Владимир Красно Солнышко. Огнем и мечом - Наталья Павлищева

— Ты где вчера был? Пора же ехать…

— В монастыре.

— Где? — изумился Владимир.

— У Рогнеды.

— А ты-то чего там делал? А-а… просила сыну привет передать? — догадался князь.

Глаза Святополка глянули с вызовом:

— Нет, благословила на дорогу, княжение и женитьбу.

Владимир почувствовал укор совести: у Рогнеды хватило ума и доброты приласкать всегда одинокого пасынка хоть так. А вот княгиня Анна даже не поинтересовалась, куда отец отправил сыновей. Еще он понял, что в тот миг навсегда потерял пасынка: Святополк никогда не будет его сыном.

Глядя вслед конникам, сопровождавшим княжича, он тяжело вздохнул: вот еще одна потеря.

Подсказки Рогнеды очень пригодились Святополку, когда тот приехал в Туров.

Королевна Марина вышла замуж за Туровского князя Святополка. С ней в Туров приехал и наставник Рейнберн. Марыся стала княгиней туровской, а Рейнберн соглядатаем при князе. На свадебном пиру в далеком Турове рядом со Святополком не было никого из его родных, даже Изяслав из Полоцка не приехал. Он слишком не любил ляхов и не слишком любил брата, чтобы пускаться в дальнюю дорогу. Святополк затаил обиду еще на одного брата, а уж на князя Владимира тем более.

Ростовские земли не зря зовут Медвежьим углом, этого зверья здесь видимо-невидимо. Непроходимые леса кишат дичью, реки и озера рыбой и птицей, здесь всего вдоволь, кроме пустого места. Полян мало даже лесных, дорог нет, ездить можно только по замерзшим рекам зимой либо плыть по ним же на ладьях. Ростов — давнишний погост, он много меньше соседнего Сарска, где правят мерянские волхвы. В Сарске почитают Велеса и не собираются менять веру подобно киянам или новгородцам. Понимал ли князь Владимир, куда отправлял совсем еще молодого Ярослава? Или надеялся на многоопытного Блуда? Но и сам молодой князь оказался не промах.

Нелегкое, ох, нелегкое наступило время. Ростов — место не ближнее к Киеву, но не в том трудность. Свой посадник в городе, пусть и не очень силен, пусть и не из знатных, но ведь есть же! А главное, ростовчане хоть и помогали Добрыне крестить Новгород, но сами этого делать не собирались. На Новгород пошли, чтоб свою волю найти, видно, обещал им Путята, что перестанут Новгороду подчиняться, если помогут. Помогли, вроде как волю получили, а значит, и своего князя, из Киева присланного. Но если ростовский посадник подчинялся Киеву беспрекословно и мог уступить свое место Ярославу спокойно, то совсем другое дело Сарск, что рядом с Ростовом. Этот город много крупнее и богаче, там тоже свой князь, и самое главное — в Сарске чтят Велеса и не собираются менять его на христианскую веру! Здесь не только Блуду, но и самому князю Владимиру ничего сделать не удалось бы! Ростов слушает Сарск как добрый сын своего отца. Ростовчане князя Ярослава в город пустили даже вместе с епископом Феодором. Но стоило епископу начать попытки крестить горожан, выгнали того за городские стены в два счета! Князь тогда метался по терему, сжимая кулаки:

— Сожгу, как Добрыня Новгород пожег!

У Блуда хватило ума удержать:

— Князь, остынь, Ростов не Новгород, а ты не Добрыня! Не успеешь трут запалить, чтобы огонь разжечь, как сам вон вылетишь за Феодором следом, если вообще жив останешься.

Ярослав уставился на него потемневшими глазами, желваки ходили на скулах, точно жевал что. Блуд уже не раз обращал внимание, что если князь в ярости, то глаза его становятся темными, почти черными.

— И что, мне сидеть тихо?! Смотреть, как над епископом надругались?

Блуд сокрушенно покачал головой:

— А что ты сделать можешь? Против всего города, да и не только него с одной дружиной не сладишь. Здесь кого посечешь, нас завтра же запрут в крепости, и будем сидеть, пока от голода не опухнем.

— Трусишь? Ты всегда трусил! Добрыня против целого Новгорода пошел, не испугался!

Блуд проглотил обидные слова о трусости, но возразил на упоминание Добрыни:

— Добрыня не против всего Новгорода пошел. Ему больше помогло то, что сам Новгород поделился. А Ростов весь против епископа, да еще и Сарск недалече. Хочешь со всей мерей воевать?

— Что же делать? — вдруг почти беспомощно спросил князь. Он был все же еще слишком молод, чтобы решать такие тяжелые вопросы. Блуд вздохнул:

— Послушай меня, князь. Пусть Феодор сидит себе в Суздале. Пока сидит, а там видно будет. А горожанам предложим уговор — мы крещения не требуем, но чтоб твою княжью власть признали безоговорочно!

Ярослав смотрел на кормильца во все глаза:

— Почему в Суздале, это же малое село?

Тот согласно кивнул:

— Во, пусть там и живет пока! С него станется. После в Ростов переедет. — Видя, что князь еще не совсем понял, усмехнулся: — Да есть где ему там жить, не бойся.

— Ты и об этом подумал?

Блуд притворно вздохнул, точно говоря: «А кто же кроме меня это сделает?»

Ростовчане и впрямь не перечили князю, когда он объявил, что епископ станет жить в Суздале, признали Ярослава своим князем и над Ростовом, и над Сарском. Для Блуда было очень важно второе, Ярослав же не сразу осознал это. Пришлось наставнику объяснять:

— Что Ростов? Ведь все будет, как в Сарске скажут. Надо оттуда главных людей сюда переманить и под себя взять.

Это оказалось очень тяжело, но день за днем, месяц за месяцем Блуд упорно переманивал к себе в Ростов нужных людей. Они с Ярославом не перечили волхвам, не мешали им, но сами постепенно брали власть над городом и округой. Епископ Феодор оказался человеком понятливым, сказано сидеть в Суздале тихо, сидел.

А еще Ярослав заложил новый город на месте впадения речки Которосли в Волгу и назвал его своим именем. Князю очень понравились эти места, несмотря на то что едва не погиб из-за встречи с медведем. Оттого и пролив назвали Медведицей. Да и вся округа недаром называлась Медвежьим углом, много их было в здешних лесах. По велению Ярослава построили церковь по имя святых апостолов Петра и Павла — первую в городе.

Ярослав совсем не стремился в Сарск, хорошо понимая, что его там не примут как дорогого гостя, напротив, согласился жить в Ростове. Блуд был рад за воспитанника:

— Не тревожься, князь, придет наше время, переберутся лучшие люди из Сарска в Ростов, тогда и встанет город.

Ярослав кивнул:

— Только бы жизни на это хватило…

Блуду показалось или Ярославу действительно было легче пусть далеко от Киева, но жить самому? Жалел молодой князь только о том, что мать с сестрой Предславой далеко, ни о ком больше не вспоминал, точно отца и на свете нет. Но княжьей воле не перечил, собирал дань, какую положено, и послушно отправлял в Киев, однажды оговорившись, что от Киева лучше откупиться данью, чем с ним воевать. Блуда покоробило, говорит об отце как о неприятеле, которому вынужден подчиняться. Но воевода тут же вздохнул: а чего ждать от сына, которого не любят и сослали подальше.

А Ростов и впрямь быстро превращался в немалый и сильный город, вокруг погоста и княжьего двора вырос посад, поселились под княжьей рукой купцы, вовсю строились дворы бояр. И хотя Сарск стоял много лучше, чем погост, на котором поселился князь с дружиной, но торг развернулся и на нем, привлеченный возможной выгодой, купцы не заставили себя ждать. Ростов стал забирать власть у Сарска, не вмешиваясь в его дела. Но волхвам до княжьего города точно и дела не было, правили себе в старом городе, не мешая Ярославу с его людьми.

Епископа, что приехал с князем, поселили в Суздале, может, потому народ ростовский и не возмущался? В общем, никто никому не мешал, жили мирно, но независимо. А когда всем хорошо, то кто же против? Противных пока не было…

В Киев пришла чудная весть — крещение принял приемный сын князя Олав Трюггвасон! Радости Владимира не было предела. Пусть и крестился Олав далеко-далече, на островах Силли, но уже одно то, что все же стал христианином, примиряло его с киевским князем. Да и сам Олав с удовольствием прибыл бы на Русь, повидаться с Владимиром. О том, что Трюггвасон собирается в Ладогу или даже в Новгород, князю донес специально присланный варяг. Владимир тут же решил, что давненько не бывал во владениях Вышеслава, и стал собираться. Княгиня ворчала, что невелика птица, чтобы сам князь мчался навстречу, но, увидев, как радуется муж предстоящей встрече с Олавом, поняла, как дорог ему приемный сын, и прикусила язык.

Но это было не последним удивительным известием с севера.

Умер конунг свеев Эйрик Победоносный. Вообще-то власть переходила его сыну Олаву Свейскому, но ни для кого не секрет, что править осталась вдова Сигрид, уж очень жесткий у нее характер. Владимир смеялся, мол, она и при жизни правила не хуже нашей княгини Ольги, муж даже сбежал от такой супруги и женился на дочери норвежского ярла Хакона. Эйрик умер, тем самым развязав сразу два узла — он сидел в печенках у Олава Трюггвасона из-за своего родства с Хаконом, и правящая вдова становилась лакомым куском для многих претендентов. Случись это до крещения, Владимир бы не раздумывал, что делать. Конечно, жениться и взять под себя свеев. Олег Волчий Хвост усмехнулся, заметив, как на мгновение загорелись жадным блеском глаза князя, но тут же потухли. Все, отженился, одну супругу имеет, одной до конца жизни и верен будет. Князь стал думать о сыновьях.