Крейзер отвел 1-му гвардейскому стрелковому корпусу. В его полосе была сконцентрирована основная группировка танков и артиллерии — более 150 орудий на километр фронта прорыва.

Однако у генерала И. И. Миссана дела в этот день не заладились. Сломить упорное сопротивление врага, умело использовавшего выгодную для обороны местность, не удалось. Части корпуса вперед почти не продвинулись. Как вспоминал позднее Маршал Советского Союза С. С. Бирюзов — тогда начальник штаба фронта, «от Крейзера долго не поступало никаких докладов. Эго начинало не на шутку волновать Толбухина. Мне пришлось срочно запросить по радио командиров корпусов. Генерал Неверов доложил, что его части ворвались в первые траншеи. На душе у командующего стало легче, но беспокойство не проходило.

К вечеру мы с Федором Ивановичем прибыли на командный пункт Я. Г. Крейзера. Командарм подтвердил наши предположения и доложил, что наибольшие затруднения встретил первый гвардейский корпус. На отдельных участках он совсем не имеет продвижения»{282}. Уезжая в штаб фронта, Толбухин поручил Бирюзову лично проследить за действиями корпуса генерала Миссана. В то же время анализ обстановки подсказал ему необходимость не ослаблять внимания и к действиям 63-го стрелкового корпуса генерала Кошевого, от которого, как выразился Толбухин, «зависит сейчас успех всей армии». Предвидение командующего фронтом подтвердилось. С. С. Бирюзов вспоминал: «Ночью полки первого эшелона 267-й стрелковой дивизии, входившей в состав 63-го корпуса, преодолели проволочные заграждения и ворвались в третью траншею… Один из его батальонов форсировал Айгульское озеро и, выдвинувшись вперед, поставил под угрозу пути отхода противника из района Каранки.

Когда об этом доложили Ф. И. Толбухину, он очень обрадовался и перенацелил на Каранкинское направление главные силы 8-й воздушной армии. Туда же перебрасывались свежие стрелковые и танковые части»{283}. По существу речь шла о перенесении главного удара фронта на другое направление.

Ни в коем случае не должно возникнуть даже тени подозрения, что эти меры предпринимались без участия Крейзера. Сам Яков Григорьевич более или менее подробных воспоминаний не оставил, поэтому на обстановку придется взглянуть глазами его сослуживца, будущего Маршала Советского Союза П. К. Кошевого.

Незадолго до полуночи Крейзер собрал на своем командном пункте в районе Хаджи-Булата командиров корпусов. «Вид у Якова Григорьевича был мрачный. Неудача на направлении главного удара, которую никто не мог предвидеть, выбила его из колеи. В землянке уже находился И. И. Миссан. Он тоже был расстроен.

Подъехал генерал К. П. Неверов, поздоровался и тоже сел в ожидании указаний. Вскоре раздался резкий звонок: у аппарата был генерал Ф. И. Толбухин. После короткого разговора с командармом к телефону пригласили И. И. Миссана.

Не знаю, что говорил командующий, но Иван Ильич отвечал односложно:

— Есть… Слушаюсь… Примем меры…

Диалог был недолгим. Красный от волнения, И. И. Миссан отошел и угрюмо сел.

Затем вызвали меня. Я брал трубку с некоторым беспокойством»{284}.

Прервем здесь Кошевого, заметив, что беспокойство его было не напрасным. Но не потому, что его ждали упреки командующего фронтом, совсем наоборот. Толбухин похвалил за заметное продвижение вперед в полосе 63-го корпуса. Командирское беспокойство у Кошевого должно было возникнуть от обоснованного предположения о переносе в полосу его корпуса главного удара фронта. Когда же Толбухин действительно сообщил Кошевому об этом, дополнительное волнение командир корпуса испытал от осознания всей ответственности задачи, которая легла на него и подчиненные ему войска.

Командующий фронтом одобрил решение командира корпуса на выдвижение в передовые порядки 417-й стрелковой дивизии генерала Ф. М. Бобракова, до того находившейся во втором эшелоне, и подчеркнул:

«— С вводом ее не медлите и сделайте это с рассветом. Развивайте успех для овладения высотой 30,3. Когда вы захватите высоту, у противника не будет более выгодных рубежей для обороны степного Крыма. Из-за угрозы выхода наших войск в тыл перекопским позициям ему придется их бросить и откатываться в горы. Мы же тогда двинем на врага девятнадцатый танковый корпус, тоже в вашей полосе наступления…

Затем к аппарату ВЧ подходили то Крейзер, то Миссан, то Неверов. Меня не приглашали. Они узнали решение командующего фронтом.

Это облегчило мое положение перед командармом: теперь мне оставалось только доложить Крейзеру, что второй эшелон корпуса рекомендовано вводить и дивизия выдвигается.

Было 2 часа 9 апреля 1944 года, когда командарм, после детального рассмотрения вопросов предстоящего наступления, отпустил меня»{285}.

С рассветом 417-я дивизия при поддержке большого количества артиллерии и авиации нанесла мощный удар юго-западнее Каранки и стала развивать наступление на юг. Победное движение продолжила и 267-я дивизия полковника А. И. Толстова, успешные действия которой накануне дали возможность командованию фронта перенести в полосу корпуса главный удар. Чтобы сломить сопротивление противника, на поддержку обеих стрелковых дивизий были полностью переключены артиллерийская дивизия фронта и авиация.

По признанию генерала Кошевого, «управлять стало сложнее. Теперь с требованием всемерно ускорить наступление звонил командарм Я. Г. Крейзер, человек не очень спокойный. На мой наблюдательный пункт он не приехал, хотя я его усиленно приглашал. Поэтому генерал часто вызывал меня к телефону, журил за невысокий, по его мнению, темп наступления и завершал разговор напутствием: „Давай, давай!“»{286}.

Натиск советских войск, поддержанных мощными ударами артиллерии и авиации, противник не выдержал, начал отступать. Крейзер, стремясь использовать благоприятный момент, подкрепляя второй эшелон