Бездна обещаний - Номи Бергер

— Ты прекрасно знаешь, что я не хочу переделывать квартиру на четвертом этаже. — Голос Клодии начал срываться на визг. — Я хочу оставить все как есть!

Эрик нервно сжал кулаки:

— Клодия, ты просто одержимая. Слышишь? Одержимая. Ты была одержима Найджелом Бишемом, ты была одержима Уинфорд-Холлом, а сейчас ты одержима Кирстен Харальд. Что ж, пришло время положить конец этому безумию, потому что иначе, как безумным, твое поведение назвать нельзя.

Эрик никак не ожидал взрыва хриплого, истеричного смеха, вырвавшегося из груди Клодии в ответ на его слова, и страшный этот смех заставил его прикусить язык.

— Бедный Эрик! Что за мысли приходят тебе в голову. А впрочем, называй это как хочешь, я не возражаю. Если тебе нравится слово «безумие», пусть будет так — считай меня сумасшедшей. Но учти, я строго-настрого запрещаю тебе трогать эту квартиру. И для начала я ее опечатаю. Я ясно выражаюсь? — Не получив от мужа ответа, Клодия принялась повторять вопрос до тех пор, пока он наконец не сдался. — Ну вот и прекрасно, теперь мы друг друга поняли.

— Вряд ли, — сверкнул глазами Эрик. Достав хрустальный графин с хересом, он быстро наполнил стакан. — Да, между прочим, — уже несколько спокойнее сказал Эрик. — Я пригласил Алана Джессопа заглянуть к нам завтра в восемь.

Упоминание семейного доктора заставило Клодию немедленно насторожиться.

— Алан Джессоп? Это еще зачем? Ты что, заболел?

— Я чувствую себя прекрасно. Просто я подумал, что неплохо бы пригласить его на пару стаканчиков, вот и все. Мы не виделись с Аланом со дня смерти Молли. — Молли была последней женой Джессопа. — Не волнуйся, ничего особенного: просто встреча трех старых друзей, которые…

— Замолчи! — Клодия снова сорвалась на крик. — За какую же дуру ты меня держишь? Если я не говорила ни с одним из многочисленных лекарей, которых ты годами таскал сюда, почему ты решил, что я буду говорить с Аланом? На твоем месте, Эрик, я бы попросила милого доктора не приходить. Тем самым ты избавишься от необходимости присутствовать при том, как я захлопну дверь перед его носом.

Клодия внезапно повернулась и стремительно вышла из кабинета.

Непрекращающиеся сражения с Клодией совершенно изматывали Эрика. Клодия вызывала в нем гнев, боль и жалость одновременно. Теперь Эрик никогда не мог с уверенностью сказать, какое из этих чувств он испытывает в данный момент к жене. И чем больше Клодия губила себя, тем решительнее Эрик старался затруднить ей путь к гибели.

Подхватив графин за горлышко, Эрик вернулся с ним к столу. Сейчас ему нужна передышка. Может быть, если он крепко напьется… В стельку. Вдрызг. До чертиков. Как сапожник, пока не свалится, ему полегчает. Эрик осушил весь графин.

Но забытье, которого он так страстно жаждал, никак не приходило.

— Боже мой, я так нервничаю, что никак не могу унять дрожь в руках, — шепнула Кирстен на ухо Джеффри.

— А я, думаешь, нет? — Джеффри стряхнул воображаемую пылинку с атласного лацкана смокинга. — Я один в стане врага, и, может быть, мне никогда этого не простят.

Кирстен не смогла удержать улыбку. Джеффри, преданный эйзенхауэровский республиканец, был вынужден сидеть за одним обеденным столом в Красном зале Белого дома с госсекретарем Дином Раском с женой, хореографом нью-йоркского балета Джорджем Баланчиным и контральто Марианом Андерсоном — всех их пригласили на церемонию вручения учрежденной в июле новой президентской медали свободы.

— Я все еще не могу поверить, что это не сон, — снова прошептала Кирстен мужу.

И вправду, все казалось нереальным: гербовое приглашение, полученное ими месяц назад, Восточный зал, заполненный высшими сановниками и гостями, с нетерпением ожидавшими появления президента и первой леди, военный оркестр, возвестивший их прибытие, приветливая улыбка президента, трогательная застенчивость Джеки, приглашение гостей к обеду, бесконечная череда тостов. И вот они опять вернулись в Восточный зал.

— Как ты можешь оставаться таким равнодушным ко всему? — Кирстен искоса посмотрела на высокомерный профиль мужа. — За последние три года они превратили этот дворец в Мекку культуры.

Белый дом и в самом деле превратился в место встреч с великими мастерами искусств. Здесь играли всемирно известные исполнители; в Белом доме проводились все приемы, какие только можно себе представить. И вот сегодня настала очередь Кирстен.

— Неужели же ты не понимаешь, что Кеннеди для Америки — это то же, что Медичи для Италии? Это же наш ренессанс, наш культурный рай, наш…

— Камелот? — с саркастической улыбкой перебил жену Джеффри.

Все знали, что президент каждый день перед сном любил послушать отрывки из мюзикла Лернера и Леви о дворе короля Артура. Джеффри зло подумал о том, уж не представляет ли себя при этом Кеннеди легендарным королем, окруженным благородными рыцарями. Сам Джеффри не испытывал подобных романтических порывов и не доверял людям, к ним склонным.

Кирстен же продолжала настаивать на своем:

— Джеффри, ведь даже испанский виолончелист Пабло Касалс играл для президента после многих лет отказа от выступлений в Соединенных Штатах, правительство которых поддерживало генералиссимуса Франко.

Но на Джеффри ее сообщение не произвело ни малейшего впечатления.

— Тебе не кажется, что согласие такого музыканта, как Касалс, выступить перед Кеннеди кое-что говорит о президенте? — Джеффри зевнул. — Боже, да последний, кому Касалс здесь играл, был Тедди Рузвельт! — При этих словах Джеффри мгновенно поднял голову. — Вот! Вот это был президент!

Кирстен вздохнула. Джеффри был невыносим. И все-таки даже он не мог ослабить душевный подъем, овладевший Кирстен этим вечером. Первая леди творила чудеса с президентским особняком, переделав его из подобия вестибюля большой гостиницы в уютное место демонстрации всего самого лучшего из богатого культурного наследия Америки.

До сегодняшнего вечера Кирстен видела Джекки воочию только раз. В прошлом сентябре Жаклин Кеннеди приехала в Нью-Йорк на концерт, посвященный официальному открытию нового зала филармонии Линкольновского центра. В тот вечер Кирстен играла два произведения Шумана и одно Листа, а немного позже она узнала, что первая леди была так очарована ее исполнением, что распорядилась купить все записи Кирстен.

Сейчас, глядя на Джекки, молчаливо сидевшую между телекомментатором Дейвидом Бринкли и журналистом Артом Бухвальдом, Кирстен почувствовала легкий комок в горле. В великолепном узком розовом платье с высоким лифом от Кассини, густо усеянном бусинами стекляруса, Джекки казалась спокойной и безмятежной. А ведь совсем недавно Жаклин похоронила младшего сына, Патрика Буве, умершего всего через два дня после преждевременных родов.