Картель правосудия - Фридрих Незнанский

– То есть слева, Саня! – надрывался Грязнов. – Это с его стороны – справа, с твоей – слева!!!

Турецкий выпрямился в полный рост и осторожно двинулся по-над самой стенкой. До сих пор он не смог сделать ни единого выстрела. На уровне его головы были как раз форточки первого этажа. Не глядя, он впихнул обратно кошку, собирающуюся сигануть на улицу. Та упала на подоконник, сталкивая на пол роскошный горшок с чахлой геранью. Турецкий пытался заглянуть по диагонали наверх, обогнув нависающий угол крыши. Не удивительно, что у него не получилось.

Выстрелов с крыши больше не было. Турецкий рывком бросился вперед, пересек детскую площадку и, перемахнув через парапет, влетел в ближайший подъезд. Шесть этажей! Шесть этажей. Шесть этажей… Второй… Третий… Краем уха он слышал, как квартиры запирают изнутри на многочисленные резервные замки… Четвертый… Снять наконец оружие с предохранителя… Шесть этажей… На пятом он здорово поскользнулся. Шесть этажей… Шестой… Лестница на чердак… Придерживая дыхание, Турецкий выбрался на крышу.

Тут было тихо. И скользко. И гораздо светлее, чем внизу. Казалось, вечер еще не наступил… Турецкий, пригибаясь, перебежал до крошечной деревянной подсобки. А если снайпер ждет его с той, противоположной стороны… Что же делать?

Он подобрал кусок битого стекла и швырнул за угол, а сам ринулся в обход. Пусто. Турецкий рванул на себя дверь подсобки, та не поддалась. Снайпер – внутри? Сам усадил себя в эту мышеловку? Маловероятно. Боковое зрение заставило отвлечься от двери. Турецкий увидел у края крыши страшное оружие в руках профессионала – снайперскую винтовку с оптическим прицелом и стреляные гильзы. Целую кучу гильз. Одна «начинка» из них попала в Грязнова. Еще парочка – в консервные банки. Турецкий глянул вниз. И – вовремя. Стремительно удаляющаяся фигура пересекла детскую площадку и исчезла из его поля зрения.

Турецкий пулей вылетел из подъезда, на бегу вспоминая, сколько машин, кроме грязновской, он видел, выходя из супермаркета… Так сколько же?! Да ни одной! Теперь Турецкий был совершенно уверен, что засада его не ждет. Несясь по ступенькам вниз, он держал пистолет за ствол и в левой руке. Он выскочил из подъезда и бросился в ближайший сквер, в конце которого маячил длинный темный плащ. Черт! Слишком далеко.

– С дороги! – Турецкий выстрелил в воздух, но все, кто мог, уже давно убрались подобру-поздорову.

Набирая воздух в легкие, он рванулся вперед, боясь совсем уже потерять плащ из виду. Турецкий все же попытался прицелиться на бегу. До него было метров пятьдесят, не меньше. И эта сволочь тоже «качала маятник»! Слишком далеко…

Ч– черт! Турецкий бросил взгляд вправо и понял, что это не сквер, а примитивная зеленая полоса, из тех, что обычно компенсируют какую-нибудь дымящуюся гадость. Не останавливаясь, он посмотрел наверх и увидел над головой узкую эстакаду. Это же… открытый участок метро?! Нет, городской маршрут электрички. Был слышен шум приближающегося поезда. А впереди -открытая платформа, где люди идут на посадку и выходят.

Через двадцать секунд Турецкий достиг ее уровня. Пусто…

Тогда он вбежал на пешеходный мост через пути и помчался на противоположную сторону, попутно отметив, что едва ли успеет подойти быстрее поезда.

Он выбежал на платформу. Стемнело еще сильнее. Но все же Турецкий успел разглядеть, что впереди, скрываясь под козырьком от непрекращающегося снега, с небольшими интервалами друг от друга ждали посадку человек пятнадцать. «Он не может быть среди них! Он наверняка ждет, что я брошусь туда и откроюсь, чтобы прикончить меня». Электричка подошла, двери с визгом распахнулись. Из них выходили пассажиры. Одна секунда… Две… Пять…

Турецкий, придерживая правую руку с пистолетом под локоть, стоял за мощным фонарным столбом. Стоявшие на платформе начали торопливо заходить, заталкивая друг друга. «Эти толчки у нас никогда не прекратятся», – подумал Турецкий. И вдруг он увидел, как среди них мелькнула долговязая фигура в темном плаще. «Все-таки он стоял прямо на платформе! Опять надул!»

– Стоять! – завопил Турецкий. Хотя маловероятно, что снайпер бы стал его слушать. Двери зашипели, и только тут Турецкий обнаружил, что у предпоследнего вагона, возле которого прятался он сам, они не открывались вовсе. Внутри этого вагона было темно и пусто. Он бросился вперед, но двери успели закрыться. Турецкий увидел возле окна краешек омоновской формы. Ее обладатель был погружен в чтение бульварного чтива. Поезд тронулся.

Турецкий почти добежал до окна, за которым сидел омоновец. Темный плащ как раз быстро переходил из этого вагона в следующий. Турецкий снова выстрелил в воздух. Пассажиры немедленно переполошились.

– Задержите этого человека! – пытался докричаться Турецкий до омоновца. – Он вооружен…

Но поезд был уже непоправимо далеко.

Турецкий бросился обратно, подбежал к окошку кассы:

– Какая следующая остановка?!

– Платформа Останкино, – лениво ответствовала кассирша. – Минут через восемь там будет.

Турецкий побежал назад. Через минуту он уже был у подъезда, где вокруг окровавленного Грязнова хлопотали тетки, промокая его какими-то тряпками. Только сейчас Турецкий понял, что Слава получил пулю еще и в ногу.

– Ключи от машины! – коротко бросил он. – «Скорую» вызвали?

– Да-да-да! – запричитали тетки.

– Ч-черт, – прохрипел Слава, – у меня в машине аптечка. Ключи возьми в правом кармане.

Турецкий выхватил у него ключи и уже буквально через несколько секунд подъехал к подъезду и открыл заднюю дверь:

– Забирайся быстрее!

– Что?!

Турецкий выскочил и, не слушая возражений и зубовного скрежета, затолкал Славу в салон, снова прыгнул за руль и рванул с места, коротко бросив через плечо:

– Сам сможешь перевязаться?!

– Как-нибудь… Да ты сдурел… тачку мне посадишь… мотор сперва разогрей!

– Некогда!

– Куда мы так летим?!

– В Останкино. – Турецкий предупреждающе сигналил. Скорость «БМВ» перевалила за шестьдесят километров в час и продолжала стремительно нарастать. Грязнову стало нехорошо, от этого ли или от потери крови, он не знал и просто устало прикрыл глаза. «Куда меня везет этот псих? И на черта я выиграл машину?!»

Семьдесят километров в час. Семьдесят пять… Восемьдесят… Больше девяносто… Турецкий почти перестал пользоваться тормозами, только рулил и на счетчик скорости не смотрел вовсе, а поглядывал только на часы. И лишь изредка отпускал руку от клаксона. Визг сигнала стоял у Грязнова в ушах.

Проулки, переулки, улицы стремительно проносились мимо и оставались в черноте.

"До Останкино электричка идет восемь минут. Минуту я бежал от платформы обратно. Еще полторы ушло на возню. Еще одну мы уже в пути… Значит… осталось четыре с половиной.

– В Останкино… По «ящику», что ли, выступать?… – Говорить Грязнову было все тяжелее, но все же он не удержался после очередного рискового виража Турецкого: – Ты когда за рулем последний раз сидел?!

…Человек в омоновской форме, погруженный в чтение бульварного чтива, прекрасно услышал крики Турецкого, но даже и не думал вставать. Во-первых, он не собирался наживать себе новые неприятности, а во-вторых, при отсутствии конечностей он мог только опуститься еще ниже.

Это был безногий Кирилл Ковалевский, раз и навсегда покинувший московское метро. В омоновской форме и в электричках ему лучше подавали. И делиться заработками он больше ни с кем не собирался.

А темный плащ быстро шел вперед по вагонам. Наконец он добрался до «головы» первого вагона и стал стучать в кабину. Не дождавшись ответа, отодрал дверь сам и приставил пистолет к виску машиниста, оказавшегося там в одиночестве:

– Не останавливаться!

– Но…

– Не останавливаться, или ты – труп. – Темный плащ схватил машиниста за ворот, одновременно засунув ему пистолет теперь уже в ухо.

– Но… я обязан остановиться на следующей станции, потому что… – Машинист пару раз заглотнул ртом воздух, как рыба на берегу.

– Дотронешься до тормозов – башку разнесу!

Турецкий вдруг с дикой силой ударил по тормозам, «БМВ» стал, подбросив Грязнова на заднем сиденье так, что он буквально заскрежетал зубами.

– Эй! – Турецкий выскочил из машины и замахал руками.

Оказалось, что он перерезал дорогу «скорой помощи» с бешено вращающейся сиреной. Из кабины угрожающе выкатился двухметровый лысый детина в белом халате со стетоскопом на шее. Эдакий русский Майкл Джордан.

– Носилки давай! – заорал на него Турецкий, размахивая пистолетом. – Вы ехали за ним!

– Чего?! – нимало не испугавшись, в ответ заорал русский Майкл Джордан. – За ним?! Это он, что ли, рожает?! Да?! Может, и воды уже отошли?!

– Да мне плевать, кто там рожает, забирай давай раненого, это начальник МУРа!

Санитары тем временем перекладывали Грязнова на носилки.

– Ничего, – прохрипел Слава, – я в порядке, поехали за роженицей. – Его уже укладывали в белый микроавтобус «мерседес», но вдруг, бросив мутный взгляд на работающую сирену «скорой», Грязнов останавливающим жестом поднял здоровую руку и снова разлепил губы: – Справа под твоим сиденьем лежит милицейская сирена… Он этот… землю… тот, что роет землю…