Воровской дневник - Николай Иванович Леонов

– Это к делу не относится, Олег… – начал Стас.

– Не относится. Совершенно верно. Но я бы хотел сразу расставить все точки над «i», – перебил его Тихомиров. – Я очень устал на тот момент от жизни. Устал так сильно, что не хотелось просыпаться по утрам. Мне все осточертело. Так как наши отношения с женой давно уже зашли в тупик, то я принял решение уйти.

– Вы ушли из семьи не потому, что устали от серых будней, а ради любовницы, – напомнил Гуров. И добавил, помолчав секунду: – Но ведь это к делу не относится.

Тихомиров ничего не ответил на это. Глубоко вздохнул и сложил руки на груди.

– Любовница ни при чем. Супруга перенесла разрыв тяжело, но я не мог больше оставаться с ней. Я купил эту квартиру и съехал с прежней. Вот и все. Не было измены с моей стороны, – он взглянул Гурову прямо в глаза. – Повторюсь: я устал от жизни. Та женщина, которую я встретил в этот сложный для меня период жизни, помогла мне прийти в себя, и я понял, что нужно что-то менять. Я бы все равно покинул семью рано или поздно. Это я на тот случай, если вы решили, что я ушел из-за другой женщины или к другой… Нет, это не так. Мы случайно познакомились на работе.

– Ваша коллега?

– Не совсем. Она просто спасла меня, отдавала мне все свои силы. Растормошила, вытащила, оживила, воскресила – как угодно. Но я тогда еще даже не знал, сложатся ли у нас отношения. Она многое испытала в жизни, ей бы о себе подумать, но нет – бросилась ко мне на помощь, как на амбразуру. Красивая до ужаса. Я долго не понимал, почему она выбрала меня, а потом дошло. Одиночество. Все дело в нем. Это когда не находишь места, несмотря на то, что со стороны у тебя все в порядке. Чушь собачья! Все, что вы имеете в виду, произошло между нами гораздо позже, когда я уже ушел из семьи. Я говорю про интимные отношения. Но на момент разрыва их еще не было. Сын, кстати, тоже решил, что я неверный муж и страшный человек, и сам поверил в эту выдумку. Просто ему ничего больше в голову не пришло. Как и вам, полагаю. Но семью я не забыл. Я предложил жене солидные алименты, но она отказалась. Гордость, обида, понимаете ли. И тогда я стал переводить деньги сыну, и он принимал эту помощь.

– То есть деньги брал, но с тобой не общался? – уточнил Крячко.

– Именно так.

– А та девушка… Вы все еще вместе? – спросил Гуров. – Как ее зовут?

– Я снова свободен. Ее имя называть не буду.

– Не верится, что вы одиноки, – с сарказмом заметил Гуров. – Обходительный. С деньгами, с шикарной квартирой. Свободный. Да бросьте. Неужто так никого и нет?

– Это так важно? – вскинул голову Тихомиров.

Стас, учуяв опасность ситуации, тут же взял ее в свои руки.

– Это для информации, – улыбнулся Крячко. – А то я теперь знаю, где ты живешь. Захочу заскочить в гости, а ты не один.

– Если соберешься приехать, то предварительно позвони, – Тихомиров растянул губы в холодной улыбке. – Ты прав: я могу быть занят. Чем угодно. Мир не вертится вокруг женщин, у меня есть и другие интересы.

– Какие именно? – спросил Гуров.

– Вам про любимое хобби поведать? – прищурился Тихомиров. – Собираю использованные чайные пакетики. Хожу по ресторанам и клянчу их у официантов, после чего высушиваю и прикалываю булавкой к бархату. Хотите посмотреть?

– Я бы глянул, – спокойно отреагировал на выпад Гуров.

– Отлично! – воскликнул Тихомиров. – Созвонимся позже, а я пока что поковыряюсь в мусорных ведрах соседей. Вдруг повезет найти редкие экземпляры.

– Сменим тему. Еще вопрос, – произнес Гуров. – А где вы были двадцать второго сентября? Это прошлый четверг. Андрей не вернулся домой именно тогда.

– Двадцать второго сентября я в первой половине дня решал вопросы на работе, вторую половину провел за рулем, занимаясь личными делами, а к вечеру рухнул с головной болью в постель.

– Ёмко, – похвалил Гуров. – В два слова целый день уместили. А подробнее?

– Провел совещание. Устроил разнос одному умнику, вследствие чего получил тонну хамства и полетевшее на мой рабочий стол заявление по собственному.

– Сильно вам досталось.

– Я в порядке. Но в очередной раз понял одну вещь. Бытует такое мнение: чтобы узнать человека, нужно с ним заняться ремонтом. Я же могу выразиться конкретнее: лучше всего человек познается, когда в нетрезвом состоянии, а также во время конфликта. Именно так, а не иначе.

– Слушай, Лев Иваныч, а ведь правда, – рассмеялся Стас.

Гуров никак не отреагировал на слова напарника.

– Значит, вы весь день провели на работе? – спросил он у Тихомирова.

– Это подтвердит любой сотрудник фирмы. Дать номер моего секретаря?

– Будьте так добры.

Тихомиров старательно назвал телефонный номер, Гуров не спеша занес его в свой мобильник.

– А что делали после работы?

Тихомиров подался вперед.

– Вы что, подозреваете, что я что-то знаю о сыне?

Лев был готов к такому вопросу. Странно, что Тихомиров не задал его раньше.

– Мы задаем подобные вопросы каждому, кто так или иначе был знаком с вашим сыном, – спокойно объяснил он. – Обычная рутина.

Тихомиров с возмущением взглянул на Стаса.

– Ты мне тоже не веришь? – ошарашенно спросил он.

Крячко скрестил пальцы рук и с силой сжал их.

– Такая работа, – пожал он плечами. – Просто скажи, как оно есть, и все.

– Я ничего не скрываю! – повысил голос Тихомиров. – После работы сразу отправился домой. Здесь я был совсем поздно, примерно в двадцать три часа. И имел телефонный разговор с терапевтом из жилищного медицинского пункта. Я попросил ее зайти и измерить давление, потому что тонометр держу только на работе. Но врач была занята и попросила подождать: ее вызвали к другому пациенту. Около двух часов я сообщил ей, что отменяю вызов, но не потому, что почувствовал себя легче, а потому, что ко мне, видимо, никто не собирается. Вам этой информации точно хватит? Или по минутам расписать?

– Спасибо, этого достаточно, – откликнулся Гуров.

– Обращайтесь, – отчеканил Тихомиров.

Он окончательно пришел в себя. Спина распрямилась, интонация стала твердой, в голосе проскакивали властные нотки. Однако Гуров так и не разобрался в том, в какой момент Тихомиров был настоящим. На даче, когда впивался в его жену сладострастным взглядом? Чуть позже, стоя возле машины, когда понял, что бегство принесет ему больше выгоды, нежели настоящий мужской разговор? Или сейчас, когда больше говорит о себе, а не о