Поединок - Крутов Игорь Владимирович

Игорь Крутов

Поединок

Преступление — то же произведение искусства. Не удивляйтесь: преступление далеко не единственное произведение искусства, выходящее из мастерских преисподней…

Пролог

— Мне кажется, что шутка немного затянулась.

— Давайте подождем еще пару минут.

— Все это полная ерунда!

— Уважаемый…

— А я повторяю: ерунда! Хотите по слогам? Е-рун-да!

— Осталась всего минута…

— Ваши часы отстают.

— Я их проверил, когда мы выходили. Вот… Теперь — сорок секунд.

— Какой-то бред!

— …Двадцать секунд.

— А ведь производите впечатление взрослого человека!

— …Десять секунд.

— Кстати, а кто вам рекомендовал этого шарлатана?

— Я вам потом все расскажу. Еще немного! Три, два, один… Ноль! Смотрите!

— Ну и что?

— Это должно быть где-то на верхних этажах. Неужели…

— Я же говорил, что…

— Есть! Вот оно!! Вот!!!

— О Господи! — Вспомнивший о Боге замер и застыл с раскрытым ртом. Второй, напротив, возбужденно размахивал руками, что-то говорил не переставая и все время указывал на громаду гостиницы «Украина».

— Этого не может быть, — наконец медленно произнес первый.

— Да вы снимайте, снимайте!

— Ничего себе…

— Ну что вы стоите?! Снимайте! Зачем же я вас сюда притащил?! Где ваш фотоаппарат?!

Как завороженный, первый машинально поднял «мыльницу» и сделал несколько снимков. Затем аппарат выпал из внезапно обессилевших рук, повис на дорогом кожаном ремешке, который овивал его шею.

— Этого не может быть, — повторил человек. — Этого не может…

Эти двое находились на набережной напротив знаменитой гостиницы. На той стороне Москвы-реки возвышался печально известный «Белый дом», а чуть в стороне, припаркованные к обочине, стояли две дорогие машины. Рядом с машинами — охрана: крепкие ребята со спортивными стрижками. Как и их хозяева, телохранители, разинув рты, уставились на верхние этажи гостиницы.

«Украина» горела.

Но не так, как обычно горят высотные здания, когда клубы дыма рвутся из окон, люди стоят на подоконниках и кричат, когда вокруг полно зевак, бестолково мечется милиция и рев мегафонов пожарных создает впечатление хаоса…

Здесь все было по-другому.

Гостиница горела. Но не вся, лишь самый верхний этаж был объят пламенем: окна — через одно — светились темно-красным, словно кто-то невидимый поджег в комнатах резину. Черный жирный дым опоясывал верх гостиницы, как будто предупреждал: осторожно, здесь опасная зона.

Странно, но было тихо. Не было слышно милицейских сирен, не гудели пожарные машины, проворные кареты «Скорой помощи» не спешили к пострадавшим.

А пострадавшие, разумеется, были. Вон они прилипли к окнам, вскочили на подоконники, размахивают руками…

— Эх, жаль, бинокля нет! — пожаловался первый.

— Возьмите в машине. — Второй подал знак одному из охранников, и вскоре тот возник рядом с мощным армейским биноклем в руках.

— Какой замечательный! Как же он?..

— Настоящий. Цейсовская оптика. Покрутите верньер.

— Что? — не понял первый.

— Вот это… — Второй показал, что нужно делать.

Через бинокль стало видно, что люди в горящем здании мечутся по комнатам, кричат от ужаса, хватаются друг за друга…

— Почему они не спустятся? — поинтересовался второй.

— А как? — Первый был весел и возбужден зрелищем.

— Лифты, пожарные лестницы, запасные выходы… Ну, мало ли что там еще…

— Так было бы неинтересно.

— Что вы хотите этим сказать?

Второй недоуменно посмотрел на собеседника.

— Только то, что уже сказал. Они не смогут спуститься… Лифты надежно заблокированы. Двери запасных выходов заперты. Пожарные лестницы?.. Честно говоря, я даже не знаю, есть ли они там.

— То есть…

— Это игра.

— Игра?

— Обычная игра, — пояснил первый. — Я же вам говорил, что нашел настоящего… э-э… шоумена, если хотите. Мастера!

— Убийцу, — процедил второй.

— Что?

— Ничего.

— А… Я, кажется, догадываюсь, что вы подумали. Не берите это в голову. Это же просто забава. Игра, — еще раз с удовольствием повторил он. — Странно, я сейчас вдруг вспомнил одного старого знакомого. Когда-то на заре перестройки он предложил подорвать гостиницу «Космос», потому что по отечественному телевидению показывали всякую муть… Почему же именно «Космос», спросил я его тогда. Потому что там одни иностранцы, ответил он… Что?

— Вы называете это игрой?

— Дорогой вы мой, любимый господин Силантьев, да бросьте вы печалиться! Смотрите, наслаждайтесь, получайте удовольствие по полной программе. За все уплачено полновесными американскими тугриками!

Силантьев внимательно посмотрел на говорившего.

— Сколько? — наконец выдавил он.

— Что?

— Сколько вы заплатили?

Мужчина засмеялся, обнажая редкие острые зубы. Он был тощ, высок и сутул. Одетый в дорогое, до пят, пальто. С четырехкаратным бриллиантом на правом мизинце…

— А вот этот вопрос ниже пейджера, господин Силантьев. Ха-ха! Кто же вам скажет… Ну, не обижайтесь, не обижайтесь. Я дал ему слово, что это останется тайной.

— Кому вы дали слово?

— Ему, — со значением повторил высокий. — Исполнителю.

— Стоит ли давать слово таким людям? — Силантьев указал подбородком в сторону горевшей «Украины».

— Стоит, не стоит… А я дал.

— И что же он?

— Кто?

— Исполнитель.

— Ах, этот… Ничего. Представьте себе, ничего особенного, — спокойно сказал высокий и приставил к глазам бинокль. — По-моему, человек слова. Ему сказали, он сделал.

— Заплатили, — уточнил Силантьев.

— И заплатили… Я вижу, вы им заинтересовались. Ну-ну, не скрывайте, господин Силантьев. Ничего зазорного в этом нет. Все мы люди, все мы человеки. — Он вдруг отвел бинокль, обернулся к спутнику, заговорил с жаром: — А вы знаете, как мне пришло в голову проделать ЭТО именно с гостиницей «Украина»? После того как по телевизору показали расстрел «Белого дома» танками. Тогда, в девяносто третьем… Классно показали! Со всеми подробностями. И как на мосту стояли, и как били по зданию, и что народ при этом делал… Вы помните?

Силантьев отрицательно покачал головой.

— А народ наш, я специально это подчеркиваю — «наш», не чужой там какой-нибудь, стоял рядом с этими танками. Стояли люди с собачками, с зонтиками, некоторые были даже с детьми. С детьми, господин Силантьев!

Высокий сделал паузу, заговорил спокойнее. Было видно, что все это волнует его. По-настоящему волнует.

— Я продолжаю, раз уж начал… Я подумал, а ведь ОН прав…

— Кто?

— ОН. Тот самый, которого мы с вами поставили над собой. Царем, президентом, диктатором, правителем… Неважно! Слово может быть любым. Главное — суть! А суть его в том, что ОН может сделать с нами все, что захочет. И именно поэтому выглядит в наших глазах человеком. Настоящим. С большой буквы.

— К чему вы это все говорите?

— Не волнуйтесь, я не оправдываюсь. Чего уж тут оправдываться! Вон, горит мой храм, как свечка пылает… Ладно, чего-то я разболтался.

— Раз начали — продолжайте.

— Не буду! — заупрямился высокий, в его голосе послышались твердые нотки. — И так наболтал лишнего…

Силантьев промолчал, затем сказал осторожно:

— Значит, человеком хотите себя почувствовать?

— Хочу, — живо откликнулся высокий; казалось, он только и ждал этого вопроса. — Обязательно хочу! Это моя страсть. Страстишка. — Он вдруг помрачнел, сжал с силой кулаки. — Гады! Десятый год я должен крутиться, играя в их игру!.. Гады! Ненавижу!.. Вот, получайте!