Государево кабацкое дело. Очерки питейной политики и традиций в России - Игорь Владимирович Курукин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По разрешению от полиции можно было получить водку на свадьбу или на похороны, и блюстители закона стали пользоваться открывшимися возможностями. На особо отличившихся чинов полиции стали поступать жалобы, как на пристава 2-го Арбатского участка Москвы Жичковского: «Когда Жичковский, расплодив в своем участке всюду тайную торговлю вином и нажив на этом деле состояние, купил для своих двух содержанок автомобиль, пару лошадей и мотоциклет двухместный, то его, четыре месяца тому назад, перевели в 3-й Пресненский участок… Хозяином положения по винной торговле остался его старший помощник Шершнев, который скрыл от нового пристава все тайные торговли вином в участке и месячные подачки стал получать один за себя и за пристава в тройном размере»{426}.
Сохранялась легальная торговля спиртным и «для господ», чем активно пользовались рестораторы для вздувания цен. Тем не менее, спрос не уменьшался. Под новый, 1917 год в московских ресторанах «нарасхват требовали вина и водок, платя за них от 50 до 100 р. за бутылку…»{427}. Отцы города были обеспокоены и тем, что «все крепкие напитки и другие спиртосодержащие вещества, оставшиеся от продажи прежнего времени или приобретенные разными способами впоследствии, хранятся у владельцев ресторанов, трактиров, харчевен, столовых, театральных, клубных и вокзальных буфетов, чайных и проч, при помещениях означенных заведений, вследствие чего, с одной стороны, совершенно не поддается учету количество и способ расходования этих веществ, а с другой стороны, удобство доставать напитки из здесь же находящихся складов дает возможность во всякое время брать их оттуда как для подачи посетителям, так и для продажи на вынос», — отмечала Московская городская управа осенью 1917 г.
Уменьшение доходов от водки нанесло серьезный удар по бюджету. В условиях военного времени правительство решило компенсировать потерю «водочных» поступлений увеличением старых и введением новых налогов-акцизов: на пиво, табак, сахар, спички, керосин, на пользование телефоном, на проезд по железной дороге и т. д. С их помощью новый министр финансов рассчитывал даже превысить сумму прежних питейных поступлений в 1917 г.{428} Однако повышение налогов в 5–6 раз неблагоприятно отразилось на уровне потребления населения, который составил в 1916 г. лишь 52 % от довоенного, и увеличило и без того высокую социальную напряженность в обществе.
Сокращение и удорожание продукции гражданских отраслей вызвало спекуляцию хлебом и стремление перегонять его на самогон: именно тогда этот продукт прочно утвердился в российской деревне в качестве не только заменителя исчезнувшей водки, но и универсального средства обмена. Быстро развивалась и нелегальная торговля спиртным, на которую полиция и власти в ряде случаев смотрели сквозь пальцы. В продажу поступали огромные количества фальсифицированных вин. Клиенты исчезнувших «монополек» стали употреблять различные суррогаты: очищенный денатурат («ханжу»), одеколон, что приводило к тяжелым отравлениям. Резко увеличилась покупка сахара для перегонки на брагу: в условиях запретительных мер эта операция приносила несколько рублей дохода по сравнению с 5—10 коп., которые до войны выручали от спекулятивной торговли казенной водкой.
1916 г. дал резкое увеличение статистики городской преступности (в деревне она, напротив, сократилась); и хотя пьянство, конечно, было лишь одной из составляющих этого явления, тем не менее общеуголовная полиция накануне Февральской революции занималась преимущественно борьбой с подпольным изготовлением и торговлей спиртным{429}. Отмечалось и увеличение потребления наркотиков; правительство даже вынуждено было принять в 1915 г. отдельное постановление «О мерах борьбы с опиекурением» с запретом сеять опиумный мак, производить и сбывать полученные из него препараты на территории Забайкальской области, Приамурского и Иркутского генерал-губернаторств{430}.
Введение запретительных мер в 1914 г. дало весьма важный опыт проведения «трезвой» политики. Однако эта, преимущественно административная, акция не была подкреплена в условиях войны материальными средствами и в итоге имела отнюдь не повсеместный успех. К тому же поражения на фронтах и падение жизненного уровня народа делали правительственную политику все более непопулярной.
Едва ли такие средства были способны быстро решить алкогольную проблему в стране, где потребление водки шло по нарастающей в течение 300 лет. Во всяком случае, последние проведенные перед революцией социологические опросы показывали уже не такую радужную картину, как в 1914 г., и вынуждали их авторов признать, что «пьянство народа продолжается теперь в таких же чудовищных размерах, хотя и не открыто, как прежде»{431}.
Мы не беремся, предсказывать, насколько успешной была бы борьба за трезвость образца 1914 г. при иных условиях. Временное правительство пыталось сохранять введенные ограничения и даже усилить их. Его постановление «Об изменении и дополнении некоторых, относящихся к изготовлению и продаже крепких напитков» от 27 марта 1917 г. воспрещало «повсеместно в России продажу для: питьевого потребления крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих веществ, из каких бы припасов или материалов и какими бы способами эти напитки и вещества ни были приготовлены», но при этом признавало свободным промыслом производство и продажу «в винодельческих местностях… с соблюдением действующих узаконений и правил, натуральных виноградных вин из произрастающего в России винограда». Городские и земские общественные учреждения по-прежнему имели право издавать постановления, ограничивавшие или запрещавшие такую продажу. Нарушение этого порядка каралось, в первый раз заключением в тюрьме на время от двух до четырех месяцев, а в третий — от восьми месяцев до одного года и четырех месяцев{432}.
Однако политическая нестабильность и экономический кризис не позволили реализовать ни этот, ни многие другие планы Временного правительства. События октября 1917 г. принципиально изменили обстановку в стране, а вместе с ней и алкогольную политику, которая досталась в наследство новому большевистскому режиму.
Глава 6
ВНУКИ ЛЕНИНА
ПИТЬ НЕ БУДУТ!
Диктатура трезвости. — Можно ли чуточку выпачкаться в грязи? — На баррикадах быта. — Жить стало веселее
А что народ? Сыны отчизны?
Как бы присутствуя на тризне,
По вынесении икон, —
Усердно гонят самогон.
