Осторожно! Биологическое оружие! - Канатжан (Кен) Алибеков (Алибек)

— Не разрешается, — заявил я.

Ученый удивился:

— Ведь нас предупредили, что запрещено снимать только на видеопленку, — запротестовал Крис.

После длительных препирательств я великодушно разрешил записывать.

После возвращения на Самокатную мне пришлось рассказывать обо всех наших приключениях довольному Калинину. Я решил не упоминать, что иностранцы спрашивали о нем.

— Прекрасно, — подвел итог директор. — Действуй в том же духе.

Со следующим объектом, Оболенском, справиться было труднее. Нужно было более-менее правдоподобно объяснить, почему здания и лаборатории комплекса изолированы от внешнего мира и многие другие неотъемлемые составляющие исследований по биологическому оружию. Я дугчал, что трудно будет скрыть наши проекты по разработке устойчивых к антибиотикам видов чумы, туляремии, бруцеллеза, сапа, сибирской язвы и представить все это как работу, посвященную исключительно биозащите.

Генерал Ураков разделял мои сомнения. Поэтому на приеме директор Оболенска был обаятелен и тактичен. Обслуживающий персонал сновал по конференц-залу с подносами выпивки и бутербродов.

Но к этому времени члены комиссии уже успели разобраться в наших приемчиках. Они отказались от угощения.

— Может, наконец приступим к работе? — поинтересовался Дэвис, когда Ураков попытался разразиться пространной приветственной речью.

Но генерала это не смутило. Он объявил, что посетители могут свободно осмотреть здесь все, что захотят.

— Но хочу предупредить вас, что работа по биозащите сопряжена с очень опасными организмами, — сказал он. — И если вы решите посетить некоторые лаборатории, то нам придется на пару недель поместить вас в карантин — таковы правила.

Отчасти так и было. Были правила, согласно которым посетителей следовало некоторое время держать под наблюдением, хотя в данный момент можно было их не соблюдать, так как я приказал, чтобы за субботу-воскресенье Оболенск и «Вектор» полностью продезинфицировали. Поэтому инспектирующие могли пройти в любую лабораторию.

Но наши гости, конечно, об этом не знали. Они были в замешательстве.

— Итак, — радостно продолжал Ураков, — что бы вы хотели увидеть?

Делегация выразила желание полностью осмотреть комплекс. Первый неприятный сюрприз ожидал нас, когда Дэвис достал карту и, указав на большое здание, произнес:

— Ведите нас вот сюда.

Это был корпус 7/8, в котором находилась самая большая и совершенно новая камера для взрывов.

«Так, это конец», — подумал я. Вероятно, карта была составлена на основе спутниковых данных, ведь Пасечник об этом объекте не знал.

Я вернулся в главное здание комплекса, а иностранцы группами разошлись по выбранным объектам.

Группа, возглавляемая Дэвисом, вошла в интересующее их помещение. Сопровождающим был ведущий научный сотрудник по фамилии Петухов, который потом и рассказал мне о произошедшем.

Посетителям разрешили пройтись по коридорам, и вдруг они наткнулись на запертую дверь.

— А там что? — спросил Дэвис.

Никто не ответил.

— Вы можете ее открыть? — настаивал английский ученый.

— Ключ потеряли, — промямлил Петухов, — пойду поищу запасной.

Все недовольно ждали, пока он отыщет ключ. Наконец Петухов открыл дверь. В комнате было темно.

— Включите свет! — разозлился Дэвис.

— Не могу, — ответил Петухов, — лампочки нет.

Выведенный из себя, Дэвис достал карманный фонарик, и тут произошла потасовка. Петухов набросился на фонарик, Дэвис закричал, некоторое время они боролись друг с другом, пока кто-то не предложил вернуться в конференц-зал.

— Что-то случилось? — поинтересовался я через переводчика, когда они ворвались в комнату.

— Ничего особенного, но когда я вытащил карманный фонарик, чтобы осмотреть одну комнату, вот этот тип из КГБ попытался вырвать его у меня, — со злостью сказал Дэвис, указывая на Петухова.

— О чем вы говорите! — возмутился я. — Этот человек — уважаемый ученый, а не сотрудник КГБ.

Но мне пришлось признать, что пользоваться фонариками не запрещено.

Когда Дэвис наконец вернулся и включил фонарик, то все увидели, что стена вся покрыта выбоинами, что свидетельствовало о проводимых здесь взрывах.

— Вы использовали здесь взрывчатые вещества, — заявил Дэвис.

— Нет, что вы, — отрицал все Петухов. — Это следы молотков, которыми во время строительства рихтовали стены и ставили на место плохо пригнанную дверь. Вы ведь знаете, как у нас плохо работают строители.

Ответ был быстрый, но неправильный. Мы подготовили объяснение получше. Надо было сказать, что да, взрывы производились, но только для изучения действия аэрозоля в оборонительных целях. Как нам защитить солдат, если мы не знаем, как действуют биологические аэрозоли? Тот факт, что Петухов забыл, что он должен был ответить, по-видимому, ничего не значил. Все равно посетители сделали бы правильные выводы, но для нас было делом чести дать хотя бы какие-то разумные объяснения.

Вечером мы собрались в столовой. На каждом столе стояли бутылки с коньяком, но наши планы по спаиванию комиссии провалились.

— Должен сказать, что мы не верим ни единому вашему слову, — через переводчика заявил мне во время ужина Дэвис. — Мы все знаем.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — я изображал удивление. — Конечно, вы можете верить во что угодно!

Через два дня, когда иностранцы покинули Оболенск, Ураков позвонил Калинину.

— Мы с Канатжаном хорошо поработали, — похвастался он. — Они ничего не поняли.

Я предполагал, что посещение Оболенска положит конец моим обязанностям по приему делегаций, ноя совсем не удивился, когда Калинин заявил, что у Давыдова все еще полно важной работы.

— Мне надо срочно лететь в Иркутск для контроля за новым объектом по производству протеинов одноклеточных, — оправдывался Давыдов при нашей встрече в кабинете директора.

— С этим проектом я знаком и знаю, что ничего срочного там нет, — ответил я.

Тут вмешался Калинин:

— Не надо спорить, — твердо сказал он. — Ты, Канатжан, так хорошо справлялся со своими обязанностями, что наши гости удивятся, если ты их покинешь.

Было понятно, о чем думает директор. Если после визита делегации серьезные проблемы не появятся, значит, «Биопрепарат» справился с поставленной задачей. Если же что-то пойдет не так, то виноват сопровождающий. Калинин и Давыдов знали, насколько сильно я настроен против продолжения программы по разработке биологического оружия, так что мной можно было пожертвовать.