Государево кабацкое дело. Очерки питейной политики и традиций в России - Игорь Владимирович Курукин

Развал промышленности и транспорта в годы гражданской войны привел к разрыву связей между городом и деревней. Не получая промышленных товаров, крестьяне придерживали хлеб до лучших времен и перегоняли миллионами пудов на более удобный для хранения и универсальный при натуральном обмене продукт — самогон. Борьба за хлеб для промышленных центров и армии заставила советское правительство в 1918 г. применять к изготовителям и торговцам сивухой самые жесткие меры: «Объявить всех владельцев хлеба, имеющих излишки и не вывозящих их на ссыпные пункты, а также всех расточающих хлебные запасы на самогонку, врагами народа, предавать Революционному суду и подвергать впредь заключению в тюрьме не ниже 10 лет, конфискации всего имущества и изгнанию навсегда из своей общины, а самогонщиков сверх того к принудительным работам» — считал необходимым в то время Ленин{439}.

Юридически эти требования были закреплены в декретах в мае 1918 г. («О предоставлении Наркомпроду чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими») и в декабре 1919 г. («О воспрещении на территории РСФСР изготовления и продажи спирта, крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих веществ»){440}.

Второй декрет гласил:

«1) Воспрещается повсеместно в Российской Социалистической Федеративной Советской Республике изготовление без разрешения спирта, крепких напитков и не относящихся К напиткам спиртосодержащих веществ, из каких бы припасов или материалов, какими бы способами, какой бы крепости и в каком бы количестве спиртовые напитки и вещества ни были приготовлены.

2) Воспрещается продажа для питьевого потребления спирта, крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих веществ. Напитки признаются крепкими, если содержание в них винного спирта превышает полтора процента (градуса) по Траллесу. Для виноградных вин крепость допускается не свыше двенадцати градусов…

8) За выкурку спирта в недозволенных законом местах из каких бы то ни было припасов, каким бы то ни было способом, в каком бы то ни было количестве и какой бы то ни было крепости виновные подвергаются: а) конфискации спирта, припасов, материалов, аппаратов и приспособлений для выкурки; б) конфискации всего имущества и в) лишению свободы, соединенному с принудительными работами на срок не ниже 5 лет. Тем же наказаниям подвергаются виновные в соучастии в тайном винокурении и в пособничестве ему, а также виновные в продаже, передаче, приобретении, хранении, проносе и провозе незаконно выкуренного спирта».

Эти декреты в целом не означали введения «сухого закона», т. е. не запрещали вообще употреблять спиртные напитки или изготавливать натуральные виноградные вина, а имели главной целью воспрепятствовать переводу зерна на самогон. Тем не менее, они карали не только за самогоноварение (от 5 до 10 лет лишения свободы с конфискацией имущества). Преследовалось также распитие незаконно изготовленных крепких спиртных напитков и появление в пьяном виде в общественных местах (лишение свободы с привлечением к принудительным работам на срок не менее 1 года).

26 августа 1920 г. новое Постановление Совнаркома объявило все имевшиеся на территории РСФСР запасы вина, коньяка и водки «национальной государственной собственностью»{441}. Однако в условиях войны и многократной смены власти на местах эти распоряжения едва ли могли буквально исполняться. Реальная, а не «декретная» история эпохи не дает доказательств существования в те годы сколько-нибудь эффективного сухого порядка. «Совслужащий» обыватель-москвич отмечал в своем дневнике, что и в условиях «диктатуры трезвости» бутылка спирта или самогона была вполне доступным рыночным продуктом для тех, кто мог заплатить за нее от 50 до 250 миллионов руб. — именно так менялись цены с декабря 1917 г. по июнь 1922 г.{442}

Глубочайшие социальные потрясения и остервенение гражданской войны способствовали деморализации по обе стороны линии фронта. Сам Ленин вынужден был признать, что «отряды красноармейцев уходят из центра с самыми лучшими стремлениями, но иногда, прибыв на места, они поддаются соблазну грабежа и пьянства»; так же порой не выдерживали искушения и состоявшие из рабочих продовольственные отряды, которые вместе с частями Красной Армии изымали хлеб у крестьян{443}.

Не только в боях «прославилась» Первая конная армия, о безобразиях которой в захваченном Ростове-на-Дону вынужден был доложить в Москву представитель ВЧК Я. Х. Петерс: «Армия Буденного разлагается с каждым днем: установлены грабежи, пьянство, пребывание в штабе подозрительных женщин и расхищение трофеев». Характерно, что руководство Первой конной не видело в этом ничего чрезвычайного, и К. Е. Ворошилов оправдывал перед главкомом разгул своих подчиненных тем обстоятельством, что русскому человеку после тяжелых трудов свойственно немного «расслабиться»{444}.

Председатель Совнаркома требовал беспощадного применения смертной казни за спаивание красноармейцев; эти угрозы не оставались пустым звуком, о чем сообщали грубоватые агитки Демьяна Бедного:

«Аль ты не видел приказов на стене

О пьяницах и о вине?

Вино выливать велено,

А пьяных — сколько ни будет увидено,

Столько и будет расстреляно».

Параллельно с применением репрессий большевистское руководство пыталось вводить и новые традиции: во время праздников «смычки» Красной армии с крестьянством попойки заменялись (неизвестно, насколько успешно) культурным времяпровождением: коллективной читкой газет, лекциями «начиная с вопроса о сифилисе и кончая вопросами перспектив мировой революции», пением революционных песен{445}.

В борьбе с пьянством местные военные и гражданские власти применяли уже более суровые наказания, чем это было предусмотрено перечисленными выше декретами; нижегородская губчека, например, предупреждала: уличенные в продаже и выделке спиртных напитков будут расстреляны! В Тульской губернии же за аналогичные нарушения суды давали 20 лет тюрьмы или даже пожизненное заключение{446}. Не менее суровой была в те годы и партийная ответственность. Московский комитет РКП(б) регулярно проводил суды чести над замеченными во хмелю коммунистами и исключал их из партийных рядов, поскольку «подобные поступки подрывают авторитет партии…ссылка же на партийное прошлое в данном случае является отягчающим вину обстоятельством»{447}.

Правда, принятая в 1919 г. новая программа РКП(б), рассматривала пьянство наряду с другими социальными болезнями. Но сколько-нибудь серьезное развитие этой идеи на практике было совершенно нереальным. Конфиденциальные сводки ВЧК о положении дел в стране рисовали картины повсеместного злоупотребления горячительным со стороны самой советской администрации — как, например в Полтавской губернии: «Некоторые ответственные работники