Поединок - Крутов Игорь Владимирович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, нет, — покачал головой Дроздов. — Они просят, чтобы их проучили. А спрашиваю я тебя только потому, что хочу убедиться, насколько уверен ты в наших ребятках. Ты сам их готовил, должен знать.
Иван пожал плечами.
— Во-первых, у меня не было достаточно времени, чтобы научить их тому, что знаю сам. Во-вторых, я не готовил братву. Если бы я их готовил, я бы имел представление об обеих сторонах. Пока я более-менее знаю только наших. Так что ничего определенного сказать тебе не могу.
— Что-то ты осторожничаешь, Ваня.
— Я всегда осторожен.
— И то верно.
— Ты уверен, что правильно делаешь, что сам сюда явился? Может быть, было бы благоразумнее укрыться пока где-нибудь?
— Э, нет, Ваня. Я хочу своими глазами увидеть, как мои ребята будут давить эту погань.
Иван развел руками:
— Вольному — воля.
— Итак, Ваня, сигнал — белая ракета И после нее — помоги нам Бог.
3
Бурные аплодисменты потрясли стены кафе «Дубрава». Поначалу было непонятно, то ли аплодируют речи, которую произнес Валерий Ильич, то ли все присутствующие действительно просят юбиляра произвести сигнал, за которым последует долгожданное действо…
Аплодисменты не стихали. Взгляды неистово хлопающих гостей были устремлены на Силантьева-старшего. Алексей Юрьевич улыбнулся и поднялся.
— Давай, папа! — улыбаясь, сказал ему сын. — Вперед, отец!
И щелкнул пальцами.
К юбиляру, неслышно ступая, подошел официант, неся в вытянутых руках поднос, на котором лежало нечто, закрытое покрывалом. Торжественным жестом Силантьев-сын сорвал его. На подносе лежала ракетница.
Старик юбиляр взял ее в правую руку и подошел к окну. Высунув руку в щель окна, которое предусмотрительно полуоткрыли услужливые официанты, он закрыл глаза, поднял дуло ракетницы по направлению к мрачному, в тучах, небу и нажал на спусковой крючок.
Белая ракета взлетела ввысь и, описав дугу, стала приближаться к земле, но не долетела, погасла, умерла…
Все гости, сбивая друг друга, устремились к окну, стараясь занять выгодное место, чтобы увидеть все и ничего не пропустить.
На огромной площадке появились люди.
Пока они находились на противоположных сторонах — две огромных толпы. Но даже отсюда можно было разглядеть, что это были молодые люди, вооруженные дубинками, цепями, железными прутьями. Что не мог увидеть глаз, помогало дополнить воображение. А у подавляющего большинства гостей оно работало без перебоев.
Молодые люди шли друг на друга. Они шли пока медленно, словно настраиваясь на что-то ужасное для других и жизненно важное для себя. Даже отсюда было видно, что они шли на бой.
На самую настоящую битву.
Да. Они были похожи на гладиаторов.
— Господи! — тихо проговорил кто-то из гостей. — Они же поубивают друг друга!
На него зашикали.
Он мешал смотреть — отвлекал идиотскими, по их мнению, комментариями.
— Откройте окна! — прокричал кто-то. — Ничего не слышно!
Подскочившие официанты открыли окна. Холодный ветер ворвался в помещение, но не остудил горячие головы. И вдруг…
Дикий крик, истошный, зовущий вопль пронесся над полем. И как по команде обе стороны ускорили шаг, пошли быстрее, быстрее, еще быстрее, и вот уже обе толпы неудержимо устремились навстречу друг другу, пытаясь исступленным ревом поддержать себя и ошеломить врага. Поле огласилось сплошным истошным воплем, в котором не было ничего человеческого.
Гости замерли, не в силах оторваться от того, что наблюдали.
И вдруг…
Еще мгновение назад казалось, что нет ничего страшнее этого звериного крика сотен голосов на поле. Но звуки, которые налетели на толпы людей, ошеломили и тех, кто только что орал, и тех, кто смотрел.
Сначала раздался оглушительный взрыв, и сразу за ним — второй. Толпы, которые вот-вот должны были смешаться и начать крушить, бить, убивать, остановились, потрясенные этими взрывами. А за двумя взрывами подряд раздался еще один, и вслед за ним застрочили автоматные очереди. Кто-то из тех, кто собирался драться, бросился на землю, закрывая голову руками, но подавляющая часть противников кинулась врассыпную. Смерть была слишком зримой, чтобы что-либо соображать, слишком внезапным было ее появление на поле брани, чтобы не верить в реальность происходящего, когда нервы напряжены до предела, когда знаешь, что идешь если не убивать, то уж крушить и ломать кости — точно. Слишком страшно было все это, чтобы попробовать хоть как-то противостоять безжалостной стихии.
— Ааа-а-а-а-а-а!!!!!!! — закричал кто-то из гостей истошным криком, и большинство из них бросились на пол.
А те, кто остался на ногах, наблюдали удивительную картину и слышали не менее удивительные вещи.
По всей округе гремел голос, усиленный мощными динамиками:
— Внимание! — Ужасающий голос перекрывал даже автоматные очереди. Мурашки пробегали по коже, холодный пот выступал. — Всем гражданам на поляне — стоять на месте, кто будет передвигаться — будет расстрелян при попытке к бегству! — Это был блеф, но кто об этом знал? — Всем лечь на землю и закрыть голову руками! Немедленно!
Сотни людей на поляне медленно опускались на землю.
— Руки на голову! — гремел голос.
«Бойцы» выполняли все команды: кому хочется нарываться на пули?
А голос продолжал:
— Всем зрителям в кафе — то же самое. Лечь на пол и руки на голову! Выполнять!
— Что это такое?! — завизжал кто-то из гостей. — Что это за шутки?! Я ухожу отсюда! Немедленно!
В это время в зал ворвались люди в форме и с масками на лицах — только прорези для глаз и губ.
— На пол! — закричали они. — Всем, быстро! На пол, суки!
Гости сухой поленницей посыпались на пол.
— Руки на голову!
Гости выполнили и это. А кто возмущался — получал неопасный для здоровья, но очень болезненный удар и все равно вынужден был подчиниться.
Голос, усиленный динамиками, продолжал греметь над округой:
— Внимание! Дроздов и Монахов! Предлагаю сдаться. Сопротивление бессмысленно. Сложить оружие! Прекратить бессмыслицу! Все может закончиться хорошо. Дроздов! Монахов! Сдавайтесь немедленно. Говорю специально для вас обоих: самое чистое небо — над Россией! Прекращайте бесполезную борьбу! Самое чистое небо — над Россией!
4
— Чтоб я сдох! — сказал Дроздов.
Иван никогда не видел его в таком состоянии. Как только раздалась фонограмма взрывов и автоматных очередей, Дроздов только удивленно приподнял брови. Это было неожиданно для него, но отличить фонограмму от настоящих боевых выстрелов он мог — это не пацаны, которые пороху не нюхали, на которых, собственно, и строился расчет. Дрозда этим не обманешь. Он и не обманулся — только удивился в первое мгновение.
А потом пошел этот голос, и Дроздов помрачнел, но не настолько, чтоб желать себе скорой смерти. Он только сказал:
— Жаль. Сделать мне они ничего не могут, да и пацанам тоже, но жаль, что такую потеху попортили.
Но когда голос начал перечислять фамилии — его и Монахова, он сильно побледнел и замер. Как в соляной столб превратился, машинально подумал Шмелев.
Когда же прозвучали эти странные слова, про Россию и про небо, слова, больше похожие на пароль, чем на поэтическую строчку, он выговорил, шевеля одними губами:
— Чтоб я сдох!
Медленно приходя в себя, он вдруг стал осматриваться по сторонам, а потом, дико глянув на Ивана, крикнул ему:
— В машину, Ваня! Быстро!
И бросился к машине. Бежал он так быстро, что Иван, кинувшийся за ним сразу после того, как Дроздов сделал только первый шаг, так и не догнал его до самого автомобиля, который стоял в пятидесяти метрах от места, откуда Дроздов собирался следить за побоищем.
Водителя не было, и Дроздов сам сел за баранку! Точнее, не сел, а бросил с размаху свое тело на место водителя, завел мотор, одновременно открывая дверцу рядом с собой для Ивана, который влетел в салон «Мерседеса» уже на ходу.
