Осторожно! Биологическое оружие! - Канатжан (Кен) Алибеков (Алибек)

Пожав плечами, я отправился домой готовиться к поездке в Сибирь.

Мы вылетели из Москвы вечером спецрейсом. Плохая погода за Уралом заставила нас приземлиться в Свердловске.

Такие задержки часто случаются зимой в Сибири. Пассажиры регулярных рейсов иногда по нескольку дней пережидают в аэропорту. Но наши гости видели происходящее в другом свете: они сочли это еще одной попыткой их обмануть. Мне так хотелось объяснить им, что русская погода не признает ни коммунизма, ни капитализма, но я сдержался.

Иностранцы забеспокоились, когда узнали, где приземлился самолет. Они вспомнили, что в 1979 году здесь произошла вспышка сибирской язвы, впервые вызвавшая подозрения Запада.

— Мы надолго здесь не останемся, — убеждал их я. — Как только новосибирский аэропорт начнет принимать рейсы, мы полетим.

Несколько иностранцев, покинув зал для особо важных пассажиров, в котором нас разместили на ночь, в ужасе вернулись назад, когда увидели огромное количество пассажиров, сидящих в аэропорту на чемоданах или спящих прямо на полу. Правда, это убедило их, что наша задержка не подстроена специально. Когда в 4 утра пришел пилот и объявил, что можно лететь, они с облегчением вздохнули и последовали за ним в самолет.

В Кольцове нас ожидал Сандахчиев с целым караваном машин. Он оказался лучшим хозяином, чем Ураков. Его, действительно, радовала возможность поговорить о науке с западными коллегами.

Правда, те не разделяли энтузиазма хозяина. Как только экспансивный армянин начал лекцию о последних достижениях советской иммунологии, его безжалостно прервали:

— Пожалуйста, — решительно произнес один из визитеров, — мы в первую очередь хотели бы осмотреть ваши лаборатории.

Сандахчиев выглядел разочарованным, а наших гостей еще раз предупредили о карантине и проводили на объект.

Их удивлению не было предела, когда мы показали огромные стальные ферментаторы, превосходящие размером те, которые применяются на Западе фармацевтическими компаниями для массового производства вакцин. Потом они посетили одну из основных исследовательских лабораторий «Вектора». Самое главное было не пускать их дальше первого этажа.

Выше располагались помещения, где работали с оспой, лихорадками Эбола, Мачупо, Марбург, Хунин и другими геморрагическими лихорадками, а также над VEE — венесуэльским энцефаломиелитом лошадей, русским весенне-летним клещевым энцефалитом, а также со смертоносными вирусами.

Визитеры попросили разрешения взять в некоторых лабораториях пробы воздуха и мазки.

— Мы не скрываем, что работаем с опасными видами бактерий… но только в оборонительных целях, — ответил я. — Но у меня нет инструкций, позволяющих вам брать пробы и вывозить их из страны. Мы не возьмем на себя ответственность, если что-нибудь случится. Конечно, можно запросить разрешение, — продолжал я, как бы желая помочь, — но на это потребуется время и ответ нужно будет ждать здесь. Но я уверен, что вас здесь примут хорошо.

Визитеры больше не настаивали.

Мы с Сандахчиевым вздохнули с облегчением, когда поняли, что у иностранцев нет специального оборудования. Мы опасались, что они привезут с собой современные контрольно-измерительные устройства, способные определять вирусные ДНК. Тогда они смогли бы собрать неопровержимые доказательства наличия вирусов оспы, вот тут-то нам пришлось бы объясняться.

Среди нас один только Ермошин, казалось, был полностью доволен собой. Он радовался, что определил американского офицера разведки, и во время экскурсии пытался подловить его.

— Он говорит по-русски и так же мало понимает в биологии, как и я, — в полном восхищении прошептал он мне на ухо. — Только и умеет, что задавать вопросы на политические темы.

К моменту вылета комиссии в Ленинград я немного успокоился. Худшее было позади. Институт, где работал Пасечник, никакой угрозы не представлял, так мне, по крайней мере, казалось.

Во время обзорной экскурсии один из визитеров остановился перед установкой довольно внушительных размеров.

— А что это такое? — поинтересовался он.

Я чуть не застонал, ведь мы позабыли о мельнице, изобретенной Пасечником, в которой использовались мощные потоки сжатого воздуха. Она была слишком тяжелой, поэтому ее не стали убирать. И нас никто не предупредил, что она еще работает.

Виноградов, заместитель директора института, на ходу выдумал объяснение:

— Это для соли, — сказал он. — Мы здесь перемалываем соль.

Было заметно, что чаша терпения наших посетителей переполнилась, на их лицах не было даже и тени улыбки.

В последний вечер мы устроили банкет в гостинице. За столом я произнес тост:

— Конечно, вы убеждены, что мы были не слишком откровенны с вами, — начал я, — но согласитесь, что это только первый опыт общения после долгих лет недоверия между нашими странами.

Многозначительно помолчав, я продолжал:

— У каждого есть свои секреты… в том, что касается биозащиты, но в конце концов это не последний ваш визит, а мы надеемся в свою очередь вскоре посетить вас.

Я был горд собой, когда закончил говорить, решив, что нашел правильное сочетание искренности с дипломатической уклончивостью. Вспомнив, что вчера американцы начали в Кувейте операцию «Буря в пустыне», я решил подсластить момент, выразив нашу солидарность:

— Хочу, чтобы вы знали: многие советские люди поддерживают ваши действия в Ираке, — сказал я. — Мы искренне надеемся, что вы победите.

Странно, но на это никто не отреагировал. Я даже подумал, что наш переводчик не перевел мои слова.

— Канатжан, мне кажется, вам не надо было касаться политики, — спокойно сказал мне Ермошин после банкета.

Уже через две недели «Биопрепарат» подготовил отчет для Военно-промышленной комиссии. Мы сообщали об успешном выполнении задания. Иностранцы многое увидели, и подозрения все же остались, хотя ничего доказать они не смогли, а мы никаких секретов не выдали.

Калинин был доволен. И я вернулся в свой кабинет в «Биома-ше», чтобы претворить в жизнь свой план по выпуску мирной продукции.

Всю весну и лето в Советском Союзе продолжались различные политические неурядицы. Мне казалось, что ученые «Биомаша» были довольны работой на мирные цели. Они занимались переделкой мобильных производственных линий по заполнению бомб биологическими веществами в автоматизированные линии по производству вакцин.

Проводя все меньше времени на Самокатной, я при случае продолжал общаться со старыми приятелями, но держался подальше от своего кабинета на втором этаже.