Волшебник Земноморья - Урсула К. Ле Гуин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весь торжественный день Возрождения Жрицы был наполнен приглушенным распевом тихих женских голосов, сливающихся в нескончаемое, монотонное гудение.
И весь день девочку водили из комнаты в комнату, из храма в храм… В одном месте ей положили на язычок соли, в другом она долго стояла на коленях, обратив лицо на запад, пока ее коротко подстригали и омывали голову маслом и душистым уксусом; в третьем она лежала ничком на глыбе черного мрамора перед алтарем и слушала, как над ней визгливо оплакивают чью-то смерть. И весь день ни она, ни жрицы ничего не ели и не пили. Когда на вечернем небе появились звезды, девочку, совсем голую, положили на постель между двумя коврами из овчин; в комнате, где она не спала ни разу, в доме, много лет простоявшем закрытым, в котором совсем не было окон. Высота комнаты заметно превышала длину, и в ней пахло чем-то несвежим и затхлым, чуть ли не мертвечиной. Не сказав ни слова, женщины ушли и оставили ее в темноте.
Девочка лежала неподвижно, в той же позе, в какой ее положили. Глаза были широко раскрыты. Так прошло несколько часов.
Потом она увидела на стене дрожащий отсвет. Кто-то неслышно вошел в комнату, прикрыв ладонью тростниковую свечку. Огонек мерцал не ярче светлячка. Послышался сиплый шепот:
— Эй, Тенар! Ты здесь?
Девочка не ответила.
Тогда из мрака вынырнула голова: странная, гладкая и бледно-желтая, как очищенная картофелина. Глаза тоже походили на картофельные глазки, крохотные и коричневые. Нос между огромными щеками, напоминающими плоские глыбы, казался совсем маленьким, рот выглядел безгубой щелью. Не шевелясь смотрела девочка на ужасное лицо широко открытыми, темными, застывшими глазами.
— Тенар, малышка, миленькая, ты же здесь, — проговорил сиплый голос, высокий, как у женщины, но не женский. — Мне нельзя сюда заходить, мое место за дверью, на крыльце. Там я и был, но не утерпел, пришел глянуть, каково-то малышке Тенар после сегодняшнего. Ведь целый день… Послушай, маленькая, сладкая моя, да хорошо ли ты себя чувствуешь?
Он приблизился к ней совершенно беззвучно, несмотря на свою тучность, и протянул к ней руку, как бы собравшись погладить по головке.
— Я больше не Тенар, — произнесла девочка, глядя на него неподвижным взором.
Его рука замерла на полпути, и он не посмел прикоснуться к малышке.
— Да, — сказал он сиплым шепотом, помедлив. — Я, конечно, знаю. Теперь ты маленькая Поглощенная. Но я…
Она не ответила.
— Очень трудный день для такой малышки, — человек переминался в темноте с ноги на ногу, а крохотный язычок света подрагивал в большой желтой руке.
— Тебе не подобает заходить сюда, Манан.
— Конечно, нельзя, я знаю. Внутрь мне вступать запрещено. Спокойной ночи, маленькая… Доброй ночи.
Девочка не ответила. Манан, помедлив, повернулся и вышел. Подрагивающий свет угас на высоком потолке кельи. Маленькая девочка, оставшаяся без имени, та, кого отныне надлежало звать лишь Арха, то есть Поглощенная, продолжала лежать на спине, неотрывно глядя в потолок.
2. Стена священного селения
зрослея, она все забывала, даже свою мать, но при этом не осознавала, что теряет. Она принадлежала этому Селению, этим Могилам, принадлежала всегда. Лишь изредка, в длинные летние вечера, когда ей случалось взглянуть на иссохшие западные горы, которые в отсветах вечерней зари вдруг вспыхивали подобно золотистой львиной шкуре, она неожиданно припоминала огонь, горящий в очаге… да нет, горевший когда-то очень давно… и бросавший такие же странные золотистые отсветы. А за этим являлись воспоминания о том, как ее держали на руках — и это тоже было странно, потому что здесь никто не смел до нее дотрагиваться. Потом приходило еще одно воспоминание, очень приятное: нежный запах волос, только что вымытых и сполоснутых настоем шафрана, и вслед за этим — сами волосы, ее волосы, только длинные-предлинные. И еще одни, совсем другие, чудесные золотистые волосы цвета вечерней зари и огня в очаге. И это все, что осталось от прежней жизни.Разумеется, она знала о себе гораздо больше, чем помнила, потому что девочке рассказывали всю ее историю. Когда ей было семь или восемь лет, и она впервые задумалась о том, кто она и почему все вокруг называют ее Архой, малышка пришла к своему попечителю Манану и потребовала:
— Расскажи мне, Манан, как я была избрана.
— Ох, малышка, ты уже все знаешь.
Действительно, она знала; высокая, худая жрица по имени Тхар спокойным, равнодушным голосом рассказывала ей об этом много раз, и девочка давно уже выучила наизусть свою историю.
Она ответила:
— Конечно же, знаю. Когда скончалась Жрица Могил, один месяц по лунному календарю творились погребальные и очистительные обряды. После этого жрицы и попечители Священного Селения отправились в путь, пересекли пустыню и начали свое великое странствие по градам и весям Атуана, всюду разыскивая и расспрашивая. Они искали новорожденное дитя, девочку, явившуюся в мир в ту самую ночь, когда отошла Жрица. Когда им удавалось найти такого младенца, они останавливались, выжидая и наблюдая. Ибо разыскиваемое дитя, здоровое и телом, и духом, подрастая не должно болеть ни рахитом, ни оспой, ни другими хворями; не подвергнуться порче и не ослепнуть. Когда же ребенок безупречно и беспорочно достигнет возраста пяти лет, тогда станет ясно, что тело его воистину есть тело почившей Жрицы. Тогда следует сообщить об этом ребенке Божественному Королю, который царствует в Авабате, а дитя доставить в Храм и наставлять в течение одного года. Когда пройдет год, девочку нужно привести в Престольную Палату, а ее имя отдать тем, кто отныне превратится в ее Господ — Безымянным Богам. Ибо она сама безымянная, их Жрица, которая Вечно Возрождается. Именно так все и произошло с тобой.
Она повторила слово в слово все, что рассказывала ей Тхар, а Арха ни разу не посмела выспросить у нее какие-нибудь подробности. Худая высокая жрица не была жестокой, но всегда оставалась ровной и холодной; она жила, подчиняясь неким железным правилам, и потому Арха испытывала перед нею благоговейный страх. Но она не боялась Манана, скорее наоборот — девочка давно уже наловчилась командовать им. Поэтому она повторила свое требование:
— А теперь ты расскажи, как я была избрана!
И он, уже не в первый раз, начал рассказывать:
— Отсюда мы вышли на третий день после новолуния и направились на северо-запад. Этот день был назначен потому, что прежняя