Рок - Евгений Чазов

Но, как говорится, шила в мешке не утаишь, и вскоре мы узнали от строителей, что дом забрали для Б. Ельцина, его семьи и окружения и что в короткие сроки предстоит реконструкция здания. Это было время, когда Б. Ельцин захватил власть и все подчинялось старому купеческому принципу: «ндраву моему не препятствуй». Я и без Ресина понимал, что желания и распоряжения Ельцина непререкаемы и никто не посмеет идти ему наперекор, поэтому и не предпринимал никаких шагов. Сотрудники центра пытались что-то сделать: обращались к популярным тогда А. Руцкому, к Э. Панфиловой, но, как я и предполагал, это были пустые хлопоты. Может быть, кому-то вся эта история с домом покажется мелочью на фоне тех бед 1992—1996 годов, которые перенес русский народ, но она характеризует нравы, царившие в то время.

Действительно, «самая жестокая тирания та, которая выступает под сенью закона и под флагом справедливости» (Ш. Монтескье). Народ голодал, ученые и специалисты бежали за границу, безработица охватывала все большие слои населения, хронически не хватало денег на здравоохранение и образование, месяцами не выплачивалась заработная плата, а в Кремле по указанию Ельцина строились царские палаты, в Подмосковье и Карелии — резиденции, шла, по признанию того же информированного А. Коржакова, жизнь, полная благ и развлечений.

Большинство во власти забыли, а может быть, к сожалению, не знали прекрасных строк из популярной в 1990 году книги: «А пока этого нет, пока мы живем так бедно и убого, я не могу есть осетрину и заедать ее черной икрой, не могу мчаться на машине, минуя светофоры и шарахающиеся автомобили, не могу глотать импортные суперлекарства, зная, что у соседки нет аспирина для ребенка». Эти строки принадлежали народному кумиру конца 80-х годов Борису Николаевичу Ельцину. Вспоминал ли позже Борис Николаевич эти слова, или его книга «Исповедь на заданную тему» была лишь профанацией популистского толка, которую можно было использовать для борьбы за власть?

Я вспоминал эти строки, ожидая под бдительным оком ГАИ проезда по Рублевскому шоссе не только самого Ельцина, но даже его жены Наины Иосифовны. По-моему, даже «великая» Раиса Максимовна Горбачева не позволяла себе этого. Ну а об осетрине и черной икре на столе семейства Ельциных говорить не стоит. Что же до суперлекарств, то 4-е Управление, с которым так рьяно боролся Борис Николаевич и которое уничтожал Михаил Сергеевич Горбачев, процветает в условиях демократии так же, как и при социализме, правда, под другим названием — Медицинский центр при Президенте России.

В 1996 году в связи с операцией Ельцина меня пригласили в Кремль. В период Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачева здесь было скромное служебное здание, в котором даже обычные деревянные панели смотрелись как роскошь. В 1996 году я не узнал старое патриархальное здание правительства — оно в буквальном смысле слова превратилось в чертоги «царя Бориса». Мне довелось побывать в американском Белом доме по приглашению президента США Ричарда Никсона, на Даунинг-стрит в Лондоне в резиденции премьер-министра по приглашению Маргарет Тетчер - все меркнет перед роскошью президентских апартаментов в Кремле. Но меня поразила не сама роскошь, а то, в какое время на это были затрачены не десятки, а, уверен, сотни миллионов долларов. Такое роскошество, думалось мне, лучше всего другого символизировало социальное расслоение общества и подчеркивало социальную несправедливость.

Шли годы «царствования» Бориса Николаевича, дарованного ему народом, утвердившим (видимо, не разобравшись) Конституцию, составленную друзьями и сподвижниками Ельцина вроде А. Собчака, Г. Попова, С. Шахрая. Вдаваться в подробности этого правления, при котором главными экономическими советниками были бездарные американцы (по словам самих же американских ученых) Джеффри Сакс и Андерс Ослунд, нет необходимости. Оно хорошо известно нашему народу: криминальный капитализм, экономический кризис, расслоение общества по латиноамериканскому или азиатскому типу, обнищание большинства населения страны, расстрел Белого дома в Москве, бездарная, странная и непонятная первая чеченская война. И все это — на том же фоне, что и в «Борисе Годунове» А. Пушкина: «Народ безмолвствует».

В эти годы я был далек и от политической кухни, и от каких-либо личностных отношений с представителями Олимпа власти. Однако врач есть врач, и если он опытный специалист, то может даже по внешнему виду, речи, поведению человека судить о состоянии его здоровья. Кстати, эти знания используют специалисты многих государств в оценке состояния политических лидеров. Так, по просьбе Ю. Андропова в бытность его главой КГБ мы на основании кино-, фото- и теледокументов точно поставили диагноз Мао-Дзе-Дуну и Чжоу-Энь-Лаю. Мой опыт подсказывал, что у Б. Ельцина нарастает зависимость от алкоголя и седативных средств. Было видно, что он перенес динамическое нарушение мозгового кровообращения, однако без выраженных очаговых изменений со стороны мозга. Было ясно, что ему перед ответственными встречами и заседаниями проводится плазмаферез (очистка крови).

Но, откровенно говоря, в заботах о спасении и поддержании на хорошем уровне Кардиологического центра мне было не до состояния здоровья Ельцина. Зная суть болезни, привыкание к алкоголю и седативным средствам, я был счастлив, что не мне приходится разделять тяжелейшую и опаснейшую ношу его лечащих врачей и профессоров, тем более под контролем такого человека, как Коржаков. Конкретно с этой проблемой мне пришлось столкнуться летом 1995 года. 11 июля после тяжелейшей ночи, связанной с развившимся у Б. Ельцина инфарктом миокарда, в моем кабинете, как я уже писал, сидели его лечащие врачи — профессора Воробьев, Гогин, Мартынов и доктор Григорьев. Они попросили меня помочь разобраться в возникшей ситуации. Зная отношение ко мне Б. Ельцина и его окружения, особенно Коржакова, я был удивлен их смелости и спросил, знает ли начальник охраны, что они поехали ко мне. Из ответа я понял, что Коржаков настолько напуган случившимся, что согласен на консультацию любого профессора, лишь бы это был хороший специалист. Так, в который раз в жизни я помимо своей воли был втянут в решение медицинских проблем политического характера.

Сложность моего положения объяснялась нашими взаимоотношениями с Б. Ельциным. Уже тогда он не любил людей, которые слишком многое о нем знали, видели его слабости, а с другой стороны, сохраняя свое достоинство, не заигрывали, не пресмыкались перед «царем Борисом». Учитывая это, его врачи (видимо, и охрана) не афишировали в семье Ельцина свои визиты ко мне. Не скрою, что и у меня, честно говоря, не было почитания и дружеского отношения к Ельцину — и даже не с позиций заповеди Моисея: «Не сотвори себе кумира», а просто исходя из истинной сути Б. Ельцина, его характера, его человеческих качеств. Но как бы то ни было, как врач я должен был, отбросив свои эмоции и в какой-то степени свое «я», отдать все свои знания и умение больному человеку. С чистой совестью сейчас могу сказать, что сделал все, что от меня зависело, чтобы спасти Бориса Николаевича и сохранить ему жизнь.