Король холопов - Иосиф Крашевский

О Енджике и об его угрозах Кохан не счел нужным передать, но о Гаше и о его вызове не мог умолчать. Казимир нахмурился и остался очень недоволен тем, что прибытие в Прагу его фаворита было обнаружено; он это приписывал неосторожности Равы и опасался, что оно может обнаружит его собственный приезд в Прагу.

В плохом расположении духа, с пасмурными лицами, они проскользнули в город, назвав себя у ворот польскими дворянами, приезжающими по собственным делам. На них не обратили особого внимания, так как между Чехией и Польшей были постоянные сношения, и ежедневно много поляков прибывало в Прагу. По малолюдным улицам Раве удалось провести короля в доминиканский монастырь, не встретив никого по дороге. Вечером того же дня он известил Рокичану о приезде Казимира и стал искать секундантов к завтрашнему поединку с Гашем.

Прекрасная Рокичана имела обыкновение ежедневно посвящать много времени своему туалету; даже в те дни, когда она гостей не ожидала и сама не собиралась в гости, она заботилась о том, чтобы быть одетой к лицу.

Ходили слухи, что для поддержания в полном блеске своей красоты она употребляла какие-то таинственные средства, какие-то дорогие воды, эликсиры, румяна, лекарства.

Отдельная комната, в которую нельзя было никому входить, была предназначена для этого. Ключ от нее Рокичана всегда носила с собой. С утра, прямо с постели, она отправлялась туда, и слугам нельзя было ее сопровождать. Только старая родственница, она же и экономка, входила вместе с ней; они запирались на ключ, и часто долго приходилось ожидать выхода оттуда вдовы.

Все это сильно возбуждало любопытство слуг, и они всеми силами старались проникнуть в эту тайну. Они следили за Рокичаной, но все их старания были напрасны: вдова ни на минуту не расставалась с ключом, берегла его как зеницу ока и даже в бальном туалете носила его при себе, так что они, наконец, отказались от надежды узнать эту тайну.

Строили разные догадки; многие видели в этом колдовство и считали старую экономку, ее единственную поверенную, колдуньей. К ней обращались многие, желавшие вернуть молодость и красоту, но старуха отплевывалась, смеялась и клялась, что она ничего не смыслит в колдовстве и ни о чем не знает.

Известно было, что старуха иногда любила хлебнуть больше вина, чем требовалось для сна; девушки думали этим воспользоваться и вытянуть от нее какое-нибудь неосторожное словцо, - но и тут они ушли ни с чем.

Замечательную красоту вдовы единогласно приписывали этим тайным утренним стараниям старухи. Напрасно было бы спорить об этом; со временем все единогласно стали такого же мнения, и никто в этом не сомневался.

В день посещения короля вдова просидела больше обычного в своей комнате, а затем, что случалось очень редко, во второй раз вошла туда с экономкой и, наконец, вышла оттуда со столь искусно убранной головой, такой величественной, а главным образом, такой свежей и молодой, что ей завидовали девушки, которые были на десять лет моложе ее.

Казимир, не дожидаясь полудня, скромно одетый, с бархатным, опущенным на глаза, покрывалом, в сопровождении лишь одного Бобека пешком отправился к вдове.

Его там ждали, и Рокичана нарядная, надушенная, волнуясь в ожидании короля, ходила от одного окна к другому. Лицо ее не выражало в этот день ни радости, ни торжества; она была чем-то озабочена, раздражена. Вообще, она никогда не отличалась особым весельем, и улыбка редко появлялась на ее устах. Обыкновенно, среди всеобщего веселья, когда кругом раздавался хохот, она оставалась с тем же серьезным лицом, и это приписывали ее печали по мужу.

Когда король вошел в комнату, Рокичана даже не улыбнулась, встретила его почтительным поклоном и молча провела в большую гостиную, куда в этот день перенесли самую лучшую мебель со всего дома.

От волнения Казимир даже не обратил внимания на окружающее; не спуская глаз с прекрасной Кристины, он стал рядом с ней и, взяв ее за руку, начал говорить о своем чувстве и о тоске по ней, заставившей его бросить все и сюда приехать.

Рокичана молча слушала, не меняя выражения лица.

Казимир указал ей на перстень на своем пальце и, взглянув на ее руку, увидел свой сапфир.

- Милостивый король, - начала после некоторого молчания Рокичана, заранее приготовившаяся к этому предисловию, - я вам очень признательна за ваше внимание ко мне, я его умею ценить, но... Люди заставляют меня дорогой ценой его оплачивать...

Казимир с удивлением взглянул на нее.

- Люди? Это каким образом? - спросил он.

- Они завистливы и злы, поэтому позорят честь беззащитной вдовы, произнесла Кристина. - Уже ваши послы мозолят им глаза, что же будет, когда они узнают о вашем приезде?

Она судорожно сжала руки.

- Умоляю вас, ваша милость, - продолжала Рокичана, - не губите меня!

Король прикоснулся к ее руке.

- Довольно! Довольно! - возразил он, - я сюда приехал с другими намерениями. Выслушайте меня, потому что эта минута будет для меня и для вас решающей. Ваша честь мне не менее дорога, чем вам... Я ее пятнать не хочу. Вы сказали, что путь к вам - законный брак. Прекрасно... Я согласен, я готов с вами обвенчаться.

Румянец покрыл лицо вдовы; она задрожала и молча провела рукой по лицу.

- Каким же образом? - спросила она. - Ведь всем известно, что у вас жена?

- Но ведь и всем известно, что я пятнадцать лет с ней не живу и даже не вижусь с ней, - произнес Казимир. - Я просил ее отца взять ее обратно, и он на это согласился. Брак этот недействителен, папа согласится его расторгнуть, а епископ нас обвенчает.

Рокичана к этому не была подготовлена; и эти слова до того ее удивили, что она некоторое время сидела, как немая, не будучи в состоянии произнести ни слова. Она чувствовала на челе холодное прикосновение королевской короны, ей казалось, что на плечах ее пурпурная мантия, и она сидит на золотом троне, выше всей этой завидующей черни - словом, она воображала себя королевой.

Но она скоро очнулась от этого призрачного видения.

- Государь, - воскликнула она, - не обманывайте меня! Этого быть не может!

- Мое королевское слово служит вам в том порукой, - ответил король с достоинством. - Ведь я вам не давал никаких обещаний и ничего не говорил об этом, пока не удостоверился, что все это возможно. Теперь я все предусмотрел и уверен в том, что нас обвенчают.

Вдова опустила голову, зажала губы, не находя никаких возражений. Казавшееся столь невозможным, было близко к осуществлению - Рокичана королева! Она взглянула на того, который хотел быть ее мужем, впервые видя его так близко перед собой при дневном свете.

Его благородные черты лица и лоб, покрытый морщинами, носили на себе отпечаток прожитых лет и многих страданий; молодости уже не было на этом мужественном лице, но оно все еще было красиво, дышало добротой, и отпечаток грусти придавал ему особенную прелесть. Красивый мужчина в цвете лет, с темными длинными волосами, спускавшимися на плечи, в которых кое-где пробивалась седина, не спускал восхищенного взора с Рокичаны и с нетерпением ждал ее ответа.

Но вдова от волнения вся дрожала и не могла собраться с мыслями, и Казимир, не дождавшись ее ответа, продолжал:

- У меня нет наследника; вы знаете, что Бог отказал мне в нем, и корона уже обещана моему племяннику. Но я еще не потерял надежды, и вы, может быть, будете матерью этого желанного...

- Ваше величество! - перебила взволнованная Рокичана. - Умоляю вас! Скажите, это несомненно? Неужели это правда? Это не сон?

- Я говорил вам: нас обещали обвенчать... я протягиваю вам руку... клянусь...

При этих словах он на минуту приостановился.

- Конечно, все это так, как я вам говорю, - прибавил он, - но так как я уже несколько лет на ножах с королевским епископом, то венчать нас будет другой. До тех пор тайна должна быть сохранена для того, чтобы нам не помешали. Князь-отец берет Аделаиду к себе, а я введу вас в замок.

Рокичана молчала; все это казалось ей до того неправдоподобным, что она не могла придти в себя.

Судорожно сдавливая виски руками, она воскликнула:

- Ваше величество, вы сами знаете, могла ли бы я отказаться от короны и от такой чести для меня и для моего потомства? Но мне все это кажется чудным сном. Дайте мне собраться с мыслями и успокоить взволнованное сердце. Я не знаю, что думать, что говорить, не знаю, что делать!

Казимир воспользовался этой минутой ее растерянности и прикоснулся губами к ее белому челу, ее рука очутилась в его руках, но она этому не сопротивлялась и, обессиленная, нагнулась к нему. Он понял, что она побеждена и сдается, а ей все это казалось неправдоподобным, невозможным, несмотря на все уверения короля.

- Скажи, прекрасная Кристина, - настаивал Казимир, - ведь ты мне дашь слово? Да!

- А родня? - спросила вдова.

- Ради Бога! У нее будет довольно времени радоваться этому, когда мы после венчания уведомим их о случившемся, - гордо сказал король. - Ведь не будут же они этому противиться?