Бездна обещаний - Номи Бергер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кирстен! — Джеффри слегка подтолкнул жену локтем. — Сейчас по программе должна выступать ты.
Под звуки аплодисментов Кирстен прошла к большому концертному роялю. За обедом Кирстен слышала, как кто-то заметил, что выступления артистов делают честь и гостям, и музыкантам, с чем Кирстен полностью согласилась. Ей оказали честь, пригласив на этот вечер, а теперь она окажет им честь своим искусством.
Для выступления Кирстен выбрала произведения Грига, Шуберта, Шопена и Рахманинова, а вслед за ними, ко всеобщему, а в особенности президентскому, удовольствию — песенное попурри из его любимого «Камелота». Совершенно потрясенная публика трижды вызывала Кирстен аплодисментами, и пианистке пришлось сыграть еще несколько произведений, в число которых, конечно же, вошли и «Отражения в воде» Дебюсси. Только после этого Кирстен отпустили со сцены. Глаза первой леди были полны слез. А в довершение всего сам президент встал и подошел к Кирстен.
— Спасибо вам, моя дорогая, — с известным бостонским акцентом поблагодарил Джон Кеннеди Кирстен, ласково взяв ее за обе руки.
«Что может быть большей наградой?» — подумала Кирстен.
Неделю спустя Камелот умер.
Кирстен навсегда запомнила, где ее застигла трагическая весть. Было три часа дня, двадцать второго ноября. Кирстен ехала в лимузине в «Дрейк-отель» в Чикаго. Услышав, что обычная программа прерывается для важного правительственного сообщения, водитель прибавил громкость приемника, и Кирстен пронзительно вскрикнула. Кеннеди убили. Застрелили, когда они с Джеки ехали в открытой машине по улицам Далласа. За день до этого президент прилетел с женой в Техас, вероятно затем, чтобы уладить разногласия, возникшие между либералами штата и консервативными демократами, и вот теперь, неожиданно, был убит.
Это казалось невероятным.
Кирстен уткнулась лицом в ладони и разрыдалась. Мечта, в которую она только начала верить, была разбита.
Неужели прошла всего неделя с того вечера, когда Кирстен играла для президента в Восточном зале Белого дома? Теперь и то уже казалось нереальным. Чувство потери было настолько ильным, что силы покинули Кирстен.
Кирстен вдруг стало страшно за страну. Ее стал терзать вопрос: была ли это акция одиночки-маньяка или же вся страна заразилась какой-то ужасной болезнью?
В вестибюле «Дрейка» творилось то же, что и в гостиницах всего мира. Все ходили с ошеломленными лицами, кто-то крутил ручку транзисторного приемника, кто-то не отрывал взгляда от экрана телевизора, кто-то в открытую плакал. Незнакомые люди хватали друг друга за руки, не столько чтобы найти утешение, сколько пытаясь услышать ответы на мучившие всех вопросы.
Это событие затронуло всех граждан государства, независимо от их политических убеждений и партийной принадлежности. Убийство Кеннеди походило на кошмар, снившийся одновременно двумстам миллионам людей.
Одна в своем гостиничном номере, Кирстен подобно многим американцам часами просиживала у телевизора.
Неожиданно ей стало невыносимо оставаться в чужом городе. Кирстен неудержимо потянуло домой. К Джеффри. К родителям. Но больше всего к Мередит. Кирстен хотела удостовериться, что ее дочь в безопасности.
Наблюдая, как человек, разбудивший в ней интерес к окружающему миру, на ее глазах уходит в историю, Кирстен захотелось словно одеялом укрыться с головой своим музыкальным прошлым и переждать там, пока боль утихнет и безумие закончится.
22
— Мамочка, пора играть.
Кирстен отложила в сторону ручку и в замешательстве посмотрела на трехгодовалую дочь.
— Играть? — переспросила она Мередит. — Во что играть, дорогая, в куклы?
— Нет, мамочка, не в куклы.
— Со щенком?
Мередит замотала головкой:
— Нет, не со щенком.
— В повара?
— Ох, нет, не в повара?
— Поиграем в саду?
— Ты опять не угадала, мамочка, ну, подумай еще раз. Постарайся, хорошенько постарайся.
Кирстен выждала еще минуту, притворившись, что глубоко задумалась, после чего щелкнула пальцами.
— Знаю, — сказала она, наблюдая за ожиданием дочурки. — Ты хочешь играть на рояле.
— Ага-ага-ага! — завопила Мередит, прыгая от восторга. — Угадала, мамочка! Я хочу играть на рояле! — Подлетев к Кирстен, девочка крепко обняла мать. — Ты такая умница, мамочка. Я люблю тебя сильно-сильно.
— И я люблю тебя, радость моя. — Кирстен наклонилась и подхватила дочку па руки. — Боже мой, какая же ты стала тяжелая! Скоро у меня не будет сил, чтобы поднять тебя.
— Ах, мамочка, — засмеялась Мередит, — я никогда не буду такой тяжелой!
Кирстен усадила Мередит за рояль и задала ей среднее до. Следя за маленькими ручками, несмело подбирающими знакомую мелодию детской песенки, Кирстен предалась своей любимой фантазии: Мередит дает концерт в «Карнеги-холл», исполняя Рахманинова, Брамса или Листа, а не «Трех слепых мышат», которых она, перевирая, наигрывает сейчас. Мередит греется в теплых лучах славы. Мередит принадлежит к немногим избранникам свыше.
Немногим, как сама Кирстен, числящаяся в списке лучших пианистов двадцатого века.
Имя Харальд благоговейно упоминается наряду с такими всемирно известными пианистами, как Горовиц, Рубинштейн, Серкин, Рихтер и Ашкенази. Кирстен много раз объехала весь мир, и по всему свету ее пластинки неизменно занимают верхние строчки рейтинговых списков; карьеру Кирстен, безусловно, можно назвать блестящей, золотой, триумфальной.
Но, так же как и всем остальным знаменитым пианистам, Кирстен приходилось платить за свой блестящий успех. За исключением июля и августа, выбранных Кирстен после замужества как отпускные месяцы, она редко бывала дома более трех дней подряд. Кирстен скучала по семье, а семья скучала по Кирстен, и вместе они скучали по тому, чем живут все обычные семьи, — по общим семейным заботам. И поэтому, как только Кирстен попадала домой, они втроем пытались уплотнить время, втискивая в каждый час, проведенный вместе, неделю разлуки, в день — месяц, в летние месяцы отпуска — целый год. Они научились довольствоваться тем, что есть.
— Я хорошо играла, мамуля? — Мередит нетерпеливо дергала Кирстен за рукав, пытаясь привлечь внимание матери.
Кирстен поцеловала маленькую теплую ладошку и улыбнулась:
— Ты играла великолепно.
— Кажется, мне больше не хочется играть.
— Устала, дорогая? — Мередит покачала головой. — А что же тогда?
— Мне грустно.
— Грустно? Но почему, Мередит?
— Потому что тебя не будет на празднике всех святых на следующей неделе. — Девочка чуть не плакала. — Ты никогда не бываешь с нами на праздниках.