Король холопов - Иосиф Крашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кохан не успел ответить; Казимир, закутываясь в плащ, уже собирался уходить.
- Ты будешь вознагражден за рану, - прибавил он, - так как ты ранен из-за меня. Не огорчайся, приезжай поскорее, а пока будь здоров.
Насколько ему позволяла раненая рука, Рава склонился перед королем, который приветливо ему улыбнулся, вышел и сел на коня.
Раненый Кохан должен был в течение нескольких дней оставаться дома; его лечил самый лучший врач, пользовавшийся славой хирурга, а заботливая Зоня ухаживала за ним, как за братом.
Между тем, в Праге никто не узнал о пребывании польского короля: Енджик молчал, а Рокичана, хоть и готовилась к отъезду, но тщательно скрывала это, исполняя просьбу Казимира - ничего не разглашать преждевременно.
Боязнь и нерешительность первых минут совсем прошли; надежда сделаться королевой завладела всеми ее мыслями, рисуя ей все более и более заманчивую будущность. Енджик, пытавшийся было поколебать ее решение, был так бесцеремонно выгнан, что не смел более показываться ей на глаза. И он тоже усомнился. Он понял, что богатая мещанка не могла отказаться от такого счастья, от такой завидной доли.
Ни родне своей, ни брату мужа Рокичана ни о чем не сказала; в ней можно было лишь заметить какую-то внутреннюю перемену, все увеличивающуюся гордость и своеволие.
Дома и со всеми близкими она уже заблаговременно держала себя как королева. Не переносила ни малейшего возражения. С людьми она виделась меньше обыкновенного. Гашу совсем отказала и заперлась у себя дома.
О ее приготовлении к отъезду знали лишь экономка и Зоня, которую Кохан, верный своему слову, приставил к Рокичане, ручаясь, что девушка не выдаст тайны. Она хоть и была болтушкой, но желание попасть в число придворных будущей королевы заставляло ее молчать.
Рана Кохана скоро зажила, благодаря умелому лечению врача, и он мог бы с подвязанной рукой отправиться в Краков, но нарочно оставался, чтобы сопровождать Рокичану.
Труднее всего было вырваться из Праги, не обратив на себя внимания родни, которая могла бы воспротивиться этому, не зная цели путешествия. Братья мужа с некоторого времени подозрительно смотрели на свою золовку, наблюдали за ней и как будто о чем-то догадывались. Позволить ей стать наложницей, хотя бы и королевской, они никогда бы не согласились, а в крайнем случае удержали бы ее силой.
Поэтому Кохан посоветовал Рокичане притвориться больной, не выходить из дому и никого не принимать. Сам он взялся собрать свиту и держать ее наготове. Старая экономка должна была остаться, чтобы отвечать на все расспросы о болезни своей госпожи, а Зоня - сопровождать ее в дороге.
Королевский фаворит торопил Рокичану, принуждаемый к этому постоянными письмами своего господина; сундуки с нарядами и драгоценностями были заранее отправлены, и, наконец, в назначенный вечер вдова проскользнула через заднюю калитку и прошла за ограду, где ее ожидали лошади и свита. Сильно взволнованная, она выехала из Старой Праги, чтобы добиться короны, о которой она так мечтала, и для получения которой она пожертвовала всем.
В назначенный день Казимир прибыл в Тынец, сопровождаемый несколькими близкими придворными, но ни на лице его, ни на лицах его спутников, свидетелей будущего торжества, не было той радости, того покоя, которые появляются при исполнении желанного и давно решенного предприятия.
Все, которым король доверился и сообщил о том, что аббат Ян обещал обвенчать его с Рокичаной, приняли это молча, с грустью, робко выражая свое сомнение, будет ли этот брак признан действительным, а потомство законным.
Людовик, назначенный будущим наследником короны на случай отсутствия мужского потомка у Казимира, имел друзей среди приближенных короля и среди его родни. Злые языки болтали о подкупе и о различных заманчивых обещаниях; кроме того, у дворян могли быть еще и другие причины: король Людовик обещал землевладельцам, этому сословию, преимущественно обиженному Казимиром, новые привилегии, которые должны были в будущем доставить им большое значение.
Поэтому дворяне, соблазненные обещаниями королевы Елизаветы и ее сына, косо смотрели на новый брак; они не могли рассчитывать получить то же от законного наследника, который имел бы больше прав на корону, чем Людовик, а потому склонялись на сторону последнего.
Что же касается духовенства, то даже наиболее преданные королю единогласно утверждали, что обряд венчания, совершенный аббатом, в глазах церкви будет недействительным.
Сам ксендз Ян, в минуту возбуждения легкомысленно взявший на себя это обязательство, начал беспокоиться и обратился за советом к людям, сведущим в церковном праве; из разговоров с ними он убедился, насколько вся его затея необдуманна. Те немногие, которым он доверился, объяснили ему всю рискованность предприятия, которое грозило королю покаянием, а для аббата не могло пройти безнаказанным.
Если бы не слово, данное им королю, он готов был отказаться, но это был человек, сильный духом, и он решил исполнить свое обещание, какие бы ни были последствия. Он не сомневался, что король будет защищать его и не дозволит ему погибнуть.
Рокичаны еще не было в Тынце, когда ксендз Ян торжественно встретил Казимира в воротах старого аббатства и повел его в приготовленные обширные покои, находившиеся вне монастырской ограды.
При встрече король и аббат прочли друг у друга на лице не то, что ожидали. Казимир был обеспокоен и раздражен, ксендз Ян не мог скрыть сомнений, которые его мучили. Не будучи в состоянии скрывать их и не желая притворяться перед Казимиром, он высказал ему все свои опасения, лишь только они остались вдвоем в комнате, отведенной королю для отдыха.
- Милостивый король, - произнес он, - я должен сознаться в грехе. Моя любовь к вам довела меня до того, что мое страстное желание услужить вам показалось мне исполнимым.
При этих словах ксендз Ян тяжело вздохнул.
- Но к сожалению, - продолжал он, - я вижу, что я ошибся. Обвенчать-то я вас обвенчаю, но наши суровые, строгие законы, которых нельзя обойти, противятся этому браку. Все наши юристы утверждают, что этот брак не будет иметь значения. Не могу я умолчать об этом перед вами, тем более, что это касается будущего наследника престола, и если бы Господь нам даровал его, они добьются того, что этот брак будет признан папой незаконным. Как бы то ни было, королева - хоть отец и берет ее в Германию - жива. Ваш брак с ней был законным. Если бы вы, ваша милость не жили с ней ни одного дня, тогда можно было расторгнуть эти узы. Но вы пятнадцать лет молчали...
Король грустно поник головой, как бы с равнодушной решимостью.
- То же самое я слышал и от других, - тихо произнес он. - Но, полагаясь на вас и на ваше слово, я дал уже слово этой женщине, которая вскоре должна сюда прибыть; я не могу взять его обратно! Это было бы недостойно меня, а за грех, как видно, придется впоследствии понести наказание. Делать нечего, поздно, - грустно продолжал король. - Борьба с судьбой, отказавшей мне в семье, завела меня слишком далеко. Я выйду, вероятно, из нее побежденным, потому что судьба и Божья воля сильнее нас, но я хочу бороться до последней минуты. Кто знает? Господь может смилостивиться.
Аббат ничего не ответил.
Лица всех присутствующих были озабочены и нахмурены. Многие были недовольны тем, что король женится на женщине неодинакового с ним положения; это находили позором для короны, которую он носил. Казимир видел устремленные на него странные, холодные, чуть ли не злобные взоры, да и ему самому было как-то не по себе, и он не мог принудить себя быть веселым.
Любовь к Рокичане зародилась при таких странных обстоятельствах, пришла так быстро, разрослась так искусственно под влиянием пламенных желаний и надежд, что теперь при наступлении решительного момента король почти изумился, что мог так необдуманно и поспешно поступить.
Как раз когда он собирался в Тынец, пришло известие, что Аделаида, которую отец должен был увезти в Германию, с некоторых пор больна, чувствует себя очень плохо, и лечивший ее врач не ручается за ее выздоровление.
В случае ее смерти Казимир мог сделать более соответствующий выбор и сочетаться законным браком. Но он не хотел отказаться от своего слова; свита, посланная за Рокичаной, в тот же вечер прибыла с ней в Тынец. Казимир вышел навстречу, заставляя себя быть веселым и радостным.
В костеле все уже было приготовлено для совершения обряда венчания. Ксендз Ян был в митре и с посохом, в сопровождении духовенства, появился перед алтарем.
Король и Рокичана стали перед ним. С какой-то поспешностью, как бы боясь чего-то, чего никак не могла понять невеста, ксендз связал руки, благословил, и король с молодой женой тотчас же уехал в Краков.
Дорогой Казимир сообщил Кристине, что по причине ссоры между ним и краковским епископом их брак до поры до времени должен остаться, если не тайной, то, по крайней мере, не разглашенным во всеуслышание.